Юрий Дьяконов - Приказ самому себе
— Не пойду я в эту школу! — выкрикивала Сильва. — Они мне завидуют… Переведи в другую… Я лучше в Дон брошусь!..
— Что ты, Сильвочка! Как можно говорить такое?! — ужаснулась мама. — Они еще сами извиняться будут.
— Не нужны мне извинения!.. Я их ненавижу! Ненавижу!
— Ну хорошо, хорошо, доченька. Переведу, — успокаивала мама. Папа пришел с завода, когда Сильва уже спала. А когда проснулась — он уже опять уехал на работу.
— К вам можно? — приоткрыв дверь директорского кабинета спросил высокий смуглолицый человек лет сорока пяти с красивой уже начинающей седеть шевелюрой.
— Товарищ Орлов! — воскликнула Алевтина Васильевна. — Пожалуйста.
— Так что тут случилось с моей дочерью? — спросил Орлов, опускаясь в кресло. — Из объяснений жены я не все понял.
— Случай неприятный, Иннокентий Фомич. Вернее, это затянувшаяся болезнь, которая вот так вдруг вышла наружу… — Алевтина Васильевна коротко сообщила об истории с журналом, фальшивыми двойками и анонимными письмами. — Я советую: поговорите еще с Лидией Николаевной. Она знает Сильву лучше меня…
Лидию Николаевну он застал в классе не одну. Вокруг стола сидели пионеры — совет отряда решал свои неотложные дела.
— Здравствуйте, Иннокентий Фомич! — первой вскочила Зойка и объяснила остальным — Это папа Сильвы…
После непродолжительного разговора в коридоре Лидия Николаевна вдруг взглянула на него в упор и спросила: — Товарищ Орлов, вы смелый человек?
— Ну… — смутился он, — был на фронте… награды имею.
— Я немножко не о том, — улыбнулась учительница. — В общем, зачем нам, коммунистам, в прятки играть. Я предлагаю: поговорите с ними, — она кивнула на двери класса. — Это такие ребята!.. Я могу рассказать о вашей дочери как об ученице. А они знают ее как человека. Во всех проявлениях. Большинство учится с ней с первого класса. Ну? Решайтесь!..
Узнав, что от них требуется, члены совета отряда зашумели:
— А чего рассказывать?.. Папа ее лучше нас знает… А может, не лучше! Папа на работе, а она с нами… Можно… Расскажем.
— Как же я? — смутилась Саша. — Папа Сильвы может подумать…
— Очень просто, — пришел на выручку Зиновий, — мы тебя лишим слова. И я могу не говорить, раз она мне двойки ставила.
— Тогда совет буду вести я, — встал Женя. — И базар не поднимать. А чтобы товарищ Орлов не подумал, что мы наговариваем, пусть Саша сбегает за письмами.
— Так долго же! Пока туда да обратно, — сказала Зойка.
— Можно мне? — спросил Орлов. — У выхода моя машина стоит. Вы, Саша, скажите шоферу пусть он вас свозит, а потом — в гараж;
— Повезло Саше, — вздохнула Зойка. — На машине покатается.
Разговор сначала не клеился. Но потом разговорились. А вскоре вернулась Саша. Орлов читал письма и морщился. Точно. Это писала Сильва на его портативной «Эрике». Ее шрифт. «Но как же она могла писать такое?!» — недоумевал отец…
Через час Орлов снова зашел в кабинет директора.
— Ну вот, — вздохнул он. — Поговорили. Ребята Сильве такую «рентгеноскопию» сделали, что диву даешься… Куда только жена смотрела?.. Видно, за дочь надо самому браться.
— Да, Иннокентий Фомич, лучше самому, — мягко сказала директор. — И, пожалуйста, поменьше балуйте ее.
— Нет уж. Теперь все! Строгий режим. Порядок. И отчетность, — Орлов помолчал и, чуть улыбнувшись, спросил: — Алевтина Васильевна, скажите по секрету, как у вас такие «рентгенологи» получаются. Просто зависть берет.
— Растим, Иннокентий Фомич. И ваша Сильва должна быть с ними. Такой же… Если, конечно, упираться не будет, как прежде…
— Иннокентий, ты был в школе? — открыв дверь, спросила жена. — Надеюсь, ты поставил на место эту директоршу? Вообразила себя…
— Был, — ответил Орлов. — Сильва дома?
— Конечно… Да, ты знаешь. Твой шофер Валя стал ужасным грубияном. Час назад звоню в гараж, чтобы отвезти Сильвочку в спецполиклинику, так он отвечает: «Рабочий день кончился. Меня тоже ждут дети». Возмутительно!
— Так вот, Эльвира, — сдерживая себя, сказал он. — В гараж больше не звони. Никогда! Запомни: машина для служебных надобностей. А ты пока что не директор завода, а домохозяйка. Будет нужно — вызови такси.
— Как же это?.. Что с тобой, Иннокентий?!
— А вот так: ни-ко-гда! Позови Сильву и приди сама, — он круто повернулся и прошел в кабинет.
— Ты звал, папа? — Сильва вошла в костюме, плотно обтянувшем ее фигуру, села, свободно откинувшись на подушки дивана.
