Жаклин Уилсон - Дневник Трейси Бикер
Как же я скучаю по маме.
Ясно, почему я не могу уснуть. Это желудок бунтует. Когда я плачу, мне всегда хочется есть. Что это я? Я вовсе не плакала. Я никогда не плачу.
Попробую-ка проскользнуть на кухню. Дженни наверняка уже спит мертвым сном. Решено, так и сделаю.
Вот я и вернулась. Устроила себе полуночный пир. Пальчики оближешь.
В буквальном смысле. Я мечтала о шоколаде, но нигде его не нашла. Наткнулась на открытую коробку хлопьев и как следует над ней потрудилась. А потом отправилась потрошить холодильник. Там оказалось мало съедобного. Сырая печенка на завтра, вчерашний холодный заварной крем. Я открыла масленку, запустила в нее палец, обмакнула в сахар и облизала. А что, вкусненько. Я лизнула еще и еще. Чтобы Дженни ничего не заподозрила, я оттопырила мизинец и ногтем прочертила следы, будто масло погрызли маленькие зубки. А потом нашлепала отпечатки мышиных лапок. Мыши любят масло, верно? Они едят сыр, а сыр — почти то же масло. Правда, в холодильник может забраться разве что мышь-скалолаз с ледорубом и в шипованных ботинках. Вскарабкается по голой отвесной стене пика Холода и превратится в супермышь с огромными мускулами, иначе как ей распахнуть тяжелую дверцу?
Может, Дженни будет самую капельку меня подозревать. А что толку? Она же не застукала меня пирующей у раскрытого холодильника.
Кое-кто меня все же видел. Уже не на кухне. Позже, когда я тихо кралась по ступеням наверх. На лестнице очень темно, и приходится все время смотреть под ноги. Дети часто бросают на лестнице погремушки, плюшевые игрушки и кубики. Если споткнуться и загреметь вниз, перебудишь всех.
Я осторожно нащупывала путь, когда с верхней площадки послышался тихий жутковатый стон. Я подняла глаза: в темноте колыхался белый силуэт, так похожий на призрака, что я чуть было не завопила.
Но Трейси Бикер голыми руками не возьмешь! Я никого не боюсь. Даже призраков. Так что я зажала рот рукой, чтобы сдержать крик, и поскакала наверх разобраться с этим несчастным пришельцем из потустороннего мира. Призрак оказался не призраком. Передо мной стоял испуганный, дрожащий Питер Ингем, сжимая в руках свои простыни.
— Что ты замышляешь, сопляк? — прошипела я.
— Ничего, — прошептал Питер.
— Ну конечно. Так, повел постельное белье на ночную прогулку.
Питер отвел взгляд.
— Намочил простыни, да? — сказала я.
— Нет, — пробормотал Питер. Он совсем не умеет лгать.
— Конечно, намочил. И несешь в туалет замыть, чтобы никто не догадался.
— Трейси, Трейси, не говори никому, — взмолился Питер.
— За кого ты меня принимаешь? Я не ябеда, — сказала я. — Тут нет ничего страшного. Завтра отведи Дженни в сторонку и тихонько расскажи ей о своей беде. Она тебе поможет. Она не рассердится.
— Правда?
— Правда-правда. А пока достань из сушилки свежее белье. И чистую пижаму. Господи, да ты ничего не знаешь. Сколько ты уже в детском доме?
— Три месяца, неделю и два дня, — сказал Питер.
— И только-то? Я провела по детским домам почти всю жизнь, — сказала я, вытаскивая простыни. — И как ты здесь очутился? Осточертел родителям? Я их не виню.
— Мама с папой умерли, когда я был маленьким. Я жил с бабушкой. Но она была совсем старенькая, и… и она тоже умерла, — шмыгнул носом Питер. — Больше у меня никого нет. Поэтому я здесь. Мне тут плохо.
— А кому тут хорошо? По сравнению с другими приютами тут еще прилично. Видел бы ты, где я жила раньше. Там детей избивают, запирают в чулане, морят голодом, а потом пичкают отбросами, притворяются, что накладывают тебе мяса, а на самом деле это рубленые черви и сушеные собачьи какашки…
— Замолчи, Трейси, — попросил Питер, хватаясь за живот.
— Кому это ты говоришь замолчать? — с притворной угрозой спросила я. — Давай ныряй назад к себе. И надень сухую пижаму. Ты весь дрожишь.
— Да, Трейси. Спасибо, Трейси. — Он помолчал, теребя в руках простыню. — Трейси, я очень хочу с тобой дружить.
— Зачем мне друзья? — сказала я. — Какой в них прок, если мама вот-вот приедет и заберет меня с собой. Дома у меня будут другие друзья.
— А-а-а, — очень грустно кивнул Питер.
— Впрочем… Пока я здесь, ты можешь быть моим другом, — сказала я.
И зачем я это сказала? Кому нужен этот тощенький глупенький довесок? У меня слишком доброе сердце, в этом моя беда.
