Даир Славкович - Красобор
Но у Федоса было тяжко на душе. Он чувствовал себя виноватым. Ему хотелось куда-нибудь уйти.
И поэтому, когда дядя Петрусь снова собрался в лес, он умоляюще заглянул в дядины глаза:
— Возьмите меня, пожалуйста, с собой!
— Что ж, ты у нас человек заслуженный, — сказал дядя Петрусь. — И если тетя Настя не возражает, то я согласен.
Тетя Настя кивнула головой:
— Как же его в лес не пустишь? Он ведь лес спасал… Да и скучно ему.
Посмотрел Федос, а лицо у тети не сердитое, доброе, будто ничего и не случилось.
Дядя Петрусь отправился в кладовку и вернулся оттуда с тремя вещами: зеленым эмалированным бидончиком, сумкой и двустволкой. Двустволка была старая, потертая. И все же холодный металлический блеск ее просто-напросто загипнотизировал Федоса.
А дядя Петрусь положил в карман три желтых латунных патрона с красными глазками капсюлей на шляпках.
Федос даже подпрыгнул в предчувствии чего-то такого удивительного и замечательного, чего не видывал ни разу в жизни.
Они шли по обычной тропинке в самый обыкновенный лес. Но Федосу казалось, что идут они по сказочной дороге в волшебный мир, куда пускают далеко не всех. Еще бы! Ведь на плече, на широком ремне висело у дяди Петруся не что-нибудь, а настоящее охотничье ружье!
Погода выдалась на славу. Небо бледно-голубое, августовское. Ни облачка. На граве и на цветах — куда ни глянь — сотни и тысячи маленьких радуг. И казалось Федосу: нет, это не капельки воды сверкают и переливаются золотистыми и розовыми огоньками, а лучи солнца рассыпались на множество лучиков.
Лес после дождя словно помолодел, обновился. Деревья и кустарники вымыты до блеска. Травка, совсем еще недавно поникшая от жары и суши, снова выпрямилась. На дороге и в низких местах — чистые и прозрачные лужицы.
— Куда идем, дядя Петрусь? — подпрыгивая на ходу, спросил Федос.
— В кондитерскую, — ответил дядя Петрусь, загадочно улыбаясь.
— Куда?
— В кондитерскую, — повторил дядя Петрусь, и Федос понял, что пока больше ничего он не объяснит.
Федос обиделся, умолк.
Но долго дуться ему не пришлось. Не прошло и четверти часа, как подошли они к неглубокой ложбинке и дядя Петрусь сказал:
— Кондитерская открыта.
Федос хотел было рассмеяться, но, поглядев туда, куда показал дядя, воскликнул:
— Так это же малинник! А малины сколько! О-го-го!
— Вот я и говорю: кондитерская открыта. Заходи, пожалуйста, любой и каждый!
— Ясно, понятно, очень приятно! — скороговоркой выпалил Федос школьную поговорку, которую часто произносили и его одноклассники, и он сам, и прямо по росистой траве, сквозь мокрые кусты, позабыв все на свете, ринулся вперед. — Спелая малина! Сладкая! — приговаривал он, засовывая в рот целые пригоршни душистой и сочной ягоды. — Почему же ее никто не собирает?
— Как так не собирают? Люди едят, птицы лакомятся. Да вот два дня лил дождь. Кому же мокнуть охота? Малинка и поспела.
— А-а-а! Угу! — Чем глубже Федос уходил в малинник, тем меньше слов удавалось ему выговорить.
Дядя Петрусь тоже собирал малину, но только клал ее не в рот, а в эмалированный бидончик.
Перехватив вопросительный взгляд племянника, он сказал:
— Домой отнесем. Всех угостим. Им-то в лес ходить некогда.
Федос подумал, что дядя прав, и стал ему помогать. Вдвоем они очень быстро наполнили бидончик до краев.
— А теперь и моя очередь, — улыбнулся дядя Петрусь и тоже вдоволь наелся малины.
Потом сказал:
— Дальше пошли. Кондитерская большая. Это еще не все.
— Здо́рово! — радостно прокричал Федос, предвкушая новое удовольствие.
Выйдя из малинника, прошли заболоченную опушку и поднялись на поросший густым кустарником холм. Федос больше не искал глазами витрин и прилавков, как в первый раз, а внимательно приглядывался к кустикам.
— Вижу! — закричал он наконец. — Красные и черные ягоды. Похожие на малину. Но это ведь не малина, правда?
— Ежевика. Попробуй, не оторвешься. Только выбирай самую спелую — черную.
Ежевика понравилась Федосу еще больше, чем малина.
— Вкуснотища! — облизнулся он, поглаживая живот. — Но уже многовато получается. Если есть здесь еще какие-нибудь такие ягоды, я уже и попробовать не смогу…
— Есть! — весело откликнулся дядя Петрусь. — Как не быть! Кондитерская лесная велика. В городе такого большого магазина не сыщешь!