— «Какая она взрослая, — подумал отец. — Уже девушка! Но почему?.. Ах, да! Ведь она на год старше одноклассниц. Но тогда тем более. И спрашивать с нее нужно строже».
— Почему ты сегодня не была в школе?
— Ах, Иннокентий. Но вчера же в классе было это ужасное судилище. Сильвочка так взволнована, — ответила за нее мама. — И потом, какая разница. Ей нельзя оставаться в этой школе.
— Я тебя спрашиваю! Почему ты не была в школе? — повторим он, будто и не слышал слов жены. — Ты больна?
— Нет, — озадаченная строгим тоном отца, заерзав на диване, ставшем вдруг неуютным, ответила Сильва. — Но мама же говорила… Я не могу больше их видеть!
— А вот они могут! Беспокоятся!. Думают — ты заболела.
— Крокодиловы слезы! — возмущенно сказала она.
— Вот как?! Ты считаешь, что они виноваты перед тобой?
— Ну не я же…
— Хорошо! — Папино лицо стало строже, между бровями пролегла глубокая складка. — Предположим на минутку, что это так. А теперь, дочь моя, ответь не им, а мне. Только честно и без полутонов, Только «да» или «нет». Так вот. Спрашиваю: ты писала эти паршивые записки Саше Магакян еще в пятом классе?
— Но почему ты думаешь…
— Я не думаю. Я знаю. Написаны они на листках из моего блокнота. Значит, писала?
— Да… — побледнев, ответила Сильва.
— Ты печатала эти пасквили о Саше на моей машинке?
— Да… — Сильва совсем опустила голову.
— Ты ставила Углову двойки в журнал?
— Да… но Валерка…
— О Валерке после… Ты не пошла в госпиталь инвалидов Отечественной войны, хотя тебе доверили вести концерт?
— Да… но…
— Никаких «но»! Подвела в последнюю минуту… Ты просила Валерку рассказывать другим о Саше всякую дрянь?
— Он подлец! Он же обещал…
— Вот тут ты права… Ну, что? Напомнить, как ты жестоко оскорбила Нину, мальчиков Капустина и Савченко и еще…
— Не надо!.. Не надо! — согнувшись на диване, рыдала Сильва.
— Так кто же должен обижаться? — выждав, пока Сильва немного успокоится, спросил отец. — И ты еще их ненавидишь? За что? За то, что сказали правду!.. Откуда у тебя это высокомерие? Кто ты? Княжна?.. Где ты живешь?.. Кто тебе дал право плевать на дружбу товарищей!.. Ты возомнила, что лучше их, умнее!.. Нет! Ты — хуже! Мне больно это сознавать, ведь ты моя дочь. Я говорил с ними. Я буду счастлив, если ты станешь такой…
— Это тебе Сашка наговорила.
— Нет. Она лучше, честней тебя. Она даже рта не раскрыла.
— Значит, Углов!
— Нет. Он не такой, как твой друг Валерка. Он сам лишил себя слова.
— Иннокентий, дорогой! Сильвочка так взволнована, — все-таки вмешалась мама. — Давай отложим разговор на завтра.
— Нет! Вот платок. Вытри слезы, Сильва, и слушай внимательно… Во всем виновата ты сама. И я виноват… Ну с мамой мы после поговорим… Так вот. Завтра ты идешь в школу, — отчеканивая слова, сказал отец. — В форме! Поняла?.. Никаких костюмов из Парижа, высоких каблуков, парикмахерских причесок и побрякушек! Скромно. Как все… И постарайся жить так, чтобы товарищи снова тебе поверили и полюбили. Это не для них — для тебя будет наградой… Не вздумай задабривать, они гордые — поймут и возненавидят. Будь настоящей. А я помогу тебе…
Уже из своей комнаты Сильва слышала, как папа спросил:
— Эльвира, куда вы дели эту… ну как ее… наволочку, что Зоя подарила Сильве на день рождения?
Мама долго думала, наконец вспомнила:
— Наверно, в баке для тряпья. Об нее ноги вытирали…
— И я, дурак, вытирал, наверно! Отвыкли смотреть, по чему топчемся… Так вот. Найди ее. Выстирай — чтоб лучше некуда. И наденешь мне на диванную подушку.
— Но, Иннокентий, — растерялась мама. — Кому она нужна?
— Мне нужна! Понятно? Пусть всегда напоминает…
«ТЫ НЕ НАШЕЛ ИСКРУ?..»Сазон сидел у окна и из-за занавески смотрел на улицу. Отсюда видно всех, кто идет в школу. Вон Жорка Стороженко, Володька и Шурка. С ними Сазон до четвертого класса учился. А учился-то Жорка как? Хуже него! Вот потеха была: тянет мать Жорку за руку на дополнительные занятия. А он упирается, чуть не плачет… Но переполз-таки в пятый… А вот Сазон остался. Тогда как раз Альберт появился. Пьянки пошли. Мать посадили… А теперь к Жорке на серой козе не подъедешь! Восьмой кончает… Вот бы Сазону восьмой… Пошел бы на курсы шоферов…
