Герхард Хольц-Баумерт - Злоключения озорника
Эрвин взвизгнул:
— Бежим отсюда!
Но как убежишь, когда тележка несётся всё быстрей и быстрей. Потом чьи-то длинные шершавые пальцы пытались схватить нас за волосы, стали ощупывать лицо.
— Мертвецы! — заорал я и зажмурил глаза.
Где-то рядом ударила молния, загрохотал гром, и в ослепительной вспышке я увидел двух ведьм. Они плясали вокруг нашей тележки. Но самое страшное ожидало нас впереди. Тележка замедлила ход, стало немного светлее. Мы с Эрвином поглядели друг на друга и уже хотели перевести дух, но куда там… В освещённой нише стоял скелет и молча манил нас костлявой рукой. Медленно мы катились прямо ему под ноги. Всё ближе, ближе… Волосы у меня встали дыбом.
Я вскочил и закричал:
— Не могу больше!
Эрвин хотел меня удержать, но тележка метнулась в сторону, и я очутился на холодном песке. Я ничего уже не видел и только слышал где-то вдали жалобные вопли Эрвина:
— На помощь! Циттербаке, где ты?
Теперь я остался совсем один в «комнате страхов»… Надо было как-то выбираться. Не успел я подняться, как мимо пронеслась новая тележка и женский голос пропищал:
— Эвальд, Эвальд! Ещё одно привидение!
Это, должно быть, про меня кричали. Ощупью я стал пробираться вперёд. Мимо пронеслась ещё одна тележка. Вдруг я заметил слабый свет сверху и увидел, что стою рядом со скелетом!..
У меня задрожали колени, я упал и… опрокинул скелет.
Вот тебе и раз! Оказывается, всё это было одно враньё! Скелет сразу развалился, и поднялось целое облако пыли. Внутри черепа горела зелёная лампочка. Ну и жулики! Они, оказывается, просто подсвечивают зелёными лампочками!
Я пошёл назад от лампочки к лампочке и всё следил, чтобы меня не сбило тележкой. Скоро я добрался и до привидения и чуть не запутался в его белом балахоне. «Глупость одна, а не привидение! — сказал я себе. — Всё из картона вырезано!»
Тут как раз проезжала ещё одна тележка с двумя девчонками.
— Видишь, шевелится! — в ужасе пропищала одна из них, и тележка исчезла в темноте.
Я побрёл дальше и наткнулся на «пальцы мертвецов». Это были обыкновенные тесёмки, спущенные с потолка. Во́ сколько вранья!
Но, как я ни искал, я не находил ворот, а надо было выбираться из этой дурацкой «комнаты страхов». Я вспомнил, что мимо скелета все тележки очень медленно проезжали. Вот, думаю, там я и вскочу, а уж она куда-нибудь вывезет! Я ещё немного побродил в темноте, нашёл это место и стал ждать.
Сперва проехала тележка с дяденькой и тётенькой. От страха они зажмурили глаза и целовались.
— У-у-у! Все вы в ад попадёте! — завыл я, чтобы их позлить.
Но они даже не оглянулись.
Со следующей тележкой мне повезло. Глаза мои уже привыкли к темноте, и я сразу увидел, что в ней сидел только один человек — какая-то тётка. Правда, очень толстая.
Я вскочил на ходу и уже хотел сказать: «Здравствуйте! Извините, пожалуйста, я заблудился и никак не выберусь отсюда»… Но где там! Она как закричит и тут же разом затихла и повалилась на меня. Я чуть не выпал из тележки. Тётку-то, оказывается, родимчик хватил.
Были там и ещё всякие страхи, но я их ничуть не боялся. Ни отрубленной руки на столе, ни болтающихся ног удавленника…
«Всё одни картонки, всё мура какая-то!» — злился я.
И вот мы с тёткой выкатили на свободу. В первую минуту дневной свет меня совсем ослепил. Но затем я увидел Петера и Бруно. Они обалдело уставились на меня.
Какие-то девчонки, увидев меня, заверещали. Толстая тётка рядом со мной тяжело отдувалась и утирала слёзы. Я оглядел себя: весь в пыли, на плече болтается кусок балахона того дурацкого привидения, а в руке — картонная кость!
Спрыгнув с тележки, я пустился бежать. Бруно и Петеру крикнул:
— Удирай, ребята!
Скоро мы были уже среди деревьев парка.
На бегу я спросил:
— А Эрвин где?
— Он как выкатил из этой страхолюдин, весь белый-белый, и сразу драла! «Альфонса привидение уволокло!» — кричит. Только мы его и видели.
Петер и Бруно здо́рово струхнули. Потом они решили всё-таки сообщить в полицию, что у них на глазах ребёнка украли, но тут из ворот выкатили мы с тёткой.
— Небось жутко было? — спросил Бруно, тыча пальцем в картонную кость.
— Да, пришлось здорово повозиться, — ответил я и тут же отбросил подальше кость и лоскут от балахона.
