Александр Лебеденко - Первая министерская (с иллюстрациями)
Класс упорно молчал. Преподаватель отошел к окну и смотрел на серое зимнее небо, словно его не касалось все, что происходит в классе.
Швинец оперся руками на переднюю парту и обводил бегающими, пронзительными глазками весь класс.
— Что ж, молчите? У самих виновников, вижу, смелости признаться нет. Придется вам дать срок. — Он вынул часы. — Вот три минуты срока. После этого я уже разговаривать с вами не буду… Имейте только в виду, что обо всем этом будет доложено господину директору.
Такое обещание сулило шестиклассникам новые репрессии.
Класс молчал. Никто не глядел друг на друга. Тридцать пять гимназистов усиленно рассматривали верхние доски парт с хорошо знакомыми надписями, рисунками и резьбой.
— Две минуты! — вызывающе произнес Швинец.
— Я предложил классу не брать тетрадей, — раздался громкий голос.
Тридцать четыре головы, как по команде, повернулись в сторону Котельникова. По классу пошел глухой шум. Все взволнованно шептали что-то друг другу.
— И я!
— И я!
— Так, так! — язвительно прошипел Швинец. — Так и надо было ожидать, господа Аяксы. Правда, вас трое, но это ничего!
— Они не Аяксы, а мушкетеры, — бросил кто-то с Камчатки.
— Ну, все равно, Аяксы или мушкетеры, но по шести часов без обеда все трое получат. Извольте остаться сегодня же.
Сумерки заползли в класс. Высокие белые стены и ослепительно чистый потолок посерели. В запертую классную дверь глядела ночь коридора.
— Время как тянется, — посмотрел Ливанов на часы.
— Это только для безобедников, а вообще, я тебе скажу, время летит! — отозвался из другого угла класса Андрей.
— Что привело тебя к столь глубокомысленному выводу? — спросил Ливанов.
— О, знаешь, я сейчас занят важным делом. Я подвожу итоги.
Ливанов подошел к Андрею.
— Андрюшка, представь, и я занимался этим делом два дня назад. Мои итоги поразили меня так же, как гром. Какой год! Какой год!
Перед Андреем лежал «Товарищ» на 1905/6 год».
На первой странице упорный издатель, не считаясь с духом времени, предлагал все те же, что и в прошлом году, вопросы. Окрепшим почерком Андрей в сумерках выводил свои ответы.
1. Имя, отчество и фамилия…… Андрей Мартынович
Костров.
2. Возраст……. 15 лет 5 месяцев.
3. Рост……… 159 сантиметров.
4. Любимое занятие…. Читать.
5. Любимый герой всеобщей истории……. Спартак.
6. Любимый герой русской истории……. Декабристы.
7. Любимый писатель (поэт) Некрасов.
8. Любимое произведение…. «Война и мир».
9. Любимый предмет….. История.
10. Любимый цветок…. Глупый вопрос.
11. Любимый преподаватель ….. Нет.
12. Любимый товарищ ….. Костя Ливанов и Вася Котельников.
13. О каком высшем учебном заведении мечтаете?…. Все-таки еще не знаю.
— Интересно, — сказал Ливанов. — Теперь смотри мою. — Он вынул из кармана новенький «Товарищ».
1. Имя, отчество и фамилия Константин Давыдович
Ливанов.
2. Возраст……. 15 лет и 4 месяца.
3. Рост……… 159 1/2 сантиметра.
4. Любимое занятие…. Читать.
5. Любимый герой всеобщей истории……. Дантон.
6. Любимый герой русской истории……. Бакунин.
7. Любимый писатель (поэт)…… Чернышевский.
8. Любимое произведение…… «Что делать?».
9. Любимый предмет…… История и русский язык.
10. Любимый цветок…. Гвоздика (французская революция).
11. Любимый преподаватель…… Марущук.
12. Любимый товарищ…… Андрюша Костров и Вася Котельников.
13. О каком высшем учебном заведении мечтаете?.. Филологический факультет.
— Так, так, как говорит Швинец. Вот, Костя, за один год все наши детские увлечения испарились. Все течет, все меняется.
— Я думаю, теперь пойдет изменяться еще быстрее.
— А я вам скажу, ребята, — отозвался Котельников, — пока вы отвечаете на дурацкие вопросы в «Товарище», ничего по существу не меняется. Одна романтика. Не знаете вы толком, что вам, собственно, в жизни надо делать.
— А ты знаешь? — огрызнулся Ливанов.
— И я не знаю, — спокойно сказал Василий. — А может быть, и знаю… — И он замолчал.
Сумерки окончательно завоевали весь полупустой куб шестого класса. В окна заглянули звезды.
Когда сторож Яков открыл дверь, в коридоре приходилось идти ощупью.
