Мария Грипе - ...И белые тени в лесу
Итак, все было тщательно продумано, составлен точный план. Однако место никак не находилось. А времени между тем оставалось все меньше: через несколько дней у Нади был день рождения, и мама обещала, что праздновать его мы будем в деревне. Постепенно я стала терять надежду.
И тут, будто ангел-спаситель, явилась бабушка. Она спасала нас уже не в первый раз. Бабушка словно чувствовала, когда мы в ней нуждаемся. На этот раз она даже позвонила, за несколько дней возвестив о своем прибытии. Не позвони она тогда – и все бы пропало. Обычно она являлась неожиданно, как снег на голову, но на этот раз решила позвонить и удостовериться, что мы в городе. Однако мы с Каролиной знали, что дело в ее шестом чувстве: бабушка явилась как нельзя более кстати. Ради нее переезд в деревню был снова отложен, и мы выиграли еще несколько дней. Надя сама охотно согласилась остаться в городе, раз бабушка приезжает ради нее.
Мы с Надей встречали бабушку на вокзале. До прибытия поезда оставалось достаточно времени. Мы шли вдоль здания вокзала. Я заглянула в окно и увидела, что кто-то забыл на скамье газету. Оставив Надю на перроне, я поспешила в зал. Поезд опаздывал.
Кассир подозрительно глядел на меня из своей будки, и потому я не решилась взять газету с собой, а быстро пролистала ее, ища объявления о найме. Мне на глаза сразу попалось следующее: «В небольшой замок, расположенный недалеко от деревни и окруженный красивейшими лесами северного Смоланда, в качестве компаньонов для двух подростков приглашаются двое их образованных сверстников. Барышне также может понадобиться камеристка. Работа рассчитана на лето, приступить – немедленно. Обращаться в агентство „Фрейа“, улица Сибиллы, Стокгольм. Телефон 22091, код 1648».
Никаких сомнений. Вот то, что мы искали. Я еще раз пробежала глазами объявление, быстро удостоверилась в том, что газета не слишком старая. Номер был вчерашний, так что место, возможно, еще не занято. Но звонить нужно немедля. Как жаль, что Каролины нет рядом! Она бы побежала на телеграф и позвонила оттуда. Без нее мне придется куда труднее.
Послышался паровой свисток. В окне показалась Надя и замахала мне рукой. Я бросила взгляд в сторону кассира. Теперь он стоял ко мне спиной и глядел на прибывающий поезд. Я вырвала страницу с объявлением и сунула за пазуху: упускать такой шанс было нельзя.
Надя ворвалась в зал и нетерпеливо потянула меня за руку.
– Ты что? Нам нужно торопиться!
Пуская пар, поезд медленно въехал на станцию. Бабушка мелькнула в окне.
Во многих отношениях она была моложе и мамы, и папы. Она была более раскованна, относилась ко всему проще и не изнемогала под грузом ответственности. Мама объясняла это тем, что бабушке не нужно печься о нашем воспитании. Она могла баловать детей, не задумываясь о последствиях. Маме же приходится думать о нас круглые сутки. Папе до нас дела нет, помощь от него не великая. Вот и получается, что наше воспитание целиком ложится на ее плечи.
Иногда бабушка говорила папе, удрученно покачивая головой:
– Ты превратился в настоящего затворника. Смотри, как бы Сведенборг не стал твоим единственным другом.
Бабушка была человеком общительным и открытым, совсем не похожим на папу, который, как иногда казалось, даже дичился людей. Я понимала, что бабушка его жалеет, но папе это не нравилось.
– Нельзя же обращаться со мной так, будто мне одиннадцать лет! Мама никак не поймет, что я уже взрослый, – жаловался он.
– Наоборот, – смеялась бабушка, – я всегда опасалась, как бы ты не состарился раньше времени.
Бабушка всегда гостила подолгу, но при этом ни одна минута не пропадала у нее впустую – каждая была насыщена событиями. И когда приходила пора уезжать, мы всегда удивлялись, как мало она у нас побыла. Бабушка имела колдовскую власть над временем.
И вот она взялась за подготовку Надиного дня рождения.
Раз в день от моста в городском парке отчаливал пароходик. С пыхтением он пробирался по небольшим протокам, забирая у мостов новых пассажиров. Пароход ходил только летом, и сезон недавно открылся. Каждый год мы заводили разговор о том, как славно было бы прокатиться по реке, и каждый год в последнюю минуту наша прогулка срывалась.
Но теперь мы были настроены твердо. Только родители собирались остаться дома. Пользуясь случаем, они хотели побыть одни, в тишине и покое, а нас предоставить бабушке.
Я так и не успела позвонить в агентство; мы решили, что, пока нас не будет, Каролина улизнет из дома и позвонит им. Но Надя стала просить, чтобы Каролина поехала с нами. Бабушка не имела ничего против, мама тоже: разумеется, пусть Каролина едет.
