Илья Туричин - Закон тридцатого. Люська
В комитете за совершенно чистым, без единой бумажки письменным столом сидел круглолицый веселый паренек. Он вышел из-за стола, шагнул навстречу, внимательно глядя на Люську светлыми, чуть озорными глазами.
— Заходите, заходите, — пророкотал он на низких нотах.
Голос так не подходил к его небольшому росту и немного нескладной худощавой фигуре, что Люська невольно улыбнулась.
— Строганов Игорь, — представился парень.
— Телегина Людмила.
— Садитесь. Так что вас интересует на нашем заводе?
— Мы ведь обслуживаем в основном рабочих вашего завода. Вот хотим поближе познакомиться.
— Считаете, что надо знать, кому товар отвешиваешь?
— И так считаем.
— Ну, что ж… — Он неторопливо снял телефонную трубку. — Верочка, коменданта, пожалуйста. Спасибо… Викентий Силыч, здравствуйте, Строганов. Викентий Силыч, мы тут хотим гостей принять, работников магазина. Завод показать им… Коллективный? Хорошо. До свидания. — Он положил трубку, — Когда хотите прийти?
— Лучше днем. Днем у нас загрузка неполная, можно оставить несколько продавцов.
— Ладно. Пропуск будет один, коллективный. Еще какие вопросы?
— Пока как будто нет.
— Ну что ж, познакомимся поближе, может, и появятся?
— Обязательно появятся.
— А ты приходи. Не стесняйся. Соседи все-таки…
— Смотрите, а то надоем, товарищ Строганов.
Он улыбнулся.
— Зови по имени. Не люблю, когда меня так официально называют.
— Хорошо, Игорь.
Через несколько дней состоялась экскурсия. Пошли охотно, хотя кое-кто и сомневался: мол, завод заводом, а план планом.
Экскурсоводом был сам Игорь Строганов.
— Мне интересно посмотреть завод, как бы со стороны, вашими глазами, — объяснил он им.
— У вас бас, как у Федора Ивановича Шаляпина, — пошутил Алексей Павлович, продавец из мясного отдела.
— А вы знали Шаляпина? — живо обернулся к нему Строганов.
— Знать не знал, а слушать доводилось. Великой силы артист! Бывало, слушаешь его — и все забываешь: и где ты и что с тобой. Будто уносил он куда-то. Печальное запоет — слезы потекут, веселое — ноги в пляс сами просятся.
Они шли по заводскому двору. Мимо бесшумно пробегали электрокары, фыркая, двигались грузовики, тонко свистел маленький паровоз, таща платформы по узким рельсам.
Из будки выглянул машинист. Строганов приподнял кепку.
— Здравствуйте, тетя Наташа!
Машинист кивнул.
— Да это ж женщина! — воскликнул Алексей Павлович. — Я ее знаю. Много лет мясо у меня берет.
— Это наш знатный машинист. Орденом Ленина награждена, — сказал Строганов.
Высокие пролеты устремились к небу. Из острых бетонных ребер темными жилами торчат железные прутья. То тут, то там вспыхивало ослепительное пламя и падали вниз каскады ярких искр.
— Ударная комсомольская! Строим новый цех по последнему слову техники! — рассказывал Строганов. — Простор, что твой стадион!
— Привет, Игорь! — крикнул паренек в комбинезоне, держа за руку упирающегося хлопца с хмурым лицом. — Вот полюбуйся: сам напросился на стройку. Сварщик. Выдавал себя за верхолаза. А высоты боится.
— Чего ж ты верхолазом назвался? — спросил его Строганов.
Парень шмыгнул носом.
— Верхолазов набирали. Иначе на ударную не попадешь. А хотелось.
— Хотелось! А может, из-за тебя настоящему верхолазу отказали?
— Лезь, чего боишься! — неожиданно вмешался Степан Емельянович. — Это ж плевая высота! Люди в космосе летают, это повыше!
— Плевая, — огрызнулся парень. — Попробуйте-ка, слазьте!
Степан Емельянович усмехнулся:
— Ну что ж! Только уговор: я полезу, и ты полезешь. Следом. А не то — позор, брат, тебе.
— Лезьте, — не без ехидства согласился парень.
Степан Емельянович взглянул на паренька и зашагал к шаткой металлической лесенке, ведущей наверх, поднялся на несколько ступенек, обернулся:
— Давай, верхолаз, ползи! Девушки на тебя смотрят!
Парень нерешительно потоптался на месте, но делать нечего — стал подыматься.
— Осторожней, товарищ директор! — предупредил Строганов.
— Не беспокойся, Игорь, — с гордостью сказала Люська, — Степан Емельянович — бывший летчик. Он в небе — как дома.
Все задрали головы, следя за подымающимися.
Степан Емельянович крикнул парню:
— Не оглядывайся! Смотри на меня! Вперед смотри! Орлом будешь!
Они поднялись на самый верх. Степан Емельянович помог парню забраться на рабочую площадку. Помахал стоявшим внизу рукой. Порыв ветра распахнул полы его шинели, и на мгновение показалось, что он взмахнул не видимыми доселе крыльями и вот-вот взлетит.
