Павел Карпов - Черная Пасть
Уставший, бессловесно и затаенно яростный, и, кажется, далекий от того, что тут произошло, Сергей пришел как раз в тот момент, когда у конусного аппарата вскрыли боковушку и на площадку вырвалось облако пара и раскаленных, крошечных соляных москитов и вонючих, несгоревших газов. Прикрывая рукой лицо Мамраз в рыбачьей зюйдвестке и с красным платком на шее весело и разбойно орал что-то своим помощникам - слесарям, кочегарам и операторам. Рядом с ним стояла Нина Протасова, в брезентовой куртке и резиновых сапогах. Несуразно одетая, но все такая же стройная, сильная и неторопливая в движениях, она, видимо, пыталась руководить действиями Мамраза, но вряд ли доходили до него ее слова
- Козлодра-ань! - как будто ликовал в азарте борьбы со стихией черноволосый, белозубый Мамраз. - Хватит всем маханлодыжки! Бешбармак на целый мир!
По напускной разгульности и наигранной скороговорке Сергей Брагин догадался, что Мамраз растерян и озадачен не меньше, если не больше других: с него главный спрос. На Мамраза смотрели с надеждой, от него прежде всего ждала помощи Нина Алексеевна, которая, распорядившись остановить печь, все еще медлила, веря в изворотливость и нажимность Мамраза Но эта вера помалу угасала; влияние начальника смены Мамраза на понурившихся ребят не очень-то было заметным.
Сергей Брагин считал вполне вероятным, что аварию повлек за собой несчастный случай с Гошей; люди ослабили контроль за машинами и теперь под ударом новой беды могут допустить еще более тяжелые оплошности Но и в таких крайних обстоятельствах Сергей не мог допустить даже мысли об остановке печи во время ее испытаний. Нужно было до конца убедиться в ее возможностях и эффективности применения в условиях Кара-Богаза. Когда установка отработает положенное время, причем, в наилучших условиях, при самом заботливом и внимательном отношении и уходе, тогда будет видно, на что она грдится, и для кривотолков не останется места; тогда... тут ни убавить, ни прибавить - так оно и было на печи! Понимал Сергей Брагин, что важнее всего сейчас была неопровержимая разумность технических доводов, которые следовало подтвердить наглядными результатами.
Верящий труженик Кара-Богаз-Гола, инженер Сергей Брагин хотел бы видеть в опытной печной установке опору и надежду химического оазиса, спасение от пагубной сезонности и рабской зависимости от роковых причуд природы, но одного хотения было мало. И Сергей не мог заставить себя идти наперекор совести, своему собственному опыту и неподдельному внутреннему сопротивлению, порождаемому далеко не одной только наблюдательностью и интуицией заинтересованного, ищущего человека. Задумывался над этим Сергей много раз, серьезно и честно, и он не мог упрекнуть себя в чем-то предвзятом, навеянном или наговорном. Но не только об этом думал сейчас Сергей, поднявшись на печную высоту и стоя перед пышущим жерлом, в котором не могла успокоиться клокочущая тяжелая лава расплавленного мирабилита: очень беспокоился Сергей о Нине, сцепившей длинные пальцы своей смуглой руки и прикрывавшей лицо, глаза от сухого кипятка, полыхавшего вокруг открытого люка. Мучилась Нина не столько от огня и удушья, сколько от сознания необходимости опять ставить печь на ремонт. Другого выхода она не видела. Устранять неполадки в полыхавшем огнем аппарате?.. Об этом страшно было даже подумать. На подобный подвиг вряд ли решились бы самые ярые сторонники печи, которым сейчас была дорога каждая рабочая минута. И тут произошло самое неожиданное: на это добровольное смертоубийство решился "опровергатель", как называл его Пральников, противник поспешной приемки печи... Сергей Брагин.
- Жарко, Нина Алексеевна? - спросил С.ергей, сбычив шею и наморщив лоб.
- Останавливаем. Опять всем нам будет постыдная процедура, - Нина потрогала пальцем ресницы и брови, болезненно поморщилась. - И кто меня затащил сюда?..
- Нельзя печь останавливать, - сказал Сергей. - Установка должна работать! Будем исправлять и чинить, чтоб не оставлять никакой лазейки!..
- Чинить в таком пекле? Сгореть можно. Одного искалечило и других гробить... Что ты, Сергей, не позволю! - испуганными, горящими глазами Нина смотрела на Брагина, обжимая кулаками свои покрытые солью виски.
- Найди валенки, - попросил Сергей - Будь умницей!..
Нина подозвала Мамраза, продолжая глядеть на Сергея с опаской и недоверием.
- Валенки просит. Найдешь? - глазами Нина спрашивала у Мамраза: "К чему все это затевается?.."
