Всеволод Сысоев - Золотая Ригма
Покончив с оборудованием бивака, Перекатов отправился с Богатыревым на разведку. Взяли с собой лайку. В первом же извилистом мелководном заливе они увидели две бобровые хатки. Кругом виднелись следы деятельности грызунов: торчали пни осин, «срезанных» бобрами, на земле лежали куски древесных стволов. Местами от берега реки тянулись вглубь торные тропы, по которым четвероногие строители перетаскивали ветви деревьев. Внимательно осматривая берега реки, охотовед обнаружил несколько бобровых нор. Низкий уровень и прозрачность воды в реке позволяли хорошо разглядеть входы в жилище. У каждого входа он втыкал ивовый шест.
Иван Тимофеевич с любопытством рассматривал крупные следы перепончатых лап. Их было очень много на береговых илистых косах. Среди больших отпечатков кое-где виднелись маленькие следы бобрят.
— Ишь, и молодежь уже кормится со стариками, — удивился Богатырев.
— Да, бобрята — крепыши! — И Перекатов рассказал Богатыреву, что уже на второй день после рождения они могут плавать, а в двадцатидневном возрасте переходят на самостоятельное питание растительным кормом.
— А зачем же этому грызуну такие большущие когти? — спросил Богатырев, трогая след старого бобра пальцем. — Поди, от врагов ими защищаться?
— Нет. Когти у него расческой служат. На вторых пальцах задних лап они даже раздвоены. А для защиты — резцы. Ловить станем — береги руки: палец мигом отхватить может.
— Этак напужаешь, ловить твоего бобра не захочешь.
— Ну уж коль тигров не боишься — с бобрами страшно не будет. Поехали на табор.
Вечером у костра Перекатов собрал всех ловцов, объяснил им приемы ловли, рассказал, как и чем кормить пойманных зверей, и распределил людей в четыре бригады. Каждая бригада получила необходимое снаряжение. Сам он тоже будет ловить бобров вместе с Богатыревыми. После ужина охотники долго сидели у костра, слушая рассказ охотоведа о чудном звере, которого раньше и не знали на Амуре, а теперь будут ловить его живьем и перевозить на другие реки. Пламя высвечивало загорелые лица промысловиков. Они никогда не охотились на бобров, но это были те замечательные амурские звероловы, которые охотно пошли бы ловить самого черта, заведись он в окрестных лесах!
Тишина ночи нарушалась криками уток и сов. Изредка доносился глухой звук тяжело падающего дерева: это «рубили» лес бобры.
Утреннее солнце осветило опустевший табор: все охотники разъехались. Перекатов с Богатыревыми выбрали себе едва приметную извилистую лесную речушку, впадающую в Тихую выше табора. Моторка то и дело наталкивалась на затопленные деревья, шла медленно. В одном из кривунов реки подступающий к берегу лес поредел. Показалась обширная поляна.
— Давай причаливай! — крикнул Перекатов Матвею. Лодка с отключенным мотором тихо подошла к крутому берегу. Первыми из нее выскочили две лайки, за ними последовали люди.
— Вишь, как поработали, — заметил Перекатов, указывая Богатыреву на высокие конусовидные пни довольно толстых осин и тополей.
Иван Тимофеевич наклонился над одним из них, осторожно провел рукой по свежему срезу, на котором оставались поперечные рубцы — следы зубов.
— Ну и зубищи, — покачал он головой, — вот сила!
— Да, природа наделила бобров крепкими зубами, растут они постоянно и не затупляются, — пояснил охотовед. — Когда конструкторы узнали об этой бобровой тайне, они сделали самозатачивающиеся резцы для металлорежущих станков.
Вдруг все увидели, что лайки, бегавшие только что по берегу, принюхиваясь к ольховому кусту, стали яростно разгребать землю у его основания.
— Что-то почуяли. Неси-ка, Матвей, топоры да лопату, попробуем копнуть. Иван Тимофеевич, а ты с лодки просмотри дно у берега, вход в нору разыщи. — Перекатов подошел к ольхе и начал копать землю в том месте, где только что рылись собаки. Утомившись, он передал лопату Матвею. Перерубая мешавшие корни, тот быстро углублялся в илистую почву. Собаки скулили, путались под ногами, мешали работать.
Вскоре Иван Тимофеевич позвал к себе Перекатова и показал ему на темнеющий широкий вход в бобровую нору. Сквозь прозрачную воду хорошо просматривалась утоптанная полоска, ведущая по дну к зияющему отверстию.
— Нора жилая. Видишь, ею бобры пользуются. Закрывай выход сачком да держи его крепко, а я помогу Матвею. Если бобр полезет, зови на помощь: один не справишься, звери до тридцати килограммов вытягивают, в воде шустры больно.
