Луиза Олкотт - Юность Розы
— «Канун святой Агнессы» — лучшая повесть о любви, какую я только знаю, — сказал Мэк с жаром.
— Прочтите ее мне. Мне хотелось бы сейчас послушать стихи, а вы, наверное, отлично прочтете, раз так восхищаетесь ими, — Роза подала ему книгу с самым наивным видом.
— Действительно, это одна из его лучших поэм, но она слишком длинна.
— Я прерву вас, если устану слушать. Дульче нам не помешает. Она теперь целый час будет заниматься вашими игрушками.
Польщенный просьбой, Мэк удобно улегся в траве и, облокотившись на руку, начал так читать эту чудесную поэму любви, как будто пропускал сквозь себя каждую строчку. В его лице и голосе отражались тончайшие оттенки смыслов, поэтические описания влекли за собой, и чистая музыка стиха плавно лилась из его уст. Роза читала в глазах двоюродного брата не просто восхищение, когда он иногда взглядывал на нее, чтобы разделить со слушательницей восторг от бессмертных слов поэта.
В ее воображении оживали герои поэмы и их прекрасные чувства, но, слушая, она думала не о Джоне Китсе, а о чудаке Мэке. Она изумлялась той музыке, которую извлекал из книги ее двоюродный брат, будто заставляя неуловимо вибрировать пространство. Из гадкой гусеницы выросла прелестная бабочка — всем на удивление.
Погруженная в эти мысли, она даже не поблагодарила его, когда он закончил. Но внезапно прервала паузу, нагнувшись вперед и заглянув ему в глаза:
— Мэк, вы писали когда-нибудь стихи?
От ее вкрадчивого тона он вздрогнул, как будто упал с небес:
— Никогда.
— А кто тогда написал песню из птичьих трелей, которую пела Фиби?
— А, ну… это был просто пустяк, пока она не положила его на музыку. Фиби обещала мне никому не говорить об этом.
— Она и не говорила, но я подозревала это давно, а теперь убедилась, — Роза была очень довольна, что поймала его.
Сконфуженный Мэк швырнул в сторону бедного Китса и, опершись на оба локтя, закрыл лицо руками, потому что покраснел, как молодая девушка при упоминании о женихе.
— Почему вы так смутились? Разве писать стихи — грех? — Розу ужасно забавляла ситуация.
— Грех называть стихами подобные пустяки.
— Грех врать, что вы никогда их не писали!
— Когда читаешь много стихов, они невольно приходят в голову. Каждый юноша подбирает рифмы, когда бездельничает или влюблен, вы же знаете, — виновато ответил Мэк.
Когда он проговорил последние слова, Роза внезапно начала подозревать, что именно послужило причиной перемен в ее кузене. Она знала, что эта причина часто служит вдохновением для молодых людей. Снова наклонившись вперед, она спросила серьезно, хотя в глазах ее искрился смех:
— А вы разве влюблены, Мэк?
— Я что, похож на влюбленного? — он привстал с таким оскорбленным и негодующим видом, что Роза готова была извиниться за ошибку. В эту минуту он действительно не был похож на влюбленного: в волосах у него торчало сено, по спине весело скакали сверчки и длинноногие кузнечики.
— Простите, Мэк. Конечно, вы совершенно не похожи на влюбленного. Я смиренно признаю свое заблуждение. Просто мне пришло в голову, что ваше вдохновенное настроение можно приписать любви, а не поэзии.
— В последнее время мне посчастливилось бывать в хорошем обществе. Можно ли провести неделю с Торо[37] и не сделаться лучше? Да один час, проведенный с такой чистой, простой и разум ной душой, способен принести человеку пользу, — с этими словами Мэк вытащил из кармана потрепанную книжку, как будто собирался представить дорогого и глубоко уважаемого друга.
Роза разглядывала зачитанную книгу и улыбалась, глядя, какие естественные и неизгладимые следы одобрения оставил на ней Мэк. Часть страниц была, очевидно, вымочена дождем, часть перепачкана раздавленными ягодами, часть изгрызена по углам полевыми мышами или белками, а обложка вылиняла от солнечного света, который, казалось, проник и в само содержание книги.
— Я читала некоторые отрывки, и они мне очень понравились: в них много оригинальности, они живые, а вместе с тем и забавные.
— Вот это, например: «Я лучше буду сидеть на тыкве, но один, чем на бархатной софе, где кроме меня теснятся и другие. Лучше ездить беспрепятственно по земле в тележке, запряженной волами, нежели носиться в облаках в фантастической колеснице и все время дышать зараженным воздухом». Я испытал и то, и другое, и вполне согласен с ним, — Мэк со смехом перелистывал страницы.