Я уснула, и совершенно напрасно, потому что, стоило мне закрыть глаза, откуда ни возьмись полезли кошмары. Будто в моей голове включается видеомагнитофон и я надеюсь, что мне покажут уморительную комедию, но тут начинает завывать жуткая музыка. Все, я пропала. Прошлой ночью мне снился самый страшный ужастик в мире. Я застряла где-то в темноте, на меня двигался кровожадный зверь. Я понеслась от него как сумасшедшая. Передо мной возник большой круглый бассейн с выступающими камнями, на которых застыли люди. Я прыгнула на ближний камень, но мне не удалось удержаться: там распласталась жирная тетя Пегги. Я попыталась за нее ухватиться, но она отвесила мне хороший шлепок, я полетела и приземлилась на соседнюю кочку. Там стояли Джули и Тед; я хотела уцепиться за них, но они только повернулись ко мне спиной и даже не помогли подняться. Я попыталась перепрыгнуть дальше, но упала в воду и принялась грести по-собачьи. Плыть становилось все труднее и труднее. Всякий раз, когда я хотела выбраться из бассейна, на камне оказывались люди, они тыкали в меня палками и гнали прочь. С каждым разом я погружалась все глубже, пока…
…пока я не проснулась и не поняла, что мне снилась вода. А вода означает Беду с большой буквы. Пришлось самой мчаться к сушильному шкафу и корзине с грязным бельем. Что самое неприятное — меня угораздило столкнуться с Жюстиной. Похоже, ей сегодня было не до сна, глаза у нее покраснели. И тут, несмотря ни на что, мне стало немного совестно. Я широко улыбнулась и сказала:
— Мне очень жаль, что твой будильник сломался.
Я не стала ей намекать, что в этом есть моя вина. Я по-прежнему не уверена на сто процентов. И потом, глупо было бы себя разоблачать. Зато я ей посочувствовала, прямо как хотела Дженни.
Только перед свиньями вроде Жюстины Литтлвуд нет смысла расшаркиваться. Она не улыбнулась и не поблагодарила за сочувствие.
— Скоро ты действительно пожалеешь, Трейси Бикер. Погоди, я с тобой разберусь, — прошипела она. — А что это ты тут делаешь? Снова обмочила постельку? У-сю-сю!
Она на этом не остановилась и принялась меня оскорблять. Не стану даже писать, что она наговорила. Слова меня все равно не ранят. Вот ее угрозы меня немного беспокоят. Что она сделает, чтобы отомстить мне за будильник? Жаль, у нас на дверях нет надежных замков. Хорошо хоть, что у каждого своя спальня, пускай крошечная, не больше спичечного коробка.
Так теперь полагается. У детдомовцев есть право на личное пространство. Я бы не возражала сидеть в моем личном пространстве и писать, но Дженни только что просунула голову в дверь и велела мне топать в сад со всеми остальными. А я сказала:
— Ни за что.
В приюте всегда жизнь не сахар, но на каникулах хуже всего. Все дети целый день вместе, от старших получаешь одни тычки, младшие надоедают с глупостями, а бывшие друзья объединяются против тебя, шушукаются и обзываются.
— Может, помиришься с Жюстиной? — предложила Дженни, усаживаясь на мою кровать.
Я фыркнула и ответила, что она зря теряет время, и не только свое, но и мое, потому что отвлекает меня от дел.
— Как много ты написала, Трейси, — сказала Дженни, окидывая взглядом стопку страниц. — Скоро у нас кончится бумага.
— Тогда я стану писать на обратной стороне открыток. Или на туалетной бумаге. На чем угодно. У меня вдохновение. Я не могу остановиться.
— Ты и правда увлечена. Хочешь стать писательницей, когда вырастешь?
— Возможно.
Раньше мне это не приходило в голову. Я всегда собиралась вести свое ток-шоу на телевидении. ШОУ ТРЕЙСИ БИКЕР. Буду выходить на публику в блестящем платье, все зрители будут хлопать и кричать, а звезды кино и шоу-бизнеса станут зубами и когтями пробивать себе место в моем эфире. Впрочем, на досуге я могла бы пописывать книги.
— А знаешь, Трейси, сегодня к нам в гости придет настоящая писательница. Ты могла бы попросить у нее совета.
— А зачем она придет?
— Она пишет статью для журнала про детей из детского дома.
— Вот скукота, — протянула я, притворяясь, что позевываю, но у самой внутри все перевернулось.
Хотела бы я, чтобы обо мне написали в журнале. Еще лучше, конечно, чтобы про меня написали книгу, но ничего, это подождет. Главное, чтобы у этой дамы создалось обо мне нужное впечатление. Илень-Мигрень умудрилась напортачить даже в газетном объявлении, когда писала, что мне нужна приемная семья. Предоставь она это дело мне, к нам бы ринулись толпы людей, жаждущих удочерить милую крошку Трейси Бикер. Я умею себя подать.