Морозный воздух охватил гимназистов, прошел по молодым телам струею бодрой и пьяной.
— Пойдем ко мне. Скажем, что занимались вместе, — предложил Андрей.
— А что я своим скажу?
— А от меня пойдем к тебе. Сегодня бродить разрешается сколько угодно. Поймают — скажем, усердно отбывали наказание…
— Где шлялся? — буркнул старик Костров. — Что вы ночью бродите? — И потом другим тоном: — Там тебя ждут, ступай поговори, а потом скажи мне, в чем дело…
— Кто ждет? — удивился Андрей.
— Ну, иди, иди! — оборвал его отец.
В комнате Андрея с книжкой в руках сидел Миша Гайсинский. На нем была какая-то серая рубаха без светлых пуговиц. Он не улыбнулся навстречу друзьям и не протянул руки.
— Здравствуйте! — сказал он.
— Миша, здравствуй! — бросились к нему товарищи. Жали ему руки, хлопали по плечу.
— Ты откуда?
— Где ты пропадал?
— Что с тобою? Почему ты не в форме?
— Разве можно на все сразу ответить? — устало наклонил голову Миша. — Где я только не был!
— А сейчас ты куда? Где ты живешь?
— Вот этого я и сам не знаю… Я, собственно, и сам не понимаю, зачем я пришел сюда, в этот город. Я хотел было пойти к Монастырским, но за их домом следят. Яша уже был арестован… Я пришел просить тебя, Андрей, зайти к дяде и узнать у него, могу ли я к ним прийти. Я жду тебя уже несколько часов.
— Да нас, знаешь, посадили без обеда и, как видишь, плотно.
— Что же, все воюете? — снисходительно улыбнулся Миша.
— Ну, какая у нас война? Вот ты, я думаю, пережил за это время.
— Да, конечно. После погрома я хотел было поджечь усадьбу Савицкого, но крестьяне раньше меня пустили этому барину красного петуха, а меня поймали у усадьбы… с коробкой спичек в руках. Если бы я не был так молод, меня бы повесили, а так — не знали, что со мной делать. Гоняли меня по тюрьмам, по пересыльным пунктам. А потом я убежал…
— Вот это так приключение!
— Но эти приключения, — сказал Миша, — уверяю вас, совсем не похожи на приключения трех мушкетеров.
— Мы читали твою записку у Яши.
— Глупая записка! По тюрьмам и по участкам я много думал и много встретил людей. Это все люди тысяча девятьсот пятого года. Дело, конечно, не в бомбах. Теперь я уже не написал бы такой записки.
— Андрей! — послышалось из другой комнаты. — Это кто? — спросил Костров, нахмурив брови.
— Это гимназист… бывший… Миша Гайсинский.
— А почему он не в форме?
— Видишь ли… Он сейчас не в гимназии… и даже надо сказать больше…
— Понял я, понял! — поднялся во весь рост старый чиновник. И шепотом: — А зачем сюда шляется? Почему именно к тебе пришел? Какие дела?
— Но не могу же я его выгнать. Ему некуда идти.
— Мне нет никакого дела. В моем доме я не допущу подобных явлений. Я кое-что слышал. Я не хочу разбираться в этом деле. Но твой… бывший… товарищ мог бы постесняться приходить в дом видного судейского чиновника. Он компрометирует меня! Понимаешь?
— Папа, но нужно же стоять выше этого.
— Не смеешь учить меня, щенок! — Теперь он не сдерживал своего зычного голоса. — Я требую, чтобы ты сейчас же объяснил своему товарищу положение вещей. Понял? Марш!
Андрей повернулся. На пороге уже стоял бледный, с пылающими глазами Миша.
— Я слышал, я понял. Я прошу вас простить меня. Я больше никогда не приду в дом видного судейского чиновника…
— Куда ты, Миша? Куда же ты пойдешь?
— Не все ли равно, — бросил Миша и, не прощаясь, зашагал к двери.
Андрей схватил фуражку, набросил пальто и помчался вслед за Мишей на улицу. За ним последовали Котельников и Ливанов.
— Мишка, постой! Куда же ты пойдешь? Сейчас к Монастырским нельзя. Час ночи! Нужно всех будить. Ясно, что обратят внимание. Надо же тебе куда-нибудь деваться.
— Но куда? — развел руками Костя. — Ко мне, увы, ничего не выйдет. Васька — у чужих. Товарищей таких у нас нет, чтобы можно было положиться. У Ашанина — мама… У Бельского отец — сыч сычом.
— Слушай, а что, если к Марущуку? Независимый человек. Ведь такой исключительный случай — и близко. Неужели он откажет?
— Миша, как ты думаешь?
— Делайте, как хотите, — махнул рукой Миша. — Я так устал, так хочу спать, что готов опять идти в участок…
