Хорст Бастиан - Тайный Союз мстителей
Вся крыша хлева уже полыхала огнем — вот-вот рухнет! Рига тоже горела. Несколько свиней еще оставались в свинарнике, и ребята тут же бросились в чад и дым. Теперь уже и взрослые тушили пожар. Первое подкрепление прибыло.
Родика все еще ждала в кормовой. Приговор так и не был вынесен.
Первым избавился от жалости Длинный. Его чувство справедливости было неподкупно.
— Надо нам сделать ее козлом откушения.
Все засмеялись.
— Отпущения, а не «откушения». А потом, какой она козел, скорей уж коза, — поправил его Друга.
— Подумаешь, важность какая! — отмахнулся Длинный. — Вы же поняли, что я хотел сказать. — Теперь он со строгой судейской миной добавил: — Вот мое мнение: давайте ее просто выгоним! В конце концов она девчонка, а все девчонки — пустой номер.
— Сам ты пустой номер. — Ганс постучал пальцем по виску. — А по-моему, ерунда это. Все мы тут делаем вид, будто Родика совершила какое-то страшное преступление. А кого она предала? Что она сделала плохого? Ошибку она сделала, что пошла в лес с синими, большую ошибку. Вынесем ей выговор. Тридцать пощечин или что-нибудь в этом роде — и все забыто. — Его плутовское лицо с разноцветными глазами сейчас никак нельзя было назвать веселым.
— Тридцать пощечин! Ты с ума сошел! Может, ты еще предложишь ее кнутом высечь? — Руди так обозлился, что даже постучал себе кулаком по лбу. Должно быть, не лишенный понятия рыцарской чести, запрещавшей ему безучастно смотреть, как мальчишка бьет девчонку, он тут же заявил: — Кто Родику тронет, тому я морду набью. Я шуток не понимаю.
И сразу же «Цитадель» закипела, словно ведьмовский котел. Ребята орали, отпихивали друг друга, пытались перекричать один другого. Кто и что говорил, вообще нельзя было понять. Выделялся только пискливый голос Калле. Прыгая то на одной, то на другой ноге, он верещал:
— Выстегать заразу! Выстегать!
О ком он говорил: о Родике или о Руди, невозможно было разобрать. Во всяком случае, Руди принял это на свой счет и тут же заехал Калле кулаком в физиономию. Тот даже подлетел кверху и очнулся только на полу.
Это было уже слишком! Наклонив голову набок и рыча, словно дикий зверь, Сынок, которого не так-то легко было вывести из себя, ринулся на обидчика. Остальные ребята сразу же нашли себе жертву.
— Рыло! — раздался повелительный голос Альберта.
Драка немедленно прекратилась. Все смотрели на дверь.
Альберт, красный от гнева, весь дрожа, стоял у входа с готовыми к бою кулаками. Взгляд его перебегал с одного лица на другое, словно он выбирал. Наконец он подошел к Руди и остановился перед ним.
— Кому ты набьешь морду, если он тронет Родику? — еле сдерживаясь, скорей прохрипел, чем проговорил, Альберт.
— Кому бы то ни было! — ответил Руди, полный решимости.
Альберт ударил бунтовщика, держа его при этом за ворот.
— Кому ты набьешь морду, повтори!
Руди оглянулся, ища поддержки. Альберт тоже всматривался в лица ребят. Но все стояли, понурив голову. К чему бунтовать? Чтобы сколотить новую шайку, которая так же быстро развалится? Другого выхода ведь не было. Вернее, они не видели его. Да кроме того, Альберт с них со всех шкуру спустит. Это они хорошо знали. Его бесшабашная отвага всегда производила на них должное впечатление.
Руди молчал, глядя прямо перед собой. Его крупный рот походил сейчас на синеватый рубец, так крепко сжал он губы.
— Чего тебе надо в нашем Союзе? — с презрением спросил Альберт. — Ты хоть раз подумал об этом? Нет, не думал. То-то и оно! — Он с презрением отвернулся.
Мало-помалу ребята расселись по своим местам, правда, лица у них были при этом мрачные.
