Дик Кинг-Смит - Гарри и попугай
Кот же сначала счёл нового соседа обыкновенной птицей, подобной остальным пернатым, живущим на улице. И, повинуясь природным инстинктам, повёл охоту за лёгкой добычей.
Заметив, что люди перестали запирать попугая в клетке, он дождался часа, когда в гостиной не было ни души, и подкрался к креслу, на котором спиной к нему сидел Мэдисон. Бедный кот! Откуда ему было знать, с кем он имеет дело? Откуда ему могло быть известно, что Мэдисон за сорок лет жизни пересмотрел кучу боевиков (любимых фильмов дядюшки Джорджа)? Джордж Рафт, Джимми Кэгни, Эдвард Дж. Робинсон — все эти актёры были хороши, но Мэдисон выбрал манеру Хамфри Богарта. Именно его насмешливый голос достиг ушей полосатого охотника.
— Поостынь, котик, — проговорил Мэдисон, почти не разжимая клюва, и кот резко затормозил.
Мэдисон медленно обернулся и снова заговорил, как-то чересчур ласково.
— Никогда так больше не делай, приятель, — проронил он. — Понял меня? А теперь пошёл прочь!
Ошалевший, взъерошенный кот медленно попятился, не сводя с Мэдисона испуганных глаз, но тут, к его ужасу, из птичьего клюва раздалась раскатистая очередь автомата Томпсона и свист отскакивающих рикошетом пуль.
— Я должен был это сделать, детка, — позже рассказывал Мэдисон Гарри. — Кошак Джонни пришёл за мной. Он или я, третьего было не дано. Я подумал, пусть это будет он.
В решении важных вопросов родители Гарри с каждым днём всё больше полагались на Мэдисона.
Господин Холдсворт, возвратившись с работы, смотрел в компании попугая вечерние новости и, пока жена готовила ужин, а сын делал уроки, с жаром обсуждал с ним самые важные сюжеты.
Бывший хозяин привил Мэдисону живой интерес к странной мании людей пытаться вершить судьбы мира — мира, который, как они полагали, принадлежит человеку и который они тем не менее методично разрушали. Мэдисон, хоть и не говорил об этом вслух, полагал, что попугаи управились бы с делами на планете куда лучше, чем люди.
Следующий воскресный кроссворд господин Холдсворт и Мэдисон расщёлкали, как семечки. Вместе они оказались блестящей командой.
Дарования Мэдисона не исчерпывались одними интеллектуальными занятиями. Оказалось, что в нём таился и талант садовода. Крепкий клюв легко извлекал мелких паразитов, многие из которых пришлись попугаю по вкусу. Долгими светлыми летними вечерами господин Холдсворт и попугай работали бок о бок на садовом участке, вот только разговаривать они остерегались, чтобы докучливые соседи не узнали их секрет.
Поначалу госпожа Холдсворт втайне побаивалась, что Мэдисон, вылетев из клетки, загадит ковры и мебель. Тема была настолько деликатной, что мама Гарри никак не могла решиться задать попугаю волновавший её вопрос. Наконец она выдвинула в качестве парламентёра сына.
Гарри сразу перешёл к делу:
— Мэд, мама спрашивает, не хочешь ли ты воспользоваться туалетом.
— Нет, Гарри, не хочу. Но отлично понимаю, на что намекает госпожа Холдсворт.
— Правда?
— Я с ней переговорю.
Мэдисон нашёл маму Гарри на кухне.
— Госпожа Холдсворт, мадам, — начал он.
— Да, Мэдисон?
— Я насчёт личной гигиены людей и попугаев…
Госпожа Холдсворт удивлённо вскинула брови.
— Не тревожьтесь на мой счёт, мадам. Я всегда делаю это в саду. А ночью использую для этих целей клетку. — Про себя Мэдисон считал, что только для таких дел клетка и годится.
Заметив на лице госпожи Холдсворт смущение, Мэдисон моментально переменил тему.
— Как аппетитно выглядит это печенье, — заметил он.
— Хочешь попробовать?
— Тает на языке. — Мэдисон блаженно закатил глаза. — Песочное печенье всегда должно быть такого светло-золотистого цвета. Главное — не передержать его в духовке.
— Откуда ты всё это знаешь? — улыбнулась госпожа Холдсворт.
— Как не знать, мадам. Джордж обожал готовить.
— Правда? — восхитилась мама Гарри. — Я тоже. Может быть, ты поделишься со мной какими-нибудь заморскими рецептами?
Когда Гарри наконец зашёл в кухню, его мама и попугай были поглощены разговором.
