Ян Ларри - Записки школьницы
Как бригадир, я пошла к Пафнутию, сказала, что мы построим гараж своими силами.
Но Пафнутий такой хитрый, что трудно представить даже. Он сказал, что идея прекрасная и, что, пожалуй, это будет самый лучший гараж в Ленинграде, если он будет строиться под моим руководством.
— Не знаю только, — покашлял он, — как мне поступить с одним прорабом? Дело в том, что я уже договорился с ним. А впрочем, он вряд ли будет мешать вам. Я, пожалуй, устрою это дело.
И устроил.
Мы таскали кирпичи, а прораб и ещё двое рабочих говорили, куда их складывать, но строили они всё сами.
Правда, нам тоже разрешили положить по двадцать кирпичей. И всё-таки это уже нечестно. Я уверена, что мы и сами сумели бы сделать не хуже. В крайнем случае нам помог бы мой папа.
22 ноября
Паршивое настроение! Хочется сунуть голову в форточку и выть, и выть по-собачьи.
Ну можно ли уважать всех взрослых подряд? И только за то, что они взрослые?
Нет, нет и тысячи раз нет! Никогда не соглашусь с этим. Никогда!
Как я буду уважать мать Марго после того дня? А этот день мне уже теперь не вычеркнуть из памяти. Ах, лучше бы уж не было того разговора. А он-то ведь был, был!
Как произошло всё это?
Мы возвращались из школы. По дороге Марго стало так плохо, что мне пришлось зайти с ней в парадный подъезд одного дома, и мы просидели в подъезде почти два часа. А ещё через час я уже была у Софьи Михайловны. Я рассказала ей, что Марго становится всё хуже и хуже, и спросила, неужели нельзя заставить мать лечить больную Марго.
Софья Михайловна сказала:
— У неё незарощение Баталова протока… Очень опасная болезнь сердца. Очень! Без операции Маше не обойтись. Только операция и может спасти её. С такой болезнью люди умирают в юношеском возрасте… Но что же делать, если мать слышать ничего не хочет об этой операции?
Ну, если Софья Михайловна ничего не может сделать, так мы-то что-нибудь непременно сделаем. И у меня тут же, сразу, появился замечательный план.
Я попросила Пыжика пригласить к себе на воскресенье Марго, а сама вместе с Валей и Ниной пошла к её матери.
Когда мы пришли, она засуетилась, забегала, заохала:
— Ах, ах, Маша моя только-только вышла. Да вы садитесь! Вы присаживайтесь. Чай будем пить. Варенье у меня, спаси Христос, какое… Отличное у меня варенье…
Я сказала:
— Это хорошо, что Маши нет дома. Ей совсем не нужно знать о нашем разговоре… Вам говорила Софья Михайловна, какая опасная болезнь у Марго?
— Ох, говорила, — запричитала она плаксиво. — И за что только господь карает? Кажется, с колен не встаю, молюсь и дни, и ночи. А вот, поди же, не доходят молитвы до бога. Не доходят! Прогневила чем-то создателя.
— Марго нужна операция! — сказала Нина, рассматривая мать Марго злыми глазами.
Она замахала испуганно руками:
— Спаси, Христос! Спаси, Христос! Чтобы я, мать, да согласилась дочь под нож положить? Да упаси бог! Какая ж мать согласится на такое? На опыты? Шутка сказать, им надо опыты делать, а ты отдай единоутробное дитё. Мыслимо ли? — Она покачала головой, поджала губы. — Не бывать тому! И говорить не стану! Нет моего согласия!
Мы начали объяснять, как опасна болезнь Марго, но её мать только покачивала головой, вздыхала, плакала, но на операцию не давала согласия. Когда же я сказала, что Марго может умереть, она бросилась на колени перед своими иконами и запричитала:
— Господи Иисусе, мать святая богородица-троеручица, спаси болящую отроковицу, сподоби, господи, избавиться рабе твоей от злого недуга…
Так она причитала, заливаясь слезами, чуть не полчаса, а потом поднялась и спокойно сказала:
— Все в руках божьих. Без его воли волос не падает с головы. В монастырь повезу. Молебен закажу. Исповедую её там, к святому причастию приведу… Не оставит господь вдовьи молитвы и слёзы без милости.
Так мы ничего и не добились. С чем пришли, с тем и ушли. Вот какая глупая и тёмная женщина. И после этого я должна относиться с уважением ко всем взрослым?
Какая чепуха!
На другой день мы всем классом ходили к Пафнутию. Он согласился с нами, но ничего сделать не мог.
Не знаю, нужно ли теперь перевоспитывать Марго.
Ведь если она умрёт, так не всё ли равно, какая она будет мёртвая: верующая или неверующая. Главное сейчас — устроить операцию. Вот что главное. Но как это сделать?
