Эдуард Успенский - Невероятные истории про любимых питомцев (сборник)
В этом, как всегда, помогло моё знаменитое писательское имя. Я позвонил в Загорск на птичью фабрику:
– Здравствуйте, это Эдуард Успенский говорит.
– Здравствуйте.
– Вы меня знаете?
– Не знаем. А кто вы?
– Я писатель.
– Всё равно не знаем.
– А «Радионяню» знаете?
– Не знаем.
– А Чебурашку знаете?
– Чебурашку знаем.
– Это я его придумал.
– Теперь знаем.
– Скажите, можно к вам приехать?
– Конечно, можно.
И я поехал на фабрику. Меня очень ласково приняли в конторе. Спросили, зачем мне понадобилась их фабрика.
– Хочу цесарок вырастить. Хочу бабушкам помочь.
Спросили, не могу ли я выступить перед сотрудниками и детьми.
– Могу выступить, конечно.
И мы договорились, что мне дадут сотню цесарочьих яиц, а я выступлю перед ребятами.
Потом мне дали белый халат, целлофановые бахилы, что-то очень похожее на облегчённый противогаз и повели на фабрику.
Фабрика напоминала куриный концлагерь. Несколько длиннющих бараков, параллельных друг другу, а в бараках длиннющие клетки. И куры… куры… куры… куры… до горизонта.
Через несколько дней я удачно выступил перед ребятами и получил в своё распоряжение сотню цесарочьих яиц.
Я уложил их в пластмассовые секторы инкубатора и запустил машину у себя дома на Клязьме.
Цесарки выводились без проблем. До сих пор я с радостью вспоминаю, как весёлые цесарочьи ребята разбивают скорлупу и практически выпрыгивают из яиц.
Скорлупа у цесарочьих яиц очень твёрдая, и разбить её и вылезти наружу могут только по-настоящему крепкие цесарята.
Когда мне давали яйца цесарок, служащие птицефабрики говорили мне:
– У них выводимость семьдесят процентов.
У меня, кажется, вывелись все сто. И счастливый и довольный, я повёз цыплят-спасателей в село Троицкое под Переславль.
Там я разделил цыплят на десятки и торжественно стал разносить по деревне.
– Евдокия Павловна, это вам.
– Ой, какие они маленькие! Давай, пересыпай их в лукошко.
– Татьяна Семёновна, а это вам.
– Куда ж я их дену, их мои куры заклюют. Разве что в ящик из-под телевизора.
– А что, хорошая мысль, Татьяна Семёновна. Можно и в ящик.
Так что я пристроил всех цесарок в хорошие дома и руки и стал ждать победного результата.
Победного результата я не дождался. Дело в том, что я не учёл одного обстоятельства. Чтобы цесарки ели колорадского жука, их надо было натаскивать на это. Надо было сначала собирать этих жуков с картошки, перемешивать с куриной едой и приучать к ним птенцов.
Так что мои цесарки, будучи колорадски неграмотными, просто гуляли по картошке и иногда летали по селу отдельными стаями.
Летали они недолго. Цесарки несут небольшие яйца и не часто. Бабушки не собирались их кормить, а наоборот, сами их съели.
Факир не был пьян, но фокус всё равно не удался.
Но я не падал духом. Тут как раз случилась оказия. Мой друг Виктор Демахин возвращался из Голландии. Я прошу его по телефону:
– Ради бога, загляни в город Амеронген, там живёт врач Томас Бесхоп, у него есть свой куриный домик на участке, там замечательные курицы живут. Возьми у него два десятка яиц для меня.
Я звоню Бесхопу, он всё понимает и готовит для Виктора упаковку с яйцами. Виктор по дороге в аэропорт забирает эту коробку и везёт в Москву.
Я его предупредил:
– Только не давай её просвечивать на границе. Зародыши могут погибнуть.
В то время ещё не было таких дотошных просвечиваний в аэропортах, как сейчас, и Виктор благополучно миновал две границы.
Выводить цыплят в России – хлопотное и рискованное дело. Проблема в том, что в любом сельском месте в любую секунду, без всякого предупреждения, могут выключить ток. И надо тащить инкубатор в машину и быстро ехать в тот район, где ток ещё выключить не успели.
Инкубатор с импортными яйцами тихо и уютно работал на моём столе. День работал, два работал, а на третий прибежала моя дочь в панике:
– Папа, свет вырубили.
Стали звонить на энергоузел:
– Что случилось? Когда поправите?
– Что случилось – неизвестно. Когда поправим – не знаем.