— В Америке шоколадно-ореховые пирожные готовятся так, — ораторствовал попугай. — Берём двухсотграммовую плитку шоколада, лучше горького, но и не слишком сладкий тоже сгодится. Орехи пойдут любые — миндаль, фундук, арахис. Ломаем шоколад на дольки и растапливаем, потом добавляем в кастрюлю сто граммов сливочного масла…
— Подожди, Мэдисон, — попросила госпожа Холдсворт. — Я не успеваю записывать.
Мэдисон сделал паузу и продолжил диктовку. Он даже сумел почти без запинки выдавить из себя «разбить два яйца», посчитав, что эта жертва стоит благого дела.
— Я и не знала, что ты сладкоежка, Мэдисон, — улыбнулась госпожа Холдсворт.
— По правде говоря, мадам, я обожаю сладкое. Да и вообще предпочитаю есть то же, что и люди.
— Мэдисон, а ты помнишь ещё какие-нибудь рецепты? — спросила мама Гарри.
— Мэд, ты сегодня совсем не ел семечки, — вечером сказал Гарри попугаю.
— Что-то не хочется, — невнятно ответил Мэд. Его клюв был набит шоколадно-ореховыми пирожными.
Глава седьмая
Вскоре Гарри смекнул, что выполнение домашней работы в компании Мэдисона превращается в сплошное удовольствие.
Однажды, когда он задумчиво грыз карандаш, печально глядя на пустую страницу тетради, в детскую влетел попугай.
— Мэд, я запутался, — пожаловался Гарри.
Попугай спикировал на плечо мальчика и поглядел на раскрытый учебник.
— С чем мучаешься, дружок?
— С английским.
— С английским?! — воскликнул Мэдисон. — С венцом всех существующих языков, с языком блистательного Шекспира? Так в чём дело?
— Я никак не могу разобраться с частями речи, — вздохнул Гарри. — Нужно определить, где в этих предложениях существительные. Вот в этом, например: «Джон налетел на стену и сломал левую ногу».
— Бедняга Джон, — посочувствовал попугай. — Но задание отнюдь не сложное. Ну-с, что у нас здесь? Имя собственное, глагол, предлог, существительное, союз, ещё один глагол, прилагательное и снова существительное. Понятно?
— Нет, — честно признался Гарри.
К тому времени как Мэдисон завершил своё подробное объяснение, Гарри запомнил и выучил много нового.
— Ты прекрасно справился с заданием, Гарри, — удивился учитель. — Тебе помогал папа?
— Нет, — улыбнулся мальчик. — Птичка нашептала на ушко.
Все Холдсворты единодушно считали, что тайна Мэдисона должна оставаться тайной. Гарри и маму это вполне устраивало, так как они свободно общались с попугаем в родных стенах, а вот папа, заядлый садовод, частенько, позабыв об уговоре, заговаривал с Мэдисоном на лужайке перед домом. Но попугай хранил молчание.
Тем не менее все согласились с тем, что попугай, не знающий ни слова, может вызвать подозрение.
— Ты бы говорил хоть «привет», — посоветовал Мэду папа. — И все были бы довольны.
— Или же «попка-дурак», — пошутила мама.
— Покорнейше извиняюсь, мадам, но подобные выражения совсем не в моём стиле, — важно заявил Мэдисон.
— Тогда говори: «Мэдисон хороший», — предложил Гарри.
— Я бы предпочёл просто «привет», если вы, конечно, не возражаете, — с достоинством проронил Мэдисон. И когда в гости к Холдсвортам приходили друзья и родные, он с честью выполнял этот уговор.
Мэдисон безошибочно угадывал, кому из гостей хозяева действительно рады. Желанные гости получали вежливое «привет», и на этом всё заканчивалось. А вот надоедливые субъекты, как правило, уходили раньше, чем собирались, поскольку вредный попугай кричал «привет» не переставая, да ещё так пронзительно, что выносить это было положительно невозможно.
Конечно, бывало и так, что Гарри уходил в школу, господин Холдсворт — на работу, а его жена — на рынок. Тогда, если к дверям дома подходил незнакомец, Мэдисон начинал рычать, как целая свора собак Баскервилей, в то время как настоящая собака тихо лежала на полу, восторженно глядя на своего кумира.
И уж тем более Мэдисон не мог удержаться от искушения снять трубку, если в отсутствие Холдсвортов раздавался телефонный звонок. Впрочем, его быстро разоблачил папа Гарри, когда, позвонив с работы жене, услышал в трубке свой собственный голос.
— Добрый день, — сказал лжепапа. — Это автоответчик семьи Холдсворт. Представьтесь, пожалуйста, и оставьте своё сообщение после звукового сигнала. Пип.
— Мэдисон? — изумлённо спросил господин Холдсворт.
Повисла пауза.
— А, это вы, господин Холдсворт, сэр, — затараторил попугай. — Не ожидал услышать ваш голос.
— Я тоже не ожидал услышать свой голос, — выдавил папа. — И часто ты так забавляешься?