Юрий Сальников - Шестиклассники
Елена Максимовна показала рукой вокруг себя, когда свернули за угол и остановились на перекрёстке двух улиц, полных грохота и движения.
— Дай-ка мне сюда шкатулку, — Елена Максимовна напрягала голос, чтобы ребята могли её услышать. — Смотрите! — Она вынула фотографию и протянула её стоящим поблизости. — Смотрите, что было здесь сорок лет назад.
Над фотографией сразу склонилось несколько голов.
На месте пятиэтажного кирпичного корпуса стоял деревянный домишко с кривыми воротами. Было бы трудно узнать, что это снято именно здесь, если б не два двухэтажных дома, запечатлённых на фотографии, которые сохранились до сих пор, полусгнившие и почерневшие.
Елена Максимовна рассказывала:
— Так выглядел этот перекрёсток до Октябрьской революции, когда мне было лет столько же, сколько вам сейчас. Эта улица тогда называлась Кабинетной. Вот на этом месте в день Первого мая произошло столкновение рабочих железнодорожных мастерских с казаками. Рабочие шли с песнями и знамёнами. На знамёнах было написано: «Долой царя!» А казаки налетели с саблями из того переулка. Я стояла здесь, на углу. Люди что-то кричали, падали. Ко мне подбежал незнакомый человек весь в крови, сунул маленький свёрток и только успел крикнуть: «Спрячь!» Его схватили и увели. В свёртке оказались революционные листовки. Потом я каждый день приходила сюда и ждала, но человека не было. Я встретила его только через много лет, уже во время революции — он стал руководителем партийной организации в нашем городе. Звали его Фёдор Павлович, товарищ Серебренников. Вот он на фотографии.
Лёня опять протиснулся и заглянул через чьё-то плечо. На него смотрело мужественное лицо человека, который чуть не полвека назад бесстрашно вёл за собой демонстрантов по этой улице! Недаром, значит, и улица носит его имя — Серебренниковская!
С тех пор всё вокруг неузнаваемо изменилось, и сотни раз здесь проносился Лёня с ребятами, не видя ничего примечательного, а сейчас будто заново открывал для себя эти места…
— Те листовки, — продолжала Елена Максимовна, — сыграли в моей жизни огромную роль. Я поняла, что в нашем городе есть подпольная группа большевиков, и связалась с ней. Мне поручали распространять прокламации. Сейчас мы пойдём на улицу, где находилась наша подпольная типография.
И Елена Максимовна двинулась вперёд.
Так начался этот замечательный сбор — в сырую, ветреную погоду, по улицам и переулкам, давно известным и всё-таки почти незнакомым! Показывая маленький беленький домик на Нарымской улице, в зелёную краску покрашенный музей Кирова, бревенчатый дом Шамшиных на улице Логовской, Елена Максимовна рассказывала о том, как в подвале печатали прокламации, как в тальниковых зарослях на одном из ближайших к городу островов Оби встречался с молодёжью Сергей Миронович Киров, как боролась за новую, светлую жизнь большая рабочая семья Шамшиных.
Оживали один за другим эпизоды гражданской войны, когда чёрная саранча интервентов и колчаковцев налетела на Сибирь, пытаясь уничтожить советскую власть. Но не сдавались сибиряки, рабочие и крестьяне самоотверженно отстаивали свои права.
Ребята слушали Елену Максимовну, не пропуская ни одного слова. И ходили по городу долго, сделав основательный крюк, — от своего перекрёстка до улицы Ленина и по ней до вокзала, на трамвае — до улицы Шамшиных, потом до центра, до сквера за ТЮЗом, где стоит памятник в виде мускулистой руки, прорвавшей толщу земли и взметнувшей к небу горящий факел. Под ним лежат в братской могиле жертвы революции — сто четыре замученных колчаковцами человека.
Не просто дома, не просто улицы, скверы или памятники видели перед собой ребята. Нет! Повсюду, словно живые, вставали из рассказов Елены Максимовны прошедшие по этой земле герои.
Храбрая Дуся Ковальчук… Трёх большевиков вывела она из дома, окружённого колчаковцами!
Товарищ Романов… Первый председатель городского Совета.
Анастасия Фёдоровна Шамшина… С первых дней колчаковского переворота она, шестидесятилетняя женщина, растеряла всех родных, но осталась хозяйкой большевистской квартиры связи. Матерью большевистского подполья называли её революционеры. И когда в сентябре тысяча девятьсот девятнадцатого года её схватили белогвардейцы, она выдержала пытки и не выдала места, где хранилось оружие, где были спрятаны партийные документы, не назвала врагам ни одной фамилии, хотя у неё на глазах мучили старшего сына… Её расстреляли.