Гроза разбушевалась с новой силой. Снаружи грохотал гром, лил дождь, сверкала молния, а здесь — призрачный свет зеленой лампочки, бледные лица ребят…
— А мы правда как идиоты! — с грустью заметил наконец Друга. — Не договорились — и сразу драться. Да, да, идиоты! И нечего вам губы кривить. Синие только обрадуются, узнав, что мы ссоримся. Если мы хотим чего-нибудь добиться, мы должны быть едины. Или вам всякие игры голову заморочили? Или вы забыли, как нас кулаки со жнивья гнали, когда мы по колоску хлеб собирали? Запахать каждое зернышко готовы были, только бы нам, беднякам, ничего не досталось. Или вот на Калле поглядите. Только потому, что отец его итальянец, иностранным рабочим был, они до сих пор издеваются над ним. — Друга тут же передразнил крикунов: — «Апельсин! Апельсин!» Синие туда же. Увидят Калле и обязательно отлупят. Или вот Руди. Ты тут раскричался. А зачем ты, собственно, пришел к нам, если тебе у нас не нравится? Ты же мог пойти к кулацким сынкам. А почему не пошел? Я тебе скажу: потому что они тебя и не приняли бы. Ты для них батрак, понял? Им родители запретили с тобой играть. Каждому, кто тут сидит со мной и с шефом, я прямо скажу, почему вы в Союзе мстителей. Когда вы меня принимали, я ведь думал, вы все тут преступники. Я пришел к вам только потому, что не было у меня никого. Но потом я понял — никакие вы не преступники. Вы же только защищаетесь, а когда вы все вместе, с друзьями, вам и жизнь кажется легче. Наш Союз превыше всего. Вы еще тогда мне говорили: кто его предаст, того искалечите, и пусть это будет даже ваш лучший друг. Это правильно, иначе мы и защитить себя не сможем. Верно, конечно, Родика — девчонка. Но она предала нас, а за предательство надо наказывать.
По долгому молчанию Друга понял, что слова его дошли до ребят. Горячность, безрассудство — все это теперь отступило, и ребята всерьез задумались. Альберт немного успокоился, пока говорил его заместитель, и теперь сидел на своем ящике, выпрямившись и выпятив грудь, с благодарностью поглядывая на Другу.
Из кладовой послышалось что-то похожее на всхлипывание. Все насторожились. Но звуки утихли. Мстители смотрели на Руди, желая услышать его объяснения. Ведь это он тут все затеял.
— Ну так вот, — начал Руди, — может быть, я и правда что-нибудь не то сделал. Но я же хотел… — Он запнулся, словно решив еще раз подумать, но тут же торопливо продолжал — Может, синие не такие и плохие. Дайте мне сказать. Линднер же говорит, что они за справедливость. Мы тоже за справедливость. И к нам он, по крайней мере до сих пор, ничуть не хуже относился, чем к остальным. Даже лучше. Потом: он же велел арестовать наших злейших врагов — Бетхера, Грабо. А если Линднер за справедливость, я, к примеру, не понимаю, какое же тогда Родика преступление совершила? Да, я так думаю. И если кто-нибудь из вас это лучше понимает, пусть объяснит.
Все молчали.
— Это верно, что Линднер часто говорит о справедливости, — начал наконец Друга. — А я вот все равно не верю — нечестный он. Мы ему поперек дороги стали. Мы настоящие борцы и ничего не боимся. Может, он думает: я, мол, место свое из-за них потеряю, если они синие галстуки не наденут. А чтобы мы на его удочку попались, он и треплется насчет справедливости или еще что-нибудь выкидывает, вроде как тогда с моим стихотворением. И ничего сказать-то нельзя. Но, в конце концов, мы не такая уж мелкая рыбешка, чтобы на любую приманку идти. Какая ж это справедливость? Кто из вас живет сейчас, как кулаки живут? Они сдают излишки, и у них все есть. И кроме того, они еще спекуляцией занимаются. А этому Линднеру государство хорошие денежки платит за то, чтобы мы не рыпались и помалкивали. Но я вот не верю вранью. А вы верите?
— Как Друга сказал, так оно и есть! — выпалил Альберт. — Линднеру только и надо, чтобы мы синие галстуки надели и чтобы все над нами командовали. А теперь мы и приговор можем вынести. Мы теперь все знаем, что к чему.
Никому не хотелось выступать первому. Все боялись что-нибудь не так сказать. Но вот Длинный решился. И правда, чего бояться, ну покричат — и все.
— Я как говорил, так и теперь скажу — выгнать ее! Пусть катится к синим и хороводы всякие водит с мелюзгой. — Что все девчонки пустой номер, он на этот раз не посмел повторить.
Предложение Длинного понравилось.
— Ясно! — пропищал Манфред, весь вечер дрожавший от холода как осиновый лист.
— А правда, неплохо, — согласился с ним Сынок. — Но, может, она только этого и ждет? Мне кажется, усилить бы надо наказание.
— Что предлагаешь? — спросил Альберт.
— Не знаю. Я ничего придумать не могу.
— Ты что, Сынок, считаешь, мы ее, прежде чем выгнать, еще отлупить должны? — спросил Руди неуверенно.
— А он опять струсил! — тут же вставил Калле, должно быть уже забывший, какие кулаки у Руди.
— Не тявкай, а то опять получишь!.. — огрызнулся Руди.
— Тихо! — приказал Друга, сердито взглянув на обоих драчунов, всегда готовых вцепиться друг в друга.
— Незачем ее лупить, — заметил теперь Сынок. — Не успеем ее отлупить, а она уж и забудет об этом. Придумать надо что-нибудь другое.
— Вот вы и ворочайте мозгами! — проворчал Альберт.
Заикаясь и глотая слова, неожиданно заговорил Вальтер:
