Дмитрий Суслин - Как Димка за права человека боролся
Я тоже засмеялся. Димка вдруг стал серьезным и говорит:
– А ведь, Леха, есть даже статьи про ремень.
– Где? Покажи! – разволновался я. – Неужели даже про ремень есть?
– А вот слушай. Статья номер двадцать два. Каждый человек имеет право на свободу и личную неприкосновенность….. и вот статья номер Три из Декларации. Каждый человек имеет право на личную неприкосновенность, жизнь и свободу.
– А где тут про ремень? – удивился я. – Ты, Димочка, что-то не то говоришь. Ничего тут про ремень и не сказано.
– Тьфу, ты! Какой бестолковый! – рассердился Димка. – Так неприкосновенность это и есть…
– Что есть?
– Что никто никого трогать не должен. Даже трогать никого нельзя без разрешения, не то что бить или ремнем пороть.
Я с сомнением покачал головой:
– Нет, брат. Это ты что-то не то говоришь. Раз тут про ремень ничего не говорится, то значит, ничего ты никому не докажешь.
– А я вот сейчас как отлуплю тебя! – Димка от ярости даже кулаки сжал.
Я даже испугался, отскочил на один шаг и быстро говорю:
– Не имеешь права. У меня эта самая, как ее, неприкосновенность.
Димка сразу же успокоился.
– То-то же, – говорит, – неприкосновенность. Я сегодня же маме покажу эти статья. Пусть знает, что она нарушает права человека и права ребенка. За такие дела и под суд попасть можно. Если, конечно, я туда пожалуюсь.
Дима вспомнил, как его побили, и погрустнел. Я решил поскорее его отвлечь от грустных мыслей и говорю:
– Пойдем играть. Потом свои статьи писать будешь.
– Не буду я играть. Мне делом надо заниматься. Это у тебя жизнь без забот и хлопот.
Я прямо чуть не расплакался.
– Это что же такое получается? – говорю. – Выходит, что я с родным братом теперь поиграть не имею права? Скажи, Димка, имею я это право или не имею?
– Имеешь, – вздохнул брат.
– А раз имею, то давай играть.
Пришлось моему занятому и деловому брату играть со мной в роботов, шахматы и шашки.
– Если я тебя обыграю, то ты от меня отстанешь на два часа, – сказал Дима, расставляя на доске фигуры.
– Фигушки! Только на час.
– Ладно.
Конечно, он меня быстро обыграл. Три раза мы сыграли, и все три раза он мне мат поставил.
– Все, – говорит, – я с тобой поиграл. – Теперь имею права своими делами заняться. Скажи, имею?
– Имеешь, – теперь вздохнул я. – Только вот чем мне заняться.
– Иди, погуляй.
– Ладно, – вздохнул я. – Хоть воздухом подышу.
6 Прокурор, конфеты и Катины игрушки
Я позвонил Кате Лемминг и спросил, выйдет ли она во двор. Катя обрадовалась и сказала, что обязательно выйдет, только ненадолго. Я быстро оделся, выскочил на улицу и стал слоняться около Катиного подъезда. Девочки всегда долго собираются, так что прошло двадцать минут, прежде чем Катя вышла. На ней была красная куртка и белые перчатки и шапочка.
– Ты чего это такая нарядная? – спросил я.
– Мы вечером в театр идем, – ответила Катя. – Так что в футбол я с тобой сегодня играть не буду. Давай лучше просто вокруг дома погуляем.
Да, в таком наряде не поиграешь, и мы пошли вокруг дома. Катя без всякого смущения взяла меня за руку, перчатка у нее была такая мягкая и бархатная, и потянула к арке. И мы пошли, как малыши. Прямо, как будто снова в детский сад вернулись. Дом у нас не только высокий, но и очень длинный. Пока вокруг него пройдешь, вот тебе и целая прогулка. Когда вот так гуляешь много о чем поговорить можно.
– Ну, как, – сразу же начала спрашивать Катя, – читаете вы Викины книжки?
– Димка читает, – махнул я рукой. – А я нет. Зачем мне это?
– А Диме зачем?
– Откуда я знаю? – мне не хотелось рассказывать, почему Димка так заинтересовался правами человека. – Чего ему в голову взбрело? Захотел права человека узнать. Сидит, читает, да еще и в тетрадку записывает.
– Надо же! В тетрадку?
– Ну да. Вообще это даже интересно. Оказывается, не только девочек нельзя обижать, но и всех на свете.
И я рассказал весь свой последний разговор с братом о праве на неприкосновенность. Катя слушала меня с большим интересом, и оттого, что она так меня слушала, я сам увлекся и начал гордиться, что у меня такой умный брат, раз таким серьезным делом занимается, изучает права человека.
– Наверно, твой брат решил судьей стать, – сказала Катя, когда я все рассказал.
– Почему это ты решила? – удивился я.
– А по телевизору есть такая передача, там все время суд показывают. Там самый главный человек это судья. Вот он все время о правах человека говорит, потому что он их защищает.
Я представил себе Диму в судейской мантии и парике с молотком в руках.
– А что? Наверно.
– Он у нас во дворе самый справедливый, – продолжала Катя. – Всегда в играх за правилами следит.
Мы немного помолчали, а потом Катя, словно что-то вспомнила.
– Вот мы ходили к Вике Никитиной, я хотела у нее кое-что спросить. Но она торопилась на свидание, и я не успела.
– А что ты хотела узнать?
– Одну очень важную вещь. Очень важную.
– Давай у моего брата спросим. Он уже столько прочитал. Наверно знает.
Катя с сомнением покачала головой:
– Вряд ли. За один день он такое вряд ли мог узнать.
Тут мне в голову очень интересная мысль пришла.
– А давай мы сами к Вике сейчас сходим, и ты спросишь.
Катя обрадовалась, и мы побежали к ее подъезду. В этот раз мы поднялись на лифте на десятый этаж и позвонили. И опять нам дверь открыл Викин папа. Только в этот раз он был не в халате, а в костюме и в галстуке. Увидел нас и очень обрадовался.
– А, Катя Лемминг и Леша Коржик пришли? Те самые ребята, которые правами человека интересуются!
– Вика дома? – хором спросили мы.
– А вот Вики дома нет.
– Как нет? – Катя сразу расстроилась.
Папа Вики пожал плечами:
– Да вот так. Нет. Ушла часа два назад, и сказала, что придет только к вечеру. Она теперь у нас девица взрослая, самостоятельная. А что ей передать?
– Ничего не надо передавать, – сказала Катя. – Мы у нее просто очень важную вещь хотели узнать.
– Про права человека? – с интересом спросил Викин папа.
– Ага.
Мы уже повернулись, чтобы уйти, но тут папа Вики сказал:
– Подождите, ребята. А может быть я вам смогу помочь?
– Как это вы можете помочь? – удивилась Катя. – Вы что, тоже про это знаете.
– Я же юрист.
– Кто вы?
– Юрист. То есть права человека моя профессия.
– Так вы судья? – обрадовалась Катя.
– Ну, допустим, еще не судья. Но уже прокурор. Так что заходите и спрашивайте, что вас интересует. Обещаю вам помочь.
Значит, папа у Вики юрист и тоже занимается правами человека. Теперь понятно, откуда Вика такая умная в этом вопросе. Хорошо, когда у тебя родители юристы, и права человека их профессия. Это же с самого детства полная неприкосновенность.
Мы с Катей вошли, разделись и стали озираться по сторонам, не зная, что делать дальше.
– Пройдемте в мой кабинет, молодые люди, – позвал он нас за собой, – там я вам и дам консультацию.
Вот это кабинет! Мы даже рты открыли от удивления. Целых две стены книжных шкафов до самого потолка, а в центре письменный стол и два кресла с разных сторон. В одно кресло сел хозяин дома, а в другое втиснулись мы с Катей.
– Давайте, для начала познакомимся окончательно, – сказал Викин папа. – А то я вас знаю, а вы меня нет. Разве это справедливо?
– Нет, не справедливо.
– Меня зовут Петр Васильевич. Я действительно занимаюсь тем, что защищаю права человека.
– А разве? – начала было Катя, а потом запнулась.
– Чего ты хотела сказать? – Петр Васильевич улыбнулся. – Говори, не стесняйся.
– А разве, я где-то слышала, прокурор это не тот, кто в людей в тюрьму сажает?
Петр Васильевич даже подпрыгнул в кресле.
– Кто тебе сказал, что прокурор людей в тюрьму сажает? Какая глупость! В тюрьму людей сажает суд. Даже не судья, а суд. Запомните это хорошенько. А прокурор это тот, кто требует преступника наказать. И он же должен доказать его вину. Понятно?
– Понятно, – не очень уверенно сказали мы.
– Вижу, что вы не очень хорошо меня поняли, – вздохнул прокурор Петр Васильевич. Он вдруг достал из ящика стола глубокую тарелку с конфетами и протянул ее нам. – Берите, не стесняйтесь. Можете даже по три.
Мы взяли конфеты. А чего же отказываться, раз дают. Это же не какой-то незнакомый дядька на улице. Это же Викин папа, да еще и прокурор.
– Так вот, – продолжил Петр Васильевич и тоже конфету разворачивает из обертки, – представьте, что где-то произошло преступление. Один гражданин украл у другого ценную вещь. Или того хуже, жестоко избил его. Ведь это же получается, что он нарушил его права. Так?