Он с упоением зачитывал Розе то один, то другой абзац: «Читайте сначала самые лучшие книги, не то может случиться, что вы не прочтете их вообще». «Мы учимся не столько по учебникам, сколько по настоящим человеческим историям». «Давайте создавать живые книги. Пусть поэты наполнятся живой силой, подобно виноградной лозе, пусть обрастают живой зеленью. Зачем обрезать их, словно лозу по весне? Когда наступает время собирать урожай, их отрубленные ветви лишь кровоточат, не принося живого плода».
— Это написано как будто специально для вас, — заметила Роза, вновь возвращаясь к своим подозрениям, которые радовали ее своей невероятностью.
Мэк украдкой взглянул на девушку и закрыл книгу. Глаза его блестели, а в уголках губ притаилась улыбка, когда он процитировал Торо:
Когда б ни отправились к Богу,
Он ждет нас с благословеньем;
Какой бы труд ни избрали,
Бог ему не помеха.
Роза слушала молча. Мэк наконец остановился и закрыл книгу.
— Ну, довольно. Вы меня допросили с пристрастием, теперь моя очередь. Скажите, отчего это вы в таком приподнятом настроении? Как вам удается так сильно походить на свою цветочную тезку? — своим внезапным вопросом Мэк развернул войска в сторону неприятельского лагеря.
— Вот уж не знаю. Я просто живу и наслаждаюсь жизнью. Я провожу тут день за днем, счастливая и довольная, с моей Дульче, и чувствую себя таким же ребенком, как она, — девушка почувствовала, как в эту самую минуту происходят какие-то удивительные изменения в отношениях с кузеном, но не смогла бы выразить их в словах.
— «Как будто роза вновь бутоном стала, а после сжалась в почку», — пробормотал Мэк слова Китса.
— Ах, я не могу этого сделать! Я должна цвести, нравится мне это или нет. Тут единственная трудность — определить, когда нужно выпускать следующий лепесток, — Роза со смехом расправила свое простое белое платье, прелестная, как полевая ромашка среди травы.
— И когда вы собираетесь это сделать? — Мэк продолжал свои расспросы с видимым удовольствием.
— А вот посмотрим. Когда я приехала домой в прошлом году, я была сначала весела, потом грустна, потом занялась делом, а теперь просто счастлива. Не знаю почему, но мне кажется, что скоро все изменится. Я готовлюсь к этому, хотя, может быть, и бессознательно, — она перевела задумчивый взгляд на горы, как будто оттуда ждала перемен.
Мэк внимательно смотрел на нее, размышляя, сколько еще лепестков должно развернуться, чтобы на свет Божий явилась золотистая сердцевина этого человеческого цветка. Ему вдруг захотелось, чтобы она поскорее раскрылась. Он не нашел ничего лучшего, как предложить то, что принесло пользу ему самому. Взяв в руки другую книгу, он открыл ее на странице, заложенной дубовым листом, и сказал, торжественно передавая ей в руки, словно редчайшую драгоценность:
— Если вы хотите с мужеством и твердостью принять все, что уготовано судьбой, прочтите это и вон там, где загнута страница.
Роза взяла книгу и прочла слово: «Самообладание». Переворачивая страницы, она натыкалась на помеченные места: «Живи для самого себя, а не напоказ»; «Доходи до всего своим умом и никогда не подражай. То, что мы умеем делать лучше всего, и есть дар Создателя»; «Исполняй то, что тебе предназначено, и никогда не рассчитывай на большее».
Наконец она расправила загнутую страницу, озаглавленную «Героизм», и лицо ее просияло: «Молодая девушка с твердыми принципами не станет добиваться внимания к себе любой ценой, но, оставаясь всегда искренней и благородной, сумеет вдохнуть благородство в окружающих ее людей. Ее сердце подскажет ей верный путь и наполнит чистотой и свежестью все ее существо. Итак, друзья! Не бойтесь опасного плаванья, смело идите к своей гавани или носитесь по морям, полагаясь на Божью волю».
— Вам это близко, не правда ли? — спросил Мэк, когда она взглянула на него с таким видом, как будто нашла для себя нечто своевременное и нужное.
— Да, но я никогда прежде не осмеливалась читать «Опыты», считая, что это слишком сложно для меня.
— По-моему, самые мудрые вещи всегда просты. Никто не может обойтись без солнца и воздуха, но мало кто может объяснить, что это такое. Я не прошу вас прочитать всю эту книгу и понять ее — я и сам не все понимаю. Прочтите две главы, я их отметил: «Любовь» и «Дружба». А когда прочтете, скажите, как они вам понравились. Я оставлю книгу.
