Гелена Воланская - Тайна
Главкова вышла за калитку.
— Лацо! Дети!.. — позвала она, издали показывая ребятам кувшин со свежим пахтаньем.
Сейчас она чувствовала себя гораздо бодрее, чем зимой.
Дети встрепенулись и тотчас откликнулись на ее зов.
Осторожно ступая по скользким камням, они перешли вброд речку. Лацо вел Ферко и заботливо показывал ему, куда надо ставить ножки.
По дороге к деревне мчалась машина. Она пронеслась мимо детей и вдруг резко затормозила. Из машины вышли двое мужчин и направились навстречу ребятам, улыбаясь и махая руками. Зузка первая бросилась навстречу взрослым, а следом за ней побежали мальчики.
Это были Сернка и Руда. Зузка повисла у отца на шее, обвила ее загорелыми руками.
— Ты посмотри, папа, как я выросла! — гордо сказала она.
Действительно, голова девочки уже доставала отцу до подбородка.
— А ведь я без туфель!
Руда заботливо трогал руку Ондры.
— Не болит, Ондришка? — справился он.
— Какое там! Я уже лазаю по деревьям, — похвастал Ондра.
— А книги свои вы прочли?
— Прочли, прочли, можете нас проверить! — ответила за всех Зузка.
Ребята наперебой стали рассказывать гостям о своих летних приключениях.
— Мы косили сено, — деловито сообщил Ондра.
— У нас есть бинокль, дядя Барта дал нам, — тараторила Зузка.
— Мы научились удить рыбу, — заявил Иван.
— А я тоже все умею! — перекричал всех Ферко.
— Ты, стало быть, и есть маленький Ферко? — обратился к малышу Сернка.
— Нет, — решительно ответил мальчуган. — Я уже большой.
Гости гладили ребят по растрепанным вихрам, весело похлопывали их загорелые плечи.
— Покатайте нас на машине, — ластилась девочка к отцу.
— Покатаем, садитесь, садитесь, — тотчас согласился Сернка.
Руда усадил Ферко к себе на колени. Рядом пристроились Ондра, Лацо и Иван. Сернка вел машину, а Зузка, сидевшая рядом с ним, с гордостью и восхищением следила за отцом.
Машина медленно подкатила к дому Главковых. Мать Лацо, смущенно оправляя фартук, открыла дверь. Взрослые и дети вошли в кухню.
— К нам приехали дорогие гости, сказала мать, обернувшись к тете Кубанихе: — отец Зузки и товарищ нашего Якуба.
— Дай им бог счастья и здоровья! — Тетушка приветливо поклонилась, но встать не смогла.
— Садитесь, пожалуйста, — пригласила гостей Главкова, вытерев тряпочкой стол и скамейки.
Гости сели за стол, ребята окружили их. Мать принесла каравай свежего хлеба, кринку с пахтаньем, поставила перед каждым глиняную кружку.
— Угощайтесь, пожалуйста. Вы, наверно, проголодались. Время обеда давно прошло, — потчевала она гостей.
Пахтанье было холодное и приятно освежало.
— Папка приехал за нами, он отвезет нас на машине! Правда, папочка? — говорила Зузка.
— Не знаю еще, дочка. У нас есть дела тут поблизости. Мы оставим машину здесь, а сами пойдем. Если кто-нибудь станет о нас расспрашивать, скажите, что мы вон в той деревне, — Сернка показал в неопределенном направлении.
— Когда же вы вернетесь? — приставала Зузка.
— Вы будете здесь ночевать? — спросил Ондра. — Мы разведем костер и напечем картошки.
— Нет, — ответил Руда, — мы вернемся только к утру. Выспитесь хорошенько, а завтра я вам сообщу о наших планах.
Гости простились с Главковой, дети проводили их до речки, грустно поглядели им вслед и вернулись домой.
— Что мы будем делать? — зевнул Иван.
— Пошли к кроликам, — решил Лацо.
Кролики принадлежали хозяину трактира, за ними ухаживал Матуш. Ребята подошли к клеткам. Кролики лениво открыли свои розовые глазки и равнодушно поглядели на ребят. Только один трусик вскочил и убежал подальше от дверцы.
— Им жарко, — шепнула Зузка.
— У них ведь есть вода. Могли бы выкупаться, — сказал Иван. — Хняпош всегда бросается в воду, когