Владислав Крапивин - Трофейная банка, разбитая на дуэли
Аркаша простодушно разъяснил:
— Ну и то самое. Стася наладила "почту". Спустит из форточки кошелек на нитке, туда положат письмо, и она тянет. Это они с Агатой как-то договорились. Вот Клим и решил ей письмо отправить, про то, что хочет с ней дружить... А ты там, конечно, был не нужен. Каневская спрашивает: где Лодя? А Клим пишет: он не хочет с тобой видеться, потому что ты на него перестала обращать внимания... Или еще почему-то...
У Лодьки захолодели щеки.
— Аркаша... ты хоть понимаешь, какие вы сволочи?
Он не обиделся, но удивился:
— Да ты что? Это же как игра... Ну, разве можно ссориться из-за девчонок?
Лодька спросил с интересом:
— А тебе не кажется, Вяльцев, что ты сейчас предаешь их?
Он удивился опять:
— Да чего такого-то? Мы же клятву не давали, что это секрет. Я хотел, чтобы ты зря не мучился...
"И правда — колокольчик, которому все равно, под какой дугой звонить..."
— Спасибо, Аркаша... А во "Дворце" скажи, что я больше не буду ходить в кружок. В принцы не гожусь...
После уроков Лодька рванул к Стасе. Поколотил кулаком в доски знакомой двери (рядом надпись на фанерке: "Каневским стучать два раза"). Обычно звякала щеколда и можно было подняться по лестнице. Но сейчас к нижней двери спустилась Стасина мама.
Лодька не был хорошо знаком с ней. С отцом и старшим братом — да, они знали друг друга неплохо, а Стаськина мать всегда держалась в стороне. И Лодька не удивился, что она не узнала его (или узнала, но не захотела называть по имени). Он сказал:
— Здрасте... А Стася...
А она:
— Мальчик, ты насчет кружка? Стася не будет больше ходить туда. Она слаба после болезни, а впереди экзамены. Очень прошу, не беспокойте ее больше...
Надо было сказать "извините", повернуться и независимо уйти.
Чтобы уйти, сил хватило, а на "извините" и на гордый вид их не было. Ну и... наплевать! Если бы она хотела, нашла бы способ как-то связаться с ним. А если не хочет... ну, ее дело. А что там будет у нее с Климом — тоже наплевать...
На всякий случай он сходил к тополю с дуплом, но нашел в "почтовом ящике" лишь коробок со своим старым, так и не прочитанным письмом. Ну, что же...
Снова Лодька понял, что в нем нет ощущения безнадежной потери. То есть печаль была, но не расслабляющая, а замешанная на каком-то сердитом азарте: "Вы со мной так? Ну, ладно! Посмотрим, что дальше..." Видимо, не смотря ни на что, энергия весны проникала в Лодьку и нашептывала ему: "Жизнь — штука сложная, в ней хватает горестей и неудач... и все-таки она интересна..."
Правда, ночью, вспомнив каток и красную варежку за пазухой у девочки со светлыми косами, он чуть не всплакнул. Но сдержался.
А на следующий день Лодька пошел в кинотеатр "Комсомольский", где опять (который раз в том году!) крутили фильм "Дети капитана Гранта". Песня о веселом ветре вдохнула в Лодьку новые силы. Он решил, что теперь будет вспоминать ее в любые трудные моменты.
Это имело смысл еще и потому, что вплотную приблизились экзамены.
Это надо же, какие зверские мучители школьников сидели в ту пору в Министерстве просвещения РСФСР! В седьмом классе — девять экзаменов!
Ну, понятно, что выпускной класс. После него — Свидетельство о неполном среднем образовании. Это, если тебе хочется, начало взрослой жизни. Но зачем столько испытаний на неокрепшие ребячьи плечи!
Ребята, однако держались. И Лодька держался. Он отодвинул от себя прежние переживания, сцепил зубы и думал лишь об одном: "Не смей провалиться ни на одном..."
Диктант написал на четверку (по-дурацки пропустил в слове "цветы" букву "е"). За письменную математику получил, конечно, трояк. За устную алгебру, разумеется, тоже (а за геометрию — четыре!). Зато устный русский и литературу сдал на пятерку. И Конституцию СССР. За остальные заработал четверочки ("А что, мама, разве плохо?"). И с такими оценками подошел к последнему экзамену, к истории.
"Дворцовая" жизнь почти не напоминала о себе. Но однажды, с пятеркой за Конституцию, Лодька шагал домой мимо "Дворца" и не удержался, заглянул во двор через калитку. И... надо же! Клим, Борька, Эдик и Аркаша рубились там в городки! Аркаша увидел "бывшего принца", закричал, как ни в чем ни бывало:
— Лодя, заходи! Сыграешь с нами!
И... Лодька, будто его дергали, как куклу, за ниточки, зашел...
— Здравствуй, Лодик, — сказал воспитанный Эдик Савойцев.
И Клим сказал:
— Здравствуй, Лодя...