— Пошли туда! Есть не буду — так хоть посмотрю.
Прошли еще немного. Дядя Петрусь остановился на широкой поляне. Но здесь Федос, как ни присматривался, никаких ягод не увидел.
— Нет ничего. Одни удочки растут, — сказал он, показывая на длинные ветви высокого кустарника.
— Удочки, верно, — улыбнулся дядя Петрусь. — Но не только. Ты вверх посмотри!
— Орехи! Вот они где! А я и не знал, что они так растут…
Целую сумку орехов набрали. Полные карманы. А Федос еще и за пазуху насовал.
Выстрел над лужайкой
— Дядя Петрусь, а почему нигде грибов не видно? — спросил Федос, когда они оказались среди высоких развесистых елей.
— Сухо было в лесу.
— Сухо? Так ведь дождь лил.
— Дождь дождем, да все же грибы не так-то легко появляются после засухи.
В эту минуту дорогу перебежал маленький рыжий зверек с пушистым хвостом.
— Белочка? — удивился и обрадовался Федос.
— Она.
Еще через несколько шагов Федос заметил на земле несколько пестрых птичьих перышек.
— Какая-то птица потеряла, — сказал он.
— Тетерев. Потерял, да. Но, видать, с головой вместе. Ястреб, наверно, напал.
— А-а! Ястреб-тетеревятник! Я знаю! Он — враг всех птиц.
За разговором не заметил Федос, как вышли на широкую лужайку с густым ольшаником по краям и редким березняком посередине.
Свернули в густую сочную траву, которая росла вокруг березок.
Неожиданно рядом послышалось хлопанье крыльев. Большая черная птица, выпорхнув прямо из-за спины Федоса, шумно поднялась в воздух.
— Тетерев, — уверенно заявил Федос.
— А ты что, их видел уже?
— Два дня по болоту гонял, когда с Миколой ездил.
— Вот как!
— А почему вы не выстрелили в него?
— Во-первых, жалко его: уж больно красив. Во-вторых, заказник у нас. На три года охота запрещена. Чтоб больше птиц и зверей развелось.
На большой кочке среди травы Федос снова заметил несколько перьев. Маленьких, сизых. Он вопросительно посмотрел на дядю Петруся.
— И здесь разбойник клювастый похозяйничал. Голубя дикого убил.
— Его самого убить надо! Или гнездо разорить, чтобы жить было негде.
— Правильно. Весной я два гнезда ястребиных уничтожил. Двух тетеревятников убил. Но пара еще осталась. Недавно я подсмотрел, где они часто садятся.
— И ружье…
— Да, для того и взял.
— А где это место? — затаил дыхание Федос.
— Вон видишь стога… — И дядя Петрусь указал пальцем в левый угол лужайки.
— Так побежали туда!
— Нет, брат, так нельзя. Их ведь запросто можно спугнуть.
Дядя Петрусь, а за ним Федос вошли в кусты и, стараясь не шуметь, стали пробираться в нужном направлении. При каждом прикосновении к ветвям с листьев падали крупные капли. На спину, на плечи, на голову. Раз даже показалось Федосу, будто за шиворот кто-то из кружки водой плеснул.
— Ой-е-ей! — тихонько пропищал он.
— Ты что? Лесного дождичка испугался? — усмехнулся дядя Петрусь.
Сам он не обращал на капли ни малейшего внимания.
Прошли еще несколько шагов. Вдруг дядя Петрусь остановился и еле слышно прошептал:
— Смотри, вон он, на стогу! Видишь?
Федос глянул сквозь кусты на стог и увидел на нем большую нахохлившуюся птицу, похожую на орла.
— Тетеревятник! — вырвалось у Федоса. — Дядя Петрусь, стреляйте же скорее!
— Тише! У него не только глаз, но и слух острый. Стрелять отсюда далеко. Мы вот что, бидончик с малиной да орехи здесь оставим. И ты останься. Не высовывайся. Тихо стой. А я попробую к нему поближе подкрасться.
Федос остался в ольшанике. А дядя Петрусь, пригибаясь, стал пробираться к стогу.
Серая птица по-прежнему сидела на своем месте и, казалось, дремала.
— Стреляйте же, стреляйте, дядя Петрусь! Близко уже! — едва не закричал Федос.
Но лесник знал, что делать. Очутившись на открытом месте неподалеку от стога, он лег на росистую траву и пополз.
Тетеревятник, видимо, что-то почуял. Он встрепенулся, повернул голову в одну сторону, потом в другую. И кажется, заметил опасность: расправив крылья, неторопливо поднялся в воздух.
— Все! Эх, проворонили…
Но дядя в мгновение ока вскочил, и словно само собою вскинулось вверх ружье.
— Поздно, поздно, дядя Петрусь!
Раздался выстрел, и все заволокло дымом. Федос потерял из виду и дядю, и ястреба.