Надо сказать, что Каролина попала к нам именно благодаря бабушке. Мы обращались к ней каждый раз, когда нам нужна была новая горничная. Бабушка прекрасно разбиралась в людях – если она кого-то рекомендовала, то значит, человек это был хороший.
Судя по всему, бабушка знала Каролину и ее мать давно – но вот насколько близко? Знала ли она о той роли, которую сыграл в их жизни наш папа? Я подозревала, что знала, но спросить напрямую не решалась.
Бабушка говорила, что они с Каролиной знакомы «довольно хорошо», – это единственное, что мне было известно. И еще разве то, что они доверяли друг другу.
Итак, Каролина отправилась вместе с нами. Праздник от этого стал еще веселее, но возникло одно затруднение: кто позвонит в Стокгольм? Ждать еще день было рискованно. Однако до отправления парохода мы позвонить не успели, а когда вернемся, телеграф уже закроется!
Что делать? Завтра может оказаться уже поздно.
Тогда я решила поговорить с бабушкой. Она, конечно, любопытна, но вместе с тем у нее есть такт: заметив, что мы не хотим рассказывать о своем деле, она не станет ничего выспрашивать.
Я сказала, что мне нужно позвонить в Стокгольм по важному делу и что я не успела сделать этого до отплытия.
Бабушка ответила очень просто: что на острове, куда мы направляемся, есть летний ресторан, и там непременно должен быть телефон с междугородной связью. Так что беспокоиться не о чем.
Никаких вопросов, никакого удивления во взгляде. Так просто бывает только с тем, кто тебе доверяет.
Нам было хорошо с бабушкой именно потому, что она всегда выказывала нам доверие. Она верила тому, что мы говорим, не ждала от нас ничего, кроме правды, и благодаря этому избегала массы ненужного вранья.
Поездка была изумительная.
Маленький белый пароход скользил под тяжелыми кронами деревьев, темно-синие тени которых ложились на берега. Вода в протоке была бурой, но вокруг штевней взбивалась в белую пену. Когда мы вышли на солнце, вода посветлела, а в воздухе засверкали брызги. У деревянного моста на борт поднялись новые пассажиры – дети в белых костюмчиках и женщины в белых широкополых шляпах.
По краю бабушкиной шляпки шла небесно-голубая вуаль, но в остальном ее наряд – как и наш – был белым. От ветра вуаль красиво покачивалась.
Мужчин на пароходе было немного, но едва ли не все они были в светлых костюмах, с тростью и трубкой и, конечно, в соломенных шляпах – обычный летний наряд.
День стоял теплый и немного туманный. Мы медленно прохаживались по палубе. На борту продавался малиновый сок, сахарные колечки – торговля шла бойко.
Пароходик, пыхтя, перебирался от моста к мосту, минуя миниатюрные купальни, из которых нам махали купальщики. Те, кто плавал на открытом пространстве, поджидали волну, которая шла от парохода, ложились на нее и покачивались, чуть приподняв головы.
Над нами непрерывно кружили чайки. У поручней стояли дети и бросали в воздух кусочки сахарных колец – чайки молниеносно пикировали и ловили их. Дети ликовали. Только один малыш уронил в воду матросскую шапочку и безудержно плакал. Произошло это, когда пароход только отчалил от очередного моста и еще не успел набрать ход. Роланд схватил багор и выудил шапочку. Выглядела она так, будто ее окунули в светлое пиво, но мальчик перестал плакать, и это было главное. Все пассажиры очень обрадовались, потому что каждый сочувствовал горю малыша.
Оглядевшись кругом, Каролина прошептала мне на ухо: «Какие все сегодня нарядные! Как в сказке!»
Однако самым удивительным оказались развалины монастыря, которые, собственно, и были целью нашего путешествия. Как только пароход причалил к берегу, все устремились туда. Бабушка предложила переждать, чтобы потом погулять в одиночестве. Если кругом будут ходить толпы народа, впечатление будет погублено, сказала она.
Когда мы подошли к монастырю, там уже никого не было. От самого монастыря осталось не много: только выступающие из земли камни фундамента. Зато мягкая трава, выросшая на месте монастырских келий, была усеяна фиалками, а соседние дубы явно помнили те времена, когда монастырь только начинал строиться. На ветвях у них по-прежнему распускались листья, а кроны серебрились, как шелк.
Было что-то загадочное в том, как буйно все зеленело вокруг, будто о растениях заботилась чья-то невидимая рука; и пение птиц раздавалось здесь громче обычного. Известно, что перелетные птицы из года в год возвращаются на насиженные места. Вполне вероятно, что сейчас здесь гнездились прямые потомки тех птиц, которые пели в монастырском саду. Их голоса наводили на мысль, что они учились петь для молчальников, умеющих слушать. Пение заставило меня содрогнуться: мне показалось, что все здесь осталось по-прежнему и те же люди незримо внимают не изменившимся голосам птиц. Монастырь превратился в руины, но не умер. Здесь властвовала жизнь, а не запустение.