Во время работы в мастерской, когда остановился мой «Верный» (так называется фрезерный станок, на котором мы работаем с Вовкой Волнухиным), мы вызвали Тараса Бульбу, чтобы он исправил «Верного», а пока дедушка налаживал станок, я поделилась с Вовкой своим горем.
— Не знаю, — сказала я, — как всё-таки спасти Марго? Может, письмо послать правительству? Разве правительству трудно отменить закон, который разрешает родителям запрещать операции?
Рядом с нами в этот день работала на токарном станке «ДИПе» Лийка Бегичева. То есть, она и не думала даже работать, а стояла и слушала мой разговор с Вовкой.
— Надо уговорить мать Марго! — изрекла, наконец, Лийка. — Если объяснить ей хорошенько, — она непременно согласится. Не может она не согласиться. Она просто не поняла ничего.
Лийку поддержал Тарас Бульба.
— Точно! — загудел он. — Это уж как полагается. Объяснишь правильно — тебя и поймут правильно.
— Я бы обязательно уговорила! — похвасталась Лийка. — Просто вы неправильно уговаривали.
— Попробуй, уговори! На словах каждому кажется всё лёгким.
— А что, — сказал Тарас Бульба, — не попытаться ли мне самому сходить с вами, а? Попробовать разве? К старикам у нас везде почёт и уваженье. Меня она должна бы послушать.
— Можно, и я схожу? — напросилась Лийка.
В Индии есть поговорка: «Утопающий и за змею хватается». Почему бы не попробовать Лийке свои таланты? В крайнем случае, если ничего у неё не выйдет, Марго ничего не потеряет. Ну, а может быть, вместе с Тарасом Бульбой у них и получится что-нибудь.
— Ладно! — сказала я. — Завтра сходим ещё раз! Все вместе! Вовка, пойдёшь с нами?
— Угу!
Между прочим, я за последнее время работаю с Вовкой «на пару». Он теперь мой напарник, а я его напарница. Недавно я и Вовка сделали для учительской новый внутренний замок. Правда, слесарную отделку замка делал Тарас Бульба, но в общем-то самые главные части замка мы сделали с Вовкой сами.
Когда замок вставили в дверь, я и Вовка несколько раз заходили посмотреть, как он действует, и каждый раз Пафнутий встречал нас, улыбаясь и подмигивая:
— Держится! Держится! Гениальный замок! Если бы не знал, что сработан вами, — сам не поверил бы. Не хуже, чем в магазине купишь.
Теперь и все учителя смотрят с уважением на меня и на Вовку.
А как хорошо всё-таки, когда тебя уважают взрослые.
22 ноября
Говорят, полезная ложь иногда бывает лучше бесполезной правды. Но не всегда. Я убедилась в этом, просидев весь вечер у матери Марго вместе с Тарасом Бульбой, Вовкой и Лийкой. Мы пришли уговорить её согласиться на операцию, но так как она не верит в науку, Тарас Бульба стал рассказывать о том, как сделали ему такую же операцию, а потом Лийка говорила о своих подругах, тоже выдержавших операцию сердца. Мы с Вовкой поддакивали и уверяли мать Марго, что это знают все ребята нашей школы.
Мать Марго слушала нас, соглашалась с нами, кивала головой и приговаривала:
— Это правильно! Наука теперь серьёзная! Для науки сейчас ничего невозможного нет… У нас тут одной половину желудка оттяпали, а ничего! Живёт! Прыгает!
— Значит, согласны положить Марго на операцию?
— Так тут же сердце! — захныкала она. — Как можно согласиться?
Тарас Бульба, не вытерпев, вскочил и закричал:
— Извиняюсь, но вы же тёмная бутылка, а не женщина!
Мы думали, она обидится, рассердится. Ведь очень уж грубо обошёлся он с ней, но она ничуточки не обиделась.
— Так, так, — заулыбалась она приветливо, — темнота, что слепота! Идёшь по жизни с вытянутыми руками и щупаешь, где что, не поскользнуться чтобы, не упасть. Это верно вы заметили. Тёмные мы. Так и живём на ощупь. Но вы не серчайте. Я ведь не по темноте, а по любви к Машеньке не могу дать согласия. За беседу вам спасибо, а за всё остальное не обессудьте! Будет время — заходите! Люди вы хорошие, с вами беседовать очень полезно таким, как я.
Тарас Бульба даже зубами заскрипел:
— Зайду! Непременно зайду! Но если с Машенькой случится что… тогда уж… — И вдруг, сорвавшись с места, выбежал вон.
23 ноября
Странно как-то получается: хочешь человеку помочь, а он же злится на тебя! Ну, почему?
Хотела вернуть Вовку из детдома к отцу, но ничего хорошего не получилось.
Сегодня завела с ним разговор про его отца, спросила, есть ли у него семья, а он покосился на меня и заорал:
