Ольга Матюшина - Жизнь побеждает
Лиза хотела ответить, поблагодарить, — и не могла вымолвить слова. Ее давно мучила мысль, что по возрасту она не может оставаться в детдоме. Она молча сжала руку Татьяны Васильевны. Та поняла ее состояние и, желая отвлечь, потащила танцевать.
Заметив одиноко сидящую Галю, доктор подошел к ней.
— Скучно?
— Что вы, Дмитрий Яковлевич! Я так рада за Лизу. Такой веселой я никогда ее не видела. И как к ней идет синее платье! Это мы ей сшили…
Доктор выделял Галю среди воспитанников. Она никогда не жаловалась, терпеливо переносила страдания. Ее не надо было ободрять, она сама всегда приходила на помощь другим.
После летнего отдыха девочка окрепла, и Дмитрий Яковлевич стал надеяться, что она сможет перенести сложную и опасную операцию. Но удастся ли поставить ее на ноги? — вот что мучило доктора.
Он хотел пригласить специалистов. Пусть они решат судьбу Галины.
Маша, узнав, что доктор собирается показать Галю специалистам, не давала ему прохода. Просила скорее их позвать.
— Дмитрий Яковлевич, если они решат, что можно сделать операцию и Галочка станет ходить, вы понимаете, что это для нас значит! Доктор, дорогой, хороший, мы никогда не забудем, что вы сделали для нас!
Просьбы Маши, ее горячая уверенность, что подруга должна, обязательно должна, поправиться, смущали доктора. Он сердито говорил Маше:
— Откуда ты взяла, что Галя будет ходить? Ей сделают сейчас небольшую пробную операцию.
Но Маша и слушать не хотела, — она была уверена, что Галю поставят на костыли.
— Разубедить тебя я не могу. Об одном прошу: не передавай Гале то, о чем говорила со мной. Ей же будет невыносимо тяжело, если ты уверишь ее в возможности ходить, а операция не удастся.
— Я понимаю, доктор, и говорю так только с вами. Галочка ничего не будет знать. А мне вы скажете всю правду.
Дмитрий Яковлевич видел, что не пустое любопытство, а глубокая любовь руководила Машей, и обещал ничего не скрывать от нее.
В день консилиума Галина почти не волновалась. Она не допускала мысли, что ее могут вылечить. Ей давно говорили, что это невозможно. Зато Маша не находила себе места. Специалисты совещались слишком долго. Она всё время ждала у двери кабинета доктора. Девушка боялась отойти даже на минутку.
Наконец открылась дверь. Вышли двое в белых халатах и Дмитрий Яковлевич. Они о чем-то говорили очень тихо. Маша хотели идти за ними, но в это время в дверях кабинета появилась Галя. Она была страшно бледна и едва двигалась.
— Галечка, ты устала! Что они тебе сказали?
— Да ничего. Измучили! Так долго осматривали… Оперировать, говорят, нельзя. Надо сначала какие-то процедуры делать месяца два-три. Тогда видно будет. Я же знала! Каждый осмотр так кончается! Не надо об этом думать, Машенька! — Галя тяжело вздохнула.
Уложив измученную девочку в постель, Маша пошла искать Дмитрия Яковлевича. Он был один, в кабинете.
— Как Галя?.. — спросил он Машу.
— Страшно подавлена и измучена.
— Ничего. Лучше ей пока не знать!
— Доктор! Разве операция возможна?
— Кажется… Да, кажется, есть надежда… Только ты молчи…
Глава шестая
Окончен рабочий день. Тамара Сергеевна задернула занавески, зажгла настольную лампу. В директорском кабинете стало по-домашнему уютно.
Тамара Сергеевна разложила на столе книги, газеты, журналы. Просматривает их, делает выписки. Готовится к докладу. Она охотно выступает по поручению райкома, но времени у нее мало: детдом, забота о маленькой дочке заполняют весь день.
Она любит вечерами заниматься в детдоме. Здесь тихо; легко сосредоточиться.
Кончив занятия, Тамара Сергеевна спустилась в первый этаж. Проходя мимо пионерской комнаты, заметила там свет. Открыв дверь, она увидела Дубкова, стоявшего на табурете с поднятой рукой:
Читайте,
завидуйте,
я —
гражданин
Советского Союза, —
С большим чувством декламировал он.
При появлении директора мальчик спрыгнул на пол и хотел что-то сказать, но остановился, виновато опустив голову.
— Почему ты ночью читаешь, Дубков? — спокойно спросила Тамара Сергеевна.
Коля упрямо сжал губы. В такие моменты от него ничего нельзя добиться. И настаивать, требовать — бесполезно. Он сразу же становится грубым и уже не владеет собой.
Тамара Сергеевна хорошо знала своих воспитанников, особенно Дубкова, и ласково сказала:
— Иди спать, а завтра расскажешь, почему надо было ночью читать.
Мальчик поднял голову, упрямая складка разгладилась, и он по-детски доверчиво сказал:
— Я выучил сегодня это стихотворение. Мне так оно понравилось! Лежал и шёпотом повторял его. Потом очень захотелось вслух прочитать. Я и прибежал сюда. Я знаю, что нарушил порядок, плохо поступил… Мне теперь стыдно перед вами, а тогда… тогда я ни о чем не думал: уж очень хотелось громко прочитать Маяковского! Извините меня…
— Скорее в постель, и больше по ночам декламацией не занимайся! Тамара Сергеевна смотрела вслед убегавшему мальчику.
«Вытянулся как он за этот год! Юношей становится… И какое лицо выразительное! Держит себя, как взрослый, и вдруг меняется — шалит, словно маленький. Иногда задумывается, сидит такой печальный… Тяжело ему…»
Коля Дубков сильно изменился. Он как-то сразу повзрослел, став комсомольцем. Характер у него выровнялся. Мальчик стал мягче, реже срывается. Он еще больше дорожит дружбой Гали, ее мнением.
Иногда невозможность сделать что-нибудь самому доводит Дубкова до отчаяния. Он становится грубым и резким. В такие минуты детдомовцы говорят:
— Колька разбушевался!
И Галя идет на помощь товарищу. Ее недетское мужество и ласковая, ясная улыбка успокаивают его. Сдвинутые брови разглаживаются, сердитые глаза светлеют, и Коля уже смеется.
— Мне досадно, было, что не выходит!
— А ты не злись. Лучше подумай! Я всегда так поступаю.
— И помогает?
— Еще как! — улыбается Галя…
Через несколько дней после консилиума Галя, разговаривая о чем-то с Дубковым, вдруг остановилась. Видимо какая-то скрытая мысль волновала ее, хотя внешне она попрежнему была совершенно спокойна.
— Я хочу тебе что-то сказать… Ты никому не скажешь? Пока об этом говорить нельзя.
— Что ты, девчонкой меня считаешь?
Галя только посмотрела на мальчика.
— Ну, ну, не сердись! Ты же знаешь, что никому никогда не скажу, — поторопился он ее успокоить.
— Доктор спросил меня сегодня, соглашусь ли я на операцию… — медленно проговорила Галя.
— Ты согласилась, понятно?
— Да.
— Вот здорово! Ты станешь ходить, увидишь город. Мы пойдем в музей, в кино, в ТЮЗ! Я недавно видел там пьесу «Сын полка». Эх, если бы ты посмотрела ее! Знаешь, мне иногда так хочется самому сыграть… Ну, как актер, понимаешь? Если бы ты была там, тебя бы также захватило. Но ты скоро сама всё увидишь. Как я рад за тебя!
— Я должна быть сейчас самым счастливым человеком, Коля, — печально говорит девочка, — и не могу… Мне кажется, доктора опять ошибаются и ничего не выйдет. Столько раз мне обещали операцию! Привезут в больницу, а месяца через два говорят: «Оперировать невозможно». Нет, мне не верится, что это исполнимо…
Коля старался разубедить Галю, сердился на нее, даже кричал, что так говорят только из трусости, пугаясь боли.
Но, когда девочка замолчала, он с отчаянием подумал: «А вдруг она права и ничего не получится?..»
Опечаленный, раздосадованный после разговора с Галей, Дубков поехал в город.
У Коли раненый глаз давно был удален и заменен искусственным. Последнее время мальчик жаловался на боль, и доктор, осмотрев его, направил в институт поменять искусственный глаз.
В институте было много народу. Пришлось ждать. Коля предполагал скоро вернуться, а время шло. Он устал, проголодался, да и расспросы надоели: «Почему такой молодой и без рук?» — Дубков отвечал правду. Кто-то из ожидавших приема стал читать наставление. Раздражение накапливалось, но мальчик сдерживался.
Около трамвайной остановки стояли ремесленники. Один из них крикнул:
— Братишка! В каком сражении ты руки потерял?
Другие засмеялись. Коля толкнул мальчишку. Тот дал сдачи, и пошло!.. Прохожие розняли их, устыдив ремесленника:
— Позор бить инвалида! — сказал военный.
— Да он сам здо́рово дерется!
Коля вернулся с синяком под глазом и пошел прямо в класс. Увидев его, Анатолий Георгиевич строго спросил:
— Дубков, почему ты являешься в середине урока, и еще в таком виде?
Коля огрызнулся.
— Ты совершил самовольную отлучку да еще грубишь. После уроков зайдешь к директору. А сейчас выйди из класса!