Под осенним небом было сейчас холодно и неуютно. Мокрый ветер хлестал в лицо, и озябший город, лишённый солнца, казался неприглядно серым. Но всё равно необычайно близким и бесконечно дорогим было всё вокруг — ведь за эту жизнь боролись и умирали хорошие люди!
За города, построенные в тайге! За гидростанции, дающие ток! За реактивные самолёты и спутники над Землёй! И за них, за сегодняшних пионеров, что стоят на главной площади города и сравнивают по старой открытке, как всё изменилось.
На открытке — вид площади лет двадцать назад: домишки-карлики, непролазная грязь, лошади, запряжённые в телеги, заборы, пристроечки — базар не базар… В помине нет ещё здания Оперного театра.
— Всё это выросло на моих глазах, — говорит опять Елена Максимовна, но не только она — каждый из ребят может про что-нибудь в городе сказать так, потому что неудержимо растёт и непрестанно, день ото дня хорошеет их город.
— Вот как у нас! — не удержался Лёня, похвастался перед Стасом. — Не то что на вашей Кубани!
Елена Максимовна с улыбкой возразила:
— Хорошее есть везде. Живущим на Кубани найдется тоже чем гордиться у себя. Надо лишь знать героев, которые когда-то завоёвывали эту жизнь.
Лёня взглянул на Елену Максимовну и вдруг подумал, что она сама настоящая героиня! Да, да, она живет рядом с ним и спорит порой из-за какого-то расхлябанного замка, но всё-таки, она тоже как героиня: боролась за советскую власть, знала живым товарища Серебренникова, входила запросто в дом к Анастасии Фёдоровне Шамшиной!
И это именно ей прислали вчера пригласительный билет в президиум на городское собрание, посвящённое сорокалетию Октября. А в газете напечатали её статью, поставив рядом с фамилией гордые слова: «Член КПСС с 1915 года».
Значит, все её помнят, ценят и уважают, только Лёня Галкин, её сосед по квартире, проглядел, что бок о бок с ним живет такой человек.
А наверное, все они, герои, простые и неприметные люди, скромно делают своё дело, только Лёня не замечает их! Может быть, и этот усатый железнодорожник, идущий с крошечной девочкой на руках, тоже герой?
И там, в вышине, на строящемся доме, на подъёмном кране работает герой-машинист?
А над городом, может быть, пролетает лётчик, который храбро защищал от фашистов нашу страну, как прославленный сибиряк Александр Покрышкин, чей бронзовый бюст установлен тут же, на площади?
А разве не герои строители, перекрывшие плотиной широкую Обь? А зимовщики в Антарктиде? А целинники в бескрайной степи? А рабочие на заводе, где сделали искусственный спутник Земли?
Вот бы и Стас пригляделся бы лучше к своим соседям: дом-то у них заселён работниками исследовательского института-завода, на котором проектируют разные подземные машины для шахтёров. Но Стас начитался приключений про сыщика и начал придумывать никому не нужные тайны.
Лёня, подтолкнув Стаса, с гордостью подмигнул в сторону Елены Максимовны: дескать, видишь, какая у меня соседка!
Только Стас вдруг почему-то заявил:
— А у папы в цехе один инженер предложение внёс — по Кузбассу почти миллион экономии…
— Это что! — возразил Эдик Зайцев, закрывая свой аппарат после очередного снимка-кадра «Ребята, проходящие мимо бюста Покрышкина». — Вот на маминой фабрике…
Ему, должно быть, опять не терпелось поспорить со Стасом.
Лёня оглянулся назад. Они покидали просторную, пронизанную осенним ветром и блестевшую мокрым асфальтом городскую площадь.
Опоясывая её живой тёмной лентой, двигались пешеходы. Одна за другой скользили по асфальтовому простору изящные «Победы» и «Волги».
А над серебристо-чешуйчатым куполом Оперного театра свободно реял пронесённый через жестокие сражения и трудовые будни красный, советский наш флаг!
Глава 39. А он недостоин!
Шумные, оживлённые, проводив Елену Максимовну, ребята явились в школу.
Предпраздничное настроение чувствовалось во всём. В классах, в пионерской комнате, в зале, на сцене готовились к вечерам, сборам и к демонстрации. Завхоз со старшеклассниками украшали школу лозунгами.
Стас показал на один из них:
— Я писал!
В слесарной мастерской Ляля Комарова со своим звеном и несколько человек из звена Димы Шереметьева под руководством Володи заканчивали строительство машины времени.
