Вильям Козлов - Юрка Гусь
Домой они пришли, когда солнце, красное, воспаленное, накололось на зубчатую кромку леса. На путях стоял санитарный поезд и дожидался встречного. Мимо вагонов уже шныряли с корзинками мальчишки и девчонки. Продавали землянику. Из окон пассажирских вагонов выглядывали раненые с забинтованными головами, руками. Они подзывали ребят и покупали ягоды. Те, кто мог передвигаться, прогуливались по перрону.
— Эх, черт, — с досадой сказал Колька, — у нас ни бумаги, ни стаканов нет. Как же будем продавать?
— Кружками, — сказал Юрка.
Мимо них пробежал Жорка Ширин. К груди он прижимал алюминиевое блюдо. В блюде один к другому стояли маленькие кулечки с ягодами. Жорке не надо возиться со стаканами. Он заранее все приготовил.
— Видал, как надо работать? — кивнул вслед Жорке Колька. — Этот умеет…
Они медленно пошли вдоль вагонов. Юрка не смотрел на окна. Он смотрел под ноги. Не привык он торговать ягодами. Колька сначала хорохорился, а тут тоже примолк.
— Свежая земляника! — донесся до них Жоркин голос. — Пять рублей стакан… Берите, дяденька, только что из лесу.
— Врет Рыжий, — сказал Колька. — Он сегодня и в лесу-то не был…
— Земляника? — услышали они негромкий голос.
— Свежая… — сказал Гусь. — Только что из лесу.
— Почем?
Юрка поднял голову и увидел раненого. Он лежал на верхней полке. Лица у него не было видно. Все в бинтах. На свет глядел темный, грустный глаз да узенькая щель вместо рта. Одна рука была в лубке.
— Страшный? — проговорил раненый. Глаз с любопытством уставился на ребят.
— А… чем это вас? — спросил Юрка.
— Почем, спрашиваю, ягоды? — Глаз сердито заморгал.
Юрка посмотрел на Кольку: почем?
— Пять… четыре рубля, — запинаясь, сказал Звездочкин.
Здоровая рука раненого полезла куда-то вверх, зашелестела бумажками.
— Врет он, — сказал Гусь. — Два рубля кружка.
Глаз посмотрел на Кольку, потом на Юрку.
— Почему так дешево?
— Берите… — Юрка насыпал полную кружку, протянул раненому. Тот просунул в окно руку, взял. Высыпал ягоды в тарелку.
— Еще надо? — спросил Гусь.
Раненый покачал головой. Медленно спустил кружку. В кружке лежало десять рублей.
— А сдачи? — заволновался Юрка. — У меня сдачи нет. — Он посмотрел на Кольку. Тот покачал головой.
Глаз дружелюбно смотрел на Юрку.
— Не надо сдачи, — сказал раненый. Он пальцами раздвинул щель, положил в рот ягоду. — Земляника… летняя.
Темный глаз вроде бы повеселел. Когда ребят подозвали к другому окну, раненый подмигнул Юрке и приветливо кивнул головой.
— Это что за станция? — спросил кудрявый плечистый парень в белой рубашке с повязкой на голове. Он тоже лежал на верхней полке и задумчиво смотрел поверх голов ребят.
— Лесное… — сказал Юрка и чуть было не выронил корзинку из рук. Это был лейтенант. Тот самый лейтенант, который год назад, осенью ночевал с бойцами у бабки…
— Здравствуйте, — растерянно произнес Юрка. — Вы… вы раненый?
Это был глупый вопрос. Юрка сам почувствовал. Ему хотелось обнять лейтенанта за шею, сказать ему кучу хороших слов, но он не умел.
— Гусь… Черт возьми, Гусь! — лейтенант улыбнулся. — То-то я гляжу — знакомая станция… Ну как твоя бабка поживает?
— Хорошо, — сказал Юрка. — А вы… домой?
В серых глазах раненого мелькнуло что-то тоскливое. Он сдвинул светлые брови, но, пересилив себя, снова улыбнулся.
— Вырос… чертенок. Скоро совсем большим будешь.
— Я за бабушкой сбегаю, — спохватился Юрка. — Вот обрадуется!
— Не надо, — остановил лейтенант.
— Она дома, в огороде копается.
К ребятам подошел другой раненый. Один рукав его гимнастерки был подвернут выше локтя, шея в белом воротнике из ваты и бинта.
— Никак, капитан, знакомых повстречал? — спросил он.
— Вот встретились, — сказал Юркин знакомый.
«Капитана присвоили, — подумал Гусь. — Видно, храбрый».
— Опрокинь-ка мне, паренек, пару стаканов, — однорукий снял с головы пилотку, подставил.
Юрка через край насыпал ему ягод. Встряхнул корзинку и протянул капитану.
— Это вам на дорогу.
Капитан пододвинулся ближе к окну, взял корзинку.
— Денег не надо, — быстро сказал Гусь, заметив, что раненый сунул руку под подушку.
— Спасибо… Юра. Кажется, так тебя зовут?
Юрка кивнул. Однорукий повернулся к нему боком и сказал:
— Деньги в кармане… Возьми, сколько полагается.