- Тогда и ватники! - воскликнул с живостью Мамраз.
Теперь Нина поняла смысл всей этой подготовки и, разжав кулаки, выставила вперед руку, слабым движением не то подзывая, не то прогоняя с глаз долой Сергея.
- Я не позволю! Не дам, не разрешу! - решительно шагнула к Сергею Нина, тяжело волоча резиновые бахилы. - Из-за Гоши теперь всю жизнь убиваться! А тут еще!.. Не разрешаю лично и категорически! И не командуйте здесь, Сергей Денисович!.. Приказываю... умоляю, Серёжа!.. Хочешь помочь - вызывай монтажников, а самому не позволю лезть в горящий котел Их тоже не заставляй помирать, не имеешь такого права!
Машины продолжали стучать и сотрясать огромное тело печи. Шумел ветер в железных переплетах и лестничных проходах, гудел внизу погрузчик, но несмотря на разноладные шумы, около пышущей печной ниши стало так тихо, что всех поразил... мяукающий котенок. Забавный, шаловливый и удивительно разноцветный комочек... Даже глазки у него были разных цветов. Избочась, фырча и фукая через усики, он подкатился к ногам Сергея, облюбовал его коричневый пыльный туфель и заиграл со шнурком. Пушистый баловень Фомка обитал у девушек в аппаратной. Оставшись без внимания, он спустился по прутикам железной лесенки, видимо, решив, что без него в этот кризисный момент не обойтись. Напряжение и деловитость людей при появлении Фомки на какое-то мгновение спали, кто-то даже засмеялся:
- Трехцветная кошка, Сергей Денисович, к счастью! Нагнувшись, Сергей взял Фомку и цоднял над головой.
Котенок заверещал и вцепился острыми, как крапивные иголки, коготками в руку Сергея. С трудом отцепив, Сергей отдал Фомку рослой, большеглазой Девушке с косами.
- Поиграться самое время! Им - не отвечать, - посчитала необходимым заметить Нина Алексеевна. - На советы и посулы не скупятся, а чтоб с умом подсобить!..
Отзывчивый Фомка первым уловил в ее голосе жалостливые нотки. Выставив в ее сторону белые, искристые тычинки усов, он тоненько пискнул.
- Конечно, можно теперь на меня всех зверей натравлять! - вконец разобидевшись, буркнула Нина. Потешный Фомка, которого она ласкала и нежила, вывел ее из равновесия, и она решила показать свою полную независимость от конторских писак, проявить самостоятельность. - Мамраз, останавливай печь! Здесь не Майданек, чтобы жарить людей! Никакого ремонта в горячем виде не дозволено.
Терпеливо и внимательно выслушав хозяйку печи, Сергей Брагин сказал в расчете, что никто не поймет:
- Жимолость...
Нина поняла потаенный смысл сказанного, упоминания вьюнка с волчьей ягодой.
- Еще что скажешь, Сережа? Говори. Мне все равно! - Нина прижала к груди котенка и отвернулась.
- Рисковать никем не придется, - пытался смягчить положение Сергей. - Я сам полезу. Подсобишь, Мамраз?
- Из подсобников я вырос, Сергей Денисович! - обиделся Мамраз. - Только вместе с вами. И валенки, и кожух найдем. Даже малахай достану, лисий!
Охотников изжариться было немного, но помощники
Сергею Брагину нашлись. Чтобы не прерывать начатого цикла, печь решили не останавливать. Это имело значение не только для выявления наилучшего теплового режима, испытания надежности всего оборудования, которое от частых остановок деформировалось. Эти утечки могли создать различные лазейки в оценке перспективности всей установки. Для Сергея Брагина это было особенно важно: он хотел еще раз лично во всем убедиться, добиваясь объективной оценки рабочих возможностей печи, искренне желая ей "попутного ветра", если она сможет оправдать надежды.
На площадке становилось трудно дышать, и все помалу пятились, отходили к парапету от жаркого очага, перед которым возникали дрожащие воздушные шары с обжигающими взрывными волнами. Почти прекратили подачу тепла, но его скопилось столько, что потребовалось бы не менее суток для остывания выпарных и сушильных конструкций. Люди затевали опасное дело, а вокруг витала и тихо опускалась на землю успокоительная блажь летнего вечера с липучими синими пушинками сна... С высоты печного балкона было хорошо видно, как постепенно тонули в синей вате окрестные увалы, песчаные перекаты барханов и приморские каменные гребешки, бывшие когда-то донными уторами Каспия. Темный океан вокруг печной громады сужался неотвратимо, но вдруг навстречу ночи хлынули прибоем электрические огни, и тьма неохотно отступила, скапливаясь и густея за барханной запрудой.