Даже Борька буркнул:
— Привет...
— Сыграешь с нами? — опять предложил Аркаша. Будто ничего не было! Вот закроешь глаза, откроешь опять, и окажется, что все вернулось назад. Прежняя "дворцовая" компания собралась для дружной игры и не случалось никаких ссор. Никакого предательства...
— А чего ж... — небрежно согласился Лодька. И взял биту.
Вообще-то он играл в городки без большого уменья, но сейчас повезло. Двумя ударами он распечатал и разметал по площадке два "письма". Сперва "стоячее", потом "лежачее".
— Лихо, — оценил его удачу Клим.
— Я такой, — согласился Лодька.
— Зря ты все-таки не стал ходить в кружок, — сказал Клим. — Из-за тебя пришлось отложить премьеру.
— Не надо бряк-бряк языком. Отложили, потому что не стало Кирилла.
— Это главная причина, — согласился Эдик Савойцев. — Но и ты, Лодя, добавил гирьку на весы...
— Что-то не хочется больше играть, — сказал Лодька. — Пойду. Спасибо за компанию.
— Пойдем все ко мне! — предложил Борька. — Сыграем в домино. Его подарили Моньке на день рожденья, но я знаю, где он его прячет... Лодя, пойдешь?
— Терпеть не могу домино.
— Зато можешь взять Капитана Мариетта. Я его наконец забрал у бабки Каблуковой...
— Это другое дело!
И они пошли впятером, будто одна дружная компания.
В тесной (такой привычной!) квартирке Аронских стоял знакомый запах жареной рыбы и лука. Все, кроме Лодьки, стали рассаживаться у стола. Борька вручил Лодьке газетный сверток.
— Вот. В целости-сохранности. Можешь проверить.
— Ладно, верю и так... — Лодька почувствовал в руках тяжесть свертка и подумал: "Эту книгу держала в руках Зина. Странно: книга есть, а Зины нет. Нас тоже когда-нибудь не будет. А книги все равно будут..."
— До свиданья, — учтиво сказал он, хотя уместнее было сказать "прощайте". Ему так же вежливо сказали "до свиданья". Лодька вышел на крылечко. Слева был палисадник с цветущей яблоней, в него выходило одно из окошек Борькиной комнаты. Из-за открытых створок доносились голоса.
— Аронский, выйди на минутку! — громко сказал Лодька. Голоса затихли. Борька почти сразу показался в дверях. Спросил насупленно:
— Чего?..
— Вот чего. Имей в виду: очень скоро они отошьют тебя так же, как вы отшили меня. Ты это еще не понял?
— Ха! — надменно сказал Борька.
— Ну, "ха" так "ха". Вспомнишь потом...
Борька ушел. Почти сразу долетели опять из окна голоса и смех. Ясно, что обсуждали Борькино сообщение и смеялись над Лодькиными словами.
Надо было сделать хоть что-то! Поставить последнюю крепкую точку! Лодька рванул от газеты-обертки клок. Выхватил из кармана карандашик — тот, которым писал на экзамене конспект ответа. Поставил на ступеньку ногу, положил на колено книгу, а на нее обрывок. На пустом газетном поле коряво нацарапал: "Мне на вас наплевать! Я разрываю все нити!"
Потом он думал не раз, что слова эти — поспешные и бестолковые. Однако в тот момент мысли были о другом: где взять подходящий камень. Камня не нашлось! Но в цветущих лютиках Лодька разглядел узорчатый шарик — тот, что в прошлом году Борька взял из сумки с "медным кладом". Наверно, скатился с подоконника. Ну, будто по заказу!..
Лодька обернул шарик газетным обрывком и запустил в окно. За створками опять стало тихо. Лодька помчался через двор. Не потому, что боялся, а чтобы не было больше никаких объяснений.
Он выскочил за калитку, с той же скоростью кинулся к углу Первомайской. Зацепился подошвой за торчащую доску. С маху грянулся о тротуар...
Хорошо, что никого не было рядом.
Лодька посидел, переглатывая боль, в голове звенело. Книга отлетела в подорожники. Лодька поднял ее, отбросил ботинком слетевшую газету, побрел вдоль канавы с одуванчиками. В глазах было сыро. Но, не смотря ни на что, о сделанном он не жалел.
Спасение утопающихХорошо, что все это произошло в самом конце экзаменов. А то этот случай выбил бы Лодьку из седла. Он и сейчас почти выбил его, но оставалось сдать одну лишь историю, и Лодька приказал себе не поддаваться всяким терзаниям.
На экзамене он вытянул билет с вопросами "Причины крестовых походов" и "Восстание Уотта Тайлера". Причины он знал. А что касается восстания, Лодька не мог вспомнить ничегошеньки. Ведь учил, повторял, а теперь — будто вышибло из головы чем-то твердым (может, тем медным шариком?).
Лодька сжал голову ладонями. Ну не может же быть, чтобы все стерлось в извилинах! Должна же найтись ниточка. Потому что... кто ищет, тот всегда найдет...