Оставив парня наверху, Степан Емельянович спустился.
— Ничего, из него еще вырастет такой орел! Все-таки полез, не посрамил чести.
— Это он за вами следом, — сказал одобрительно Строганов.
Степан Емельянович подмигнул.
— Примеры заразительны.
Потом пошли по цехам. И всюду, куда ни заглядывали экскурсанты, кипела работа. И люди, которых они часто встречали по ту сторону прилавка, будто заново открывались им.
В последнем, малярном, цехе, поблескивая, сохли покрашенные станки.
— И все это сделали они, вот эти люди, — в раздумьем и гордостью сказал Алексей Павлович.
И все поняли его…
…И вот наконец родилась идея. Долго спорили, обсуждали, прикидывали. Наконец, решили рассказать все Епишеву. Посоветоваться.
Епишев слушал внимательно. Иногда хмурился, иногда усмехался. Потом неопределенно протянул:
— М-м-да-а… Теперь я знаю, как кадры укомплектовывать. В один магазин — моряка, в другой — радиста, в третий — ракетчика. — И, довольный своей остротой, рассмеялся.
В общем-то уж не такой скучный и неприветливый этот Епишев, как когда-то показался Люське.
И вдруг он неожиданно предложил:
— Вот вы бы, Телегина, и выступили с этими предложениями на заводе. Без заводского комсомола вам плана своего не осуществить.
— Что вы, товарищ Епишев, — испуганно замахала руками Люська. — Да я и говорить-то не умею.
— А вы попроще, вот как сейчас. Я вам один секрет открою. Выберете кого-нибудь одного в зале — ему и рассказывайте, словно беседуете с ним.
…Кругом захлопали, Люська вздрогнула. Она ни слова не слышала из того, что говорил этот долговязый, из модельного цеха, а тот уже спускался вниз, в зал.
— Слово имеет товарищ Телегина, тридцать первый магазин. Приготовиться товарищу Кротову, пятый цех.
Люська встала, боком пробралась к проходу и пошла через зал к сцене, стуча каблучками своих красных туфелек. Все головы повернулись к ней.
— Привет, Телегина Людмила! — крикнул кто-то, когда она проходила мимо.
Люська посмотрела — из дружины. Мишин товарищ.
— Гляди-ка, как на балу! — насмешливо бросил его сосед.
— Фасон давит!
Несколько человек засмеялись.
Люська прикусила нижнюю губу, как всегда это делала, когда сильно волновалась. «Ну, ладно, мальчики. Вы — так, и мы — так!» Она поднялась на сцену, стала перед трибуной, оправила складки белого платья.
Миша, сидевший в президиуме, вытянул шею, чтобы лучше видеть Люську. Такой она казалась ему необыкновенной, праздничной в своем воздушном белом платье и красных туфельках. Точно такая, как тогда, в райкоме… В сердце пробудилась нежность, и Миша вдруг с удивлением понял, что все эти долгие недели не переставал думать о Люське, хоть и есть у нее друг, «самый главный».
Зал рассматривал Люську и шуршал. Кто-то крикнул:
— Тише!
И стало тихо.
Люська смотрела в зал и никак не могла найти чье-нибудь лицо, как советовал Епишев. Она вдохнула глубоко, будто собиралась нырнуть.
— Вот один товарищ сейчас сказал: «Как на балу!», — начала Люська. — Нас тут четверо продавщиц. И все мы принарядились. Потому, что хотим мы затеять с вашей помощью новое дело. А это для нас поволнительней всякого бала. Я продавщица. Когда меня райком комсомола посылал в магазин работать, я попросила послать в магазин подальше от дома, чтобы знакомые меня не увидели за прилавком, как я помидорами торговать буду. Я стыдилась. И на вопрос, где работаю, отвечала многозначительно: «В одном месте». Пусть думают, что это какое-нибудь конструкторское бюро или еще что. Часто спрашивала себя: «Чего я стыжусь?» И все никак не могла найти ответа. А теперь нашла. Нам в каждом продавце жулик мерещится. Все нам кажется, что он норовит покупателя непременно обвесить или обмерить. Верно, есть еще среди торговых работников люди без стыда и совести. Есть! Иногда прочтешь в газете фельетон или судебный отчет — куда деваться от стыда, не знаешь. Будто это не он, а ты жулик… Откуда же так много жуликов в торговле? Почему их, например, в авиации нет? Потому, что авиация наша движется вперед семимильными шагами. А торгуем мы все еще по старинке. Топчемся на месте. Это плохо. Очень плохо! Прикинули мы у себя в магазине, подсчитали. Главные покупатели у нас — рабочие вашего завода. И многие из них проходят мимо нашего магазина. Оно и понятно: когда кончается смена — самый большой наплыв у нас, к прилавкам не пробиться. Все спешат. Кому в школу, кому в театр, кого просто дома ждут. Все устали. А в очереди какой отдых?
