Николай Осинин - Через все преграды
В тот же день гитлеровцы угнали всех взрослых жителей деревни на вырубку кустарника, росшего вдоль речки и по берегам пруда. Пользуясь отсутствием матери и Надежды Яковлевны, Тимофей собрал в своем доме самых активных ребят пионерского отряда. Позвали и Сергея с Ильей.
— Такое дело, товарищи! — важным тоном начал он, явно подражая кому-то. — Сегодня нам нужно обсудить наши текущие дела. А текущие дела очень серьезные. Во-первых, Тихон Анисимович сказал, что фрицы приехали к нам на всю зиму. Потому они и кусты кругом деревни приказали вырубить — партизан боятся. Значит, не будет теперь никакой возможности свободно дышать.
— Это уж точно, — хмуро вставил Сашка.
— Вот я и говорю: какого лешего мы будем сидеть сложа руки? Действовать надо, выкуривать фрицев из деревни. Слышал, что партизаны откалывают?.. На станции Васьково вчера поезд сожгли. А охране такого духу, говорят, задали, что вся разбежалась.
— Откуда знаешь?
— Тихон Анисимович утром рассказывал.
— То партизаны, а то — мы, — рассудительно заметил Гриша.
— А мы, думаешь, не сумеем? Еще как! Перво-наперво надо сжечь школу. Фрицам жить негде будет — они и уберутся из деревни.
— А учиться где? — сказал Гриша.
— Сейчас не до ученья. А думаешь, фашисты оставят что, когда отступать будут? Вон в Дятлине все начисто!..
— Это мы и без тебя знаем, — сердито перебил Тимофей. — Спалим, что комар носа не подточит: как будто само загорелось.
— Да-а, а если они — без разбора? Шарахнут по деревне из пулеметов — и все.
— Раскаркался — шарахнут! шарахнут! — набросился на него Никита. — Трусишь — не лезь, а нам не мешай!
На сторону Гриши Деревянкина неожиданно встал Сергей:
— Гриша прав, — сказал он, — фрицев в деревне трогать нельзя.
Деревенские ребята, знавшие его храбрость, удивленно смолкли.
— Как это? — немного погодя спросил Тимофей. Он особенно недоумевал: еще вчера, сразу после приезда гитлеровцев в Березовку, Сергей сам завел с ним разговор об уничтожении школы, а сегодня — выступил против.
— Надежда Яковлевна приказала: не затевать ничего, — тихо промолвил Сергей.
Несколько человек сразу недовольно загалдели.
— Известное дело — женщины, — сказал Тимофей, — что они другое могут сказать? Конечно, во всем нужна осторожность — это мы понимаем. Но сидеть сложа руки — ничего не высидишь!
Сергей замялся. Он был в затруднении: как объяснить друзьям, не рассказывая им о ночном разговоре партизан с учительницей, что немцев в деревне сейчас трогать не следует?
Вдруг в избу влетела запыхавшаяся Тимофеева сестренка.
— Ой, ребяточки! — крикнула она, прижимая руки к груди, — немцы-то около школы весь лес начисто валят!
Мальчуганы выскочили на улицу. С пригорка школьный парк виден был как на ладони.
— Смотрите, смотрите, падает!..
Сережа увидел, как верхушка одного дерева медленно поплыла в сторону и скрылась среди соседних вершин. Спустя несколько мгновений до детей донесся глухой протяжный шум, похожий на тяжелый вздох…
— Тополь, что у школьного крыльца рос, — угрюмо определил Тимофей.
— А вот опять!..
— Это дуб, под которым беседка стояла.
— Липы на главной дорожке режут! — со слезами восклицала девочка, глядя, как одно за другим валились вековые деревья.
Лица у ребят были такие, как будто там, возле школы, гибли не тополя, дубы и липы, а живые люди.
— Вот паразиты, — произнес Никита, кусая губы, — чтобы такой парк вырастить, двести лет надо.
Стоявший рядом с ним Сережа вздохнул:
— Из-за трусости фашисты готовы весь мир истребить.
— Теперь и нашим яблонькам конец, — тихо промолвил Гриша Деревянкин, ни к кому не обращаясь. — Хоть бы черенки для привоя остались. Там же сорта какие! Из Мичуринского питомника.
— И чтобы я тех курощупов терпел! — крикнул Тимофей, бледнея. Деревенские ребята дружно поддержали своего вожака.
Сергей не стал спорить. Незаметно он отвел Тимофея в сторону и зашептал что-то ему на ухо…
* * *В районе Калинина контратакующие советские части подобрали двух женщин. Обе были до того истощены и измучены, что едва могли двигаться.
— Отправить их в санбат, — приказал командир подразделения.
