Б. Травен - Поход в Страну Каоба
Река Санто-Доминго в этом месте была неширокая — метров тридцать, не более. Конечно, можно было бы метрах в двадцати от берега начать прокапывать пологую дорогу к реке. Но это легко сказать, а сделать куда трудней, особенно если принять во внимание, что в караване не было ни одной лопаты. Но даже если бы они и были, справиться с такой работой — дело не простое. Берег порос густым колючим кустарником, по крепости не уступающим толстой железной проволоке. Эти заросли вдобавок как бы сцементированы глиной, илом и толстым слоем наносной жирной земли. Строители дамб в Европе могут только мечтать о таком прочном укреплении берегов. И лишь человек, впервые попавший в эти места, по неопытности попытается проложить здесь пологую дорогу. Но, когда он увидит, что пеоны, проработав полдня, не сняли двадцати сантиметров грунта, что ладони у них стерты в кровь и что они уже не в силах держать в руках мачете, он сам откажется от своей затеи.
Если на мулов кричать, понукать их, а то и просто сталкивать под откос, их, возможно, удалось бы заставить прыгать в воду. Но, переплыв реку, несчастные животные все равно погибли бы, потому что они не смогли бы вскарабкаться на противоположный высокий берег. Ведь мулы не кошки. Они с трудом нашли бы место, чтобы поставить передние ноги, но выбраться на сушу им так и не удалось бы — задние ноги увязли бы в илистом дне. Беспомощно проплавав часа два по реке, мулы окончательно выбились бы из сил, и тогда их снесло бы течением. Быть может, некоторые животные и смогли бы несколько ниже найти пологое место и выбраться на берег, но вывести их оттуда все равно не удалось бы, так как вся местность кругом была заболочена.
Через реку Санто-Доминго надо переправляться либо здесь, либо вообще отступить перед ней.
2
Но хорошие воины не отступают. А погонщики мулов, торговцы, везущие товары на монтерию, энганчадоры, которые гонят через джунгли колонну завербованных, — хорошие воины. Отправившись в поход, они доходят до цели, даже если в пути приходится оставить немало мулов и людей.
Для этих воинов не существует ничего невозможного. Есть только препятствия, которые надо преодолеть. Случается, что торговцы и вербовщики по целым дням сидят на берегу какой-нибудь реки или у подножия отвесной скалы и ломают себе голову над тем, как взять эту преграду. Но мысль о том, что можно просто повернуть назад, им даже в голову не приходит.
На крохотную площадку у берега Санто-Доминго привели первую партию мулов и сняли с них вьюки. Выше по течению река была уже, но зато берега там были еще круче и за́росли еще ближе подступали к реке. А здесь через воду было переброшено гигантское бревно. Вьюки, снятые с мулов, пеоны тут же взвалили себе на спину и, балансируя по бревну, перенесли их на другой берег.
Как только первая партия мулов была развьючена, их по узкой, наскоро расчищенной тропе отвели назад, на поляну, оказавшуюся, правда, тоже топкой, но все же пригодной для стоянки скота. Таким образом, маленькую площадку у берега освободили для второй партии мулов, которых так же поспешно разгрузили и тут же отвели назад.
Снуя взад и вперед, словно муравьи, индейцы по бревну перетащили весь груз на противоположный берег.
Как только с этой работой было покончено, пеоны принялись строить переправу для мулов. Они срубили два длинных ствола и при помощи лиан и содранного с деревьев луба укрепили между ними поперечные перекладины, причем поперечины эти были прилажены вплотную друг к другу. Получилось нечто вроде огромных сходен. Затем эти сходни сдвинули с высокого берега так, чтобы один конец их упирался в дно реки. Другой конец привязали лианами к прибрежным деревьям, иначе все это сооружение снесло бы течением. По таким сходням мулы могли безбоязненно спускаться с крутого берега. Но поперечины не доходили до конца стволов, они обрывались примерно на уровне воды, и мул, войдя в реку, вдруг терял под ногами опору. Повернуть назад он уже не мог — на сходнях теснились животные, идущие следом, — поэтому мул был вынужден пуститься вплавь. От неожиданности он сперва терялся, но вскоре обнаруживал другие сходни, спущенные с противоположного берега.
У этих вторых сходен поперечины делались уже до самого конца стволов, поэтому мул с легкостью взбирался на них и бодро бежал вверх. Так животные без особых затруднений попадали на противоположный берег. Правда, первые два-три мула иногда упирались и не желали плыть, поэтому погонщики вели их на длинных лассо, которые они перекидывали на другой берег. Там пеоны ловили эти лассо прямо на лету и, как только мул падал в воду, подтягивали его к своим сходням.
Животных подводили к переправе цепочкой. Чтобы загнать их в воду, погонщики подымали адский шум, кидали в них мелкие камни, размахивали руками. Оглушенные мулы не успевали опомниться, испугаться, метнуться в сторону. К тому же они видели, что животные, идущие впереди, благополучно добрались до другого берега. И большинство мулов без всякого сопротивления, даже охотно спускались к воде и переплывали реку.
Однако встречались мулы, которые все же пугались и, подойдя к сходням, обращались в бегство. Их не неволили, чтобы не нарушать цепочки и не пугать остальных. Просто пеоны снова и снова гнали их к воде, пока они наконец не оказывались на сходнях. Тут у них уже не было пути к отступлению. Случалось, что перепуганные животные не спускались вниз по перекладинам, а прямо прыгали в воду. Тогда они еще больше пугались и, совсем ошалев, пытались снова влезть на сходни, с которых только что соскочили. Но по ним уже шли следующие мулы.
Эти пугливые мулы, которые никак не желали идти, как положено, и были повинны в том, что после прохода каравана переправа оказывалась разрушенной.
Вот почему у рек с высокими берегами всегда можно было найти следы сооружений, но никогда не удавалось обнаружить сходен или мостков, которыми можно было бы воспользоваться для переправы, даже если предыдущий караван прошел там всего неделю назад.
У погонщиков было особое умение строить мостки и всякого рода настилы и сходни с таким расчетом, что их только-только хватало, чтобы переправить свой караван. Стоило последнему мулу оказаться на другой стороне реки, как все сооружение разваливалось, независимо от того, сколько животных было в караване — шестьдесят или шесть. Пусть какой-нибудь европейский строитель попробует рассчитать свои мосты с такой точностью! Даже все его математические фокусы не позволят ему построить железнодорожный мост так, чтобы он выдержал пятьдесят поездов и рухнул под тяжестью именно пятьдесят первого. Но погонщики мулов не изучали математики. Может быть, поэтому они и умели делать вещи, недоступные инженерам с дипломом.
3
Воины, которые отправлялись в страну красного дерева, для того чтобы открыть ему путь в цивилизованные страны, где оно, словно по волшебству, превращалось в деньги, были самыми скромными и самыми нетребовательными из всех воинов, когда-либо живших на земле. Да, они были самыми нетребовательными, но вместе с тем, быть может, и самыми храбрыми. Воевали они не ради славы, не ради орденов и не ради отечества, но тем не менее они проливали кровь, терпели лишения, погибали, а если оставались в живых, продолжали вести борьбу в условиях худших, нежели солдаты Ганнибала.
В их котелках утром и вечером варилось одно и то же: черные бобы да стручки красного и зеленого перца. Это и был весь их рацион, если не считать немного жидкого черного кофе с кусочком тростникового сахара. И так день за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем, а если пеону удавалось выжить, то и год за годом. По праздникам они иногда получали немного жареного риса с красным перцем, и уж совсем редко им перепадал тонкий ломтик вяленого мяса, жесткого, как кожаный ремень. Для них не существовало ни воскресений, ни праздников, а на единственном празднике, который им устраивали, — на фиесте, плясала только плеть капатаса. В этот «праздник» каждый из пеонов получал от пятидесяти до двухсот пятидесяти ударов плетью, в зависимости от того, сколько ему было записано за различные провинности.
Ни один солдат ни в одной армии, ни в старое время, ни в новое, не тащил на своей спине такого тяжелого мешка, как эти бесславные воины. Они шли без музыки, без барабанного боя, без свиста флейты, без песен, а за ними следом летели целые тучи москитов, ядовитых мух и слепней. Их жалили осы, клещи впивались им в кожу. Они шагали без сапог по каменным тропам и топким болотам, они переходили вброд реки и продирались сквозь колючие кустарники, карабкались вверх по отвесным скалам и спускались в глубокие ущелья. День за днем, от восхода до заката, одна только работа и дорога, дорога и работа, да еще постоянная изнуряющая жара, которая особенно тяжела в темно-зеленой влажной духоте джунглей. А когда отряд достигал наконец места привала, пеонов ждала новая работа.