Срочно забираю инкубатор в машину, затыкаю специальное вентиляционное отверстие и еду в Москву, в городскую квартиру – спасать выводок.
Моя городская квартира становится центром выводки цыплят. Все люди, которые приходят ко мне по работе или просто в гости, первым делом спрашивают:
– Что это у вас на столе?
– Инкубатор.
– Для чего?
– Я цыплят вывожу.
– Каких цыплят?
– Голландских.
Чем больше ответов, тем больше вопросов.
– Почему голландских?
– Легче было достать.
– Что ты с ними будешь делать?
– Не знаю. Наверное, раздам в хорошие руки.
– Зачем?
– Пусть в Москве появится новая порода.
К этому времени у меня намечалась возможность построить большой загородный дом в Подмосковье с хорошим курятником. Я надеялся, что к концу строительства у меня уже будут готовые курицы.
Конец строительства намечался через три года. И всё это время держать кур в городских условиях я бы не смог.
Поэтому я уговорил одних жителей станции Клязьма, семью Поповых, взять моих кур к себе в хозяйство. Семья Поповых училась с моей дочерью в одном классе (в лице мальчика Жени), и я очень любил эту семью.
– Поймите вы, это особые голландские куры. Самые первые куры этой породы нарисованы ещё на картинах Рембрандта.
– Да ну?
– Ну да!
Я серьёзно убеждал знакомых:
– Помните его натюрморты? Между прочим, они дают по два яйца в день.
Как ни странно, мои хозяйственные подмосковцы Поповы поверили мне и взяли всех цыплят. И все два года они ждали от этих кур по два яйца в день.
Наконец куры выросли и понеслись. Мои друзья Поповы стали ругать меня:
– Какие два яйца в день? Хорошо, что одно-то дают.
Хорошо, что мальчик Женя заступался за меня:
– Между прочим, одно яйцо в день – это большая редкость, это очень хороший результат. Большинство кур не в силах выдать 365 яиц в год.
Но это было потом, потом и ещё раз потом, а пока вернёмся в Москву.
Пришёл ко мне Владимир Меньшов – наш великий кинорежиссер. Задал те же вопросы:
– Инкубатор.
– Для чего?
– Я цыплят вывожу.
– Каких цыплят?
– Голландских.
– Почему голландских?
– Легче было достать.
– Что ты с ними будешь делать?
– Не знаю. Наверное, раздам в хорошие руки.
– Зачем?
– Пусть в Москве появится новая порода.
Я ему всё спокойно объяснил, ещё рассказал про цесарок, и Меньшов сказал:
– Ты самый счастливый человек в Москве. Ты живёшь, как хочешь.
Именно такую фразу сказала мне однажды внучка журналистки Ольги Кучкиной пятилетняя Даша. Она с бабушкой была у меня в гостях на Клязьме. И когда надо было уезжать, уцепилась за ножку стола и сказала:
– Я никуда не уеду.
Потому что у меня было интересно: мои и соседские дети, попугаи, стол для тенниса, качели, ручная галка и т. д.
Пришлось бабушке оставить её у нас ночевать.
Утром, пока ещё не приехали её встревоженные родители, мы с Дашкой гуляли. И она сказала ту же самую фразу:
– Счастливый ты, Успенский.
– Почему?
– Ты живёшь, как хочешь.
Итак, я в Москве с куриным аппаратом. Он уютно ворчит и бренчит у меня на столе.
Вообще-то, инкубатор должен высиживать цыплят сам. Сам должен качать качалку с яйцами, сам должен следить за температурой, за влажностью и вентиляцией.
Но никак не получается.
Влажность всё время убегает, всё время надо доливать воду и вывешивать влажные тряпочки на ванночки. Вентиляционное отверстие сначала надо открывать, потом закрывать, потом, в случае отключения электричества, снова открывать, чтобы не было перегрева.
Короче, хлопот полон рот, особенно если ты живёшь за городом, а инкубатор живёт в московской квартире. В следующий раз куплю импортный. Импортные механизмы за всем следят сами, как-то это у них легко получается.
И вот наступает долгожданный двадцать первый день. Пора вынимать уникальных цыплёнков. И набивается целый дом созерцальщиков.
Каждые десять минут я открываю дверцу инкубатора:
– Ого, ещё один вылез! И обсох уже! Давайте его в коробку.
– Ой, а этот давно проклюнулся, а никак не вылезает. Давайте его выковыривать.
Дело в том, что в моём инкубаторе очень трудно было сохранять влажность. И как только цыплёнок проклевывал скорлупу, влага из яйца немедленно уходила, и плёнка твердела. И у молодого курёнка не хватало сил прорваться сквозь неё.