Перекатов выскочил из лодки и подошел к Матвею:
— Ну как, докопался?
— Кажись, да. Расширять отверстие боюсь: вдруг зверь полезет. Не успеешь из ямы выпрыгнуть. Не знаю я его.
Срубив длинный тонкий ивовый прут, Перекатов подал его Матвею.
— Пошуруй-ка в норе, а я к отцу схожу теперь.
Недолго шевелил Матвей прутом в норе. Послышалось из-под земли грозное урчание. Собаки залаяли.
— Берегись! Полез! — крикнул Матвей.
В черном отверстии норы показалась темно-бурая шерсть зверя. Матвей отпрянул прочь и в то же время услышал бульканье в воде. Затем он увидел, как Перекатов с отцом стали вытаскивать в лодку большой тяжелый сачок, в котором бился мокрый зверь. Матвей подскочил к ним, собираясь помочь, но опоздал: бобр был уже в лодке. Фыркая и грозно щелкая зубами, он старался выбраться из тесной ловушки.
— Накрывай скорее брезентом! — крикнул Матвею Перекатов. — А теперь давайте перегоним его из сачка в клетку.
Через несколько минут бобр был в клетке.
— Скоро мы его, голубчика, поймали. Вот и положили начало отлову незнакомых вам зверей! Иван Тимофеевич! Не зевай! Сачок держи у выхода из норы: сейчас молодые полезут. Бобры семьями живут. Видишь, собаки с азартом в раскоп рвутся, значит, кого-то чуют.
Богатырев с сачком у норы терпеливо ждал, пока Перекатову и Матвею удалось добраться до гнездовой камеры и выпугнуть трех молодых бобров. Двое из них заскочили в сачок, а третий, воспользовавшись заминкой ловцов, проскользнул и уплыл под водой.
Обрадованный успехом, Перекатов предложил на этом закончить лов. Ему не терпелось узнать, как идут дела в других бригадах. К вечеру они вернулись на табор первыми. Перегнав бобров в более просторную клетку, Перекатов положил им свежих веток, травы и налил воды. Богатыревы в это время подняли сетку, в которую попали несколько ленков и щук. Быстро разделав рыбу, поставили варить уху. Не успела закипеть вода в котелке, как послышалось гудение моторок. Возвращались бригады.
Перекатов вышел на берег. Вернувшиеся ловцы рассказывали охотоведу, что им удалось найти четыре семьи бобров, но взяли они только одну: двух старых и пять молодых. Посетовали, что брать их не так-то легко: они прячутся в глубоких отнорках, имеющих отдельные выходы, и выгонять их из подземных жилищ — дело трудное. Глядя, как бережно выгружались клетки с пойманными бобрами, Перекатов думал: «Видно, нелегко будут даваться в руки ловцам эти звери. Да ничего, люди со временем наберутся опыта».
Несмотря на разочарование охотников, Перекатов был доволен: «В первый же день — и десять бобров! Этак за неделю все тридцать выловим». После ужина утомленные и промокшие звероловы замертво уснули. А чуть свет — снова разъехались в поисках бобровых нор и хаток. Однако на этот раз успех изменил всем: как ни старались, никому не удалось поймать ни одного бобра. Перекатов был склонен поверить, что у бобров существует какая-то неведомая людям способность передавать информацию, и они все, как один, надежно попрятались от ловцов.
На третий день поймали только одного зверя, зато на четвертый охотники взяли шесть, на пятый — три. Дело пошло на лад. Оставив Ивана Тимофеевича ухаживать за пойманными бобрами, Перекатов вместе с Матвеем отправился на веслах в Светлую Горку, чтобы вызвать вертолет. Возвратился он на третий день.
С большим интересом расспрашивал он Богатырева о том, как идет отлов, хорошо ли содержатся и кормятся пленники и не гибнут ли в неволе. Потом они вместе подобрали поляну для посадки вертолета. Найдя подходящую, установили опознавательный знак: выложили на траве широкое белое полотнище старой палатки. Обсуждая предстоящую перевозку, вернулись в табор.
В поисках жилых нор охотники уезжали иногда на два-три дня. Ночевали под открытым небом у костра, возвращались с пойманными зверями на основной табор обычно к вечеру. Под брезентовым навесом ровными рядами стояли клетки. Их было уже чуть меньше тридцати. Днем их обитатели вели себя спокойно, пребывая в дремотном состоянии. Но с наступлением сумерек начинали волноваться, грызли прутья непривычного жилья, стремясь обрести утраченную свободу. Теперь Иван Тимофеевич спал по ночам тревожно. Ему приходилось часто вставать, идти к навесу и успокаивать разбушевавшихся пленников.