Но женщины запротестовали:
— Нет, нет, отведите нас в штаб. Нам надо кое-что сообщить: мы были в тылу у врага, многое видели.
В штабе дивизии начальник разведотдела, выслушав их, сказал:
— Многое из того, что вы сообщили, мы уже знаем. Но вот о военных складах противника у Осташкова нам ничего не было известно. Это важные сведения, спасибо.
Когда беседа закончилась, старшая из женщин обратилась к нему:
— Товарищ подполковник, у нас к вам одна личная просьба.
— Да, пожалуйста.
— Не можете ли вы нам сказать, где находится полк майора Пахомова?
Подполковник внимательно посмотрел в измученные бледные лица женщин, на которых живыми казались только одни глаза, и отрицательно покачал головой:
— Нет. Не имею права сказать, где он сейчас.
— Тогда помогите нам устроиться в любую воинскую часть. Мы хотим остаться в армии.
— Пока что и вам, товарищ Исаева, и вам, товарищ Пахомова, подходит только одна воинская часть: санбат.
Юные мстители
В землянке, ярко освещенной голубоватым пламенем карбидной лампы, глухо стуча деревяшкой самодельного протеза, ходил мужчина. Меховая жилетка, надетая поверх гимнастерки, туго облегала его крупную, тяжелую фигуру. Широкий изогнутый шрам стягивал морщины на лбу и круто поднимал густую изломанную бровь с белым, будто седым, клочком волос в середине. Это был майор Пахомов.
Кроме него, в землянке находилось двое: Федор Иванович Беляев и бородатый старик в бушлате. Беляев и старик сидели за столом. Перед ними лежали сухари, стояла раскрытая банка гороховых консервов и две кружки с остывшим кипятком.
— Итак, вы предлагаете объединить наши отряды под общим командованием, — сказал Пахомов, останавливаясь у стола. — Но вряд ли это целесообразно. По крайней мере, теперь.
— Как же это, товарищ Пахомов, — удивленно поднял голову старик. — Не понимаю. Возьмем, к примеру, в сельском хозяйстве. Разве жизнь не показала, что колхозом за любое дело лучше браться? А мы сейчас — чистые единоличники: каких-то пятьдесят километров один от другого живем и не знаемся.
— Аналогия, по-моему, не совсем подходящая, — сказал Пахомов. — Наш отряд в этом районе недавно, поэтому и связь с нами не успели наладить. Да и запрятываетесь вы крепко…
— Опять же и про связь сказать. У вас радиостанция, а мы захудалого приемника не имеем, чтобы Москву послушать, сводку с фронта принять. Вот и судите: какой из нас одних толк. — Старик достал зажигалку и, шумно пыхтя, стал раскуривать трубку. Гибкий клинышек пламени несколько раз заглянул в чубук и погас, сбитый струей дыма, вырвавшейся из-под густых усов.
— Рация само собой, — сказал Пахомов. — Я попрошу командование, чтобы ее для вас выслали с первым же самолетом.
— Дело, Дмитрий Степанович, конечно, не только в радиостанции, — сказал Беляев, до этого молча слушавший разговор командиров двух партизанских отрядов. — Последнее время противник усилил охрану важнейших объектов, и наши действия порознь становятся все менее эффективны. Взять хотя бы тот же аэродром у Шаталовки, о котором шел разговор. Своими силами мы помешать его строительству не сможем. Нужен серьезный концентрированный удар, чтобы уничтожить созданные немцами склады и сооружения. Наши попытки кончились там полным провалом.
Старик кивнул головой, подтверждая правильность его слов:
— Во-во, — прогудел он, — тут по всем правилам агротехники обрабатывать надо: фашист — сорняк вредный.
Пахомов присел на край скамьи, выставив перед собой ногу с протезом.
— Вы меня не совсем понимаете. Я, конечно, не против совместных действий под общим командованием, и аэродромом мы займемся в ближайшее же время. Но я сомневаюсь в надобности пока что сливать наши отряды, как говорит Иван Акимович, в один колхоз. Выражаясь его языком, правильнее будет, если мы поможем друг другу организовать два крепких колхоза… Слившись, мы выиграем в силе, но проиграем в самом важном: сократим район нашего действия. А задача сейчас — охватить партизанским движением весь вражеский тыл, беспокоить захватчиков на каждом шагу, трепать им нервы и лишь в крайне необходимых случаях ввязываться в бой.
Снаружи раздался приглушенный окрик часового, потом за дверью кто-то звонко спросил:
— Разрешите?
— Да! — громко сказал Пахомов.
В землянку вошел высокий подтянутый подросток в военной форме. Покосившись на посторонних и несколько щеголяя перед ними строевой выправкой, он приложил руку к ушанке со звездочкой.