Петер и Бруно стали клянчить, чтобы я рассказал им про «комнату страхов».
Но я ответил:
— Вы лучше по-честному скажите: кто из нас трус — я или Эрвин? Вот он всегда так, хвастает, хвастает, а как дойдёт до дела — сразу удирать.
Дома папа меня спросил:
— Ну как, Альфи, интересно было?
— По правде сказать, скучновато. Ты бы только злился на такой ярмарке.
А мама сказала:
— Альфи, сходи, пожалуйста, в подвал, принеси угля.
Но мне что-то не хотелось. Не люблю я ходить в подвал, когда темно. Я и стал выдумывать всякие отговорки, пока папа не сказал, что пойдёт вместе со мной.
А ведь правда там внизу всё паутиной затянуло… Говорят, даже крысы бегают. И потом кто его знает, кто там по ночам прячется?
Как мы праздновали день рождения
На этот раз мы праздновали не мой день рождения, а Бруно. Ему разрешили пригласить нас всех после обеда на чашку кофе. Мы были одни — родители ушли на работу.
Мама Бруно испекла песочный торт, накрыла на стол и посредине поставила большой кофейник, прикрыв его весёлым пуделем, чтобы не остывал. День рождения вышел у нас мировой!
Начали мы с того, что всё съели, потом стали играть. Сперва в индейцев. Вождём выбрали Бруно. Его праздник-то! В будни он у нас самый обыкновенный индеец, и зовут его «Косая гадюка». А сегодня мы позволили ему называть себя «Телеоко». Я был шаманом, по прозвищу «Мудрый Альфонс», «Трубка мира» оказалась совсем невкусной. А мне, шаману, надо было её всё время курить. Бруно достал самую настоящую трубку из отцовского стола — ну конечно, без табака. Но всё равно меня от неё мутило. Вырасту большой — ни за что не буду трубку курить!
Потом мы стали играть в пиратов. Тоже ничего получилось. Диван мы превратили в пиратский корабль, а ковёр у нас был самым обыкновенным купеческим кораблём. Нашего «новорождённого» назначили капитаном. Но тут случилась маленькая неприятность: в самый разгар морского сражения подломилась ножка дивана. На всякий случай мы перестали играть. Бруно сразу придумал, как поправить беду. Достал с полки пачку книг и подложил их вместо ножки.
Дальше мы не знали, во что играть.
Вдруг я как закричу:
— Я знаю! Я знаю! Угадайте, что я придумал?
— В пожарных? — спросил Бруно.
Я только рассмеялся.
— В доктора и больного?
— В прятки?
— В железную дорогу?
— В пограничников?
Так никто и не угадал.
— Мы будем играть в ресторан и праздновать день рождения Бруно! А потом мы все будем пьяные!
Это ребятам очень понравилось. Мы быстро переоделись. Меня нарядили дедушкой Бруно. Дали его шляпу и перчатки. Эрвин был официантом, а мы все — гостями.
Усевшись за стол, я крикнул:
— Официант!
Но Эрвин с чем-то возился в кухне и всё не подходил к нашему столику.
Тогда я крикнул:
— Официант, жалобную книгу!
Тут уж он мигом подлетел к нам: на руке белое полотенце, а сам так и юлит.
— Мы отмечаем сегодня день рождения моего внука Бруно, — сказал я важно, стараясь басить. — Прошу вас подать нам пять стаканов вина.
Эрвин что-то записал на бумажке и шмыгнул в кухню. Вскоре он появился с подносом. На подносе были стаканы, а в них что-то красное.
Мы чокнулись, крикнули хором:
— За твоё здоровье, Бруно! — и выпили залпом.
Оказалось, это газированная вода с сиропом.
Но она была здорово похожа на настоящее вино. Потом мы стали громко хохотать. Петер заказал ещё по стакану на всех. Мы снова выпили. Тут Эрвин сказал, что и ему хочется с нами выпить. Но он же был официант, значит, ему пить нельзя было.
Бруно сказал:
— Ничего, ничего! Принеси ещё стакан. Когда день рождения, официантам тоже можно выпить.
Так мы выпили по пять стаканов газированного вина.
Я сказал:
— Теперь мы все пьяные, давайте плясать!
И мы стали горланить песни и плясать.
Игра и вправду получилась замечательная.
Но мама Бруно была совсем другого мнения. Мы и не заметили, как она вошла. Шатаясь, я нечаянно её толкнул.
— Что у вас творится? — раздался её голос.
Бруно подмигнул мне: давай, мол, играть дальше.
— Здра-а-вствуй, мама! — сказал он каким-то чужим голосом. — А винцо высс-ший кла-асс!
А я кричал:
— Эй, официант! Ещё стаканчик!
Мама Бруно подбежала к столу и принялась нюхать стаканы.
— Да что же вы наделали! Вы же пьяные все!
Мы опять давай хохотать. И до чего здорово получалось у нас!