— Ничего с вас не полагается, — сказал Гусь. — Ешьте на здоровье… Я еще наберу.
Однорукий внимательно посмотрел на него, улыбнулся:
— И всем ты, паренек, даешь бесплатно?
— Всем, — взглянув на капитана, сказал Юрка.
К ним подошли еще несколько раненых.
— Вам ягод? — спросил Гусь.
— У тебя же нет, — сказал один из них. — С корзинкой загнал.
— Есть, — сказал Юрка и посмотрел на Кольку.
— Берите, — протянул тот раненым свою корзинку.
Послышался шум поезда. Воинский эшелон с бронетранспортерами, не сбавляя скорости, прогремел мимо станции. На перрон вышел дежурный. Под вагонами санитарного зашипели автотормоза. Раздался басистый гудок.
Раненые быстро разделили ягоды. Старший лейтенант достал из кармана пятидесятирублевку, протянул Звездочкину.
— Держи, парень.
Колька взял деньги, зажал в кулаке. Юрка, взглянув на него исподлобья, ближе подошел к окну.
— Поправитесь — и снова на фронт? — спросил он.
Опять в глазах капитана появилось тоскливое выражение. Он поправил на голове повязку, нахмурился.
— Отвоевался я, Гусь… — негромко сказал он.
— Голова? — чуть слышно спросил Юрка.
— Ноги, — сказал капитан и отшвырнул от себя одеяло.
Юрка прикусил губу: под одеялом ничего не было. На застланной чистой простыней полке в длинной рубахе лежала половина человека. Другой половины не было.
— Твоя бабушка говорила, что богу будет молиться за нас, — угрюмо сказал капитан. — Как видишь, Гусь, и бог не помог. Скажи ей, пусть зря не молится.
Юрка широко раскрытыми глазами смотрел на капитана и молчал. Да и говорить-то было нечего. Что сделали с человеком! Когда этот красавец лейтенант вошел к ним, Юрке, помнится, сразу изба показалась тесной. А сейчас его можно на стол положить, и еще место пустое останется.
— Пулеметной очередью, — сказал капитан. — В упор. В атаку ходили. А тех ребят, что со мной были, — всех положил. Всех до одного… — Он посмотрел на Юрку и, с трудом дотянувшись рукой до одеяла, натянул на себя. — Гонят их наши… Кончится война. Хорошее время наступит, Гусь. Будь она трижды проклята, эта война!
У капитана задергалась щека. Он замолчал, глядя вверх на зеленую полку.
Непрошеная слеза выкатилась из Юркиных глаз. Нет, это была не жалость! Лютая злость к тем, кто сделал капитана таким.
Вагон дернулся, прошел немного и снова остановился. Видно, паровоз с первого раза не взял.
— Прощай, Юра, — все так же глядя вверх, сказал капитан. — Больше не увидимся… Какой теперь из меня ходок? Вроде чурбака… Где поставят, там и буду стоять…
— У меня собака была, — сказал Юрка. — Дик… Я отдал ее на фронт.
Вагон снова дернулся и на этот раз с тихим шумом покатился.
— Прощай, Гусь, — повторил капитан. Он натянул одеяло на голову, отвернулся к стене. Юрка растерянно стоял на месте и смотрел на вагон. И тут он увидел Жорку Ширина. Жорка шел навстречу и кричал:
— Покупайте землянику… Остатня-я. По четыре за кулек отдам!
Юрка подскочил к нему, вырвал блюдо и, догнав вагон, в тамбуре которого стояли раненые, протянул им:
— Ягоды… Земляника. Ешьте на здоровье!
Санитарный поезд ушел. Юрка стоял на перроне и смотрел вслед. Последний вагон, вздрагивая и покачиваясь, уменьшался. Вот он стал со спичечный коробок и, наконец, совсем исчез, растворился в сумраке, надвигающемся со стороны леса.
— У него собаки теперь нет, — услышал Юрка вкрадчивый Жоркин голос. — Собака в гарнизоне.
К нему, во главе с Жоркой, приближались сельские ребята. Успел, гад рыжий, собрать компанию… Опять десять на одного. Юрку охватил гнев. Нет, на этот раз им не удастся его отколотить. Он оглянулся вокруг, ища что-либо подходящее. Внизу, рядом с рельсом, лежал гладкий голыш. Гусь спрыгнул с перрона на путь, схватил камень.
— Кто первый сунется — череп напополам, — предупредил он, взбираясь на перрон.
Ребята остановились.
— Говори, Гусь, — сказал Жорка, — отобрал у меня мамкино блюдо с ягодами?
— Ну?
— Слышите? — повернулся Жорка к ребятам. — Не отпирается.
— Ты чего тут командуешь? — спросил Петька Петух, высокий черноволосый мальчишка с якорем, выколотым на руке.
— Жулик ваш Жорка, — сказал Юрка. — Продает раненым малюсенькие кулечки по пятерке. А в кульке и полстакана не будет.
— Будет стакан! — взвизгнул Рыжий. — Брешет он!
— По пятерке за кулек? — поглядел на Жорку Петька.
— Говорю, брешет… По четыре.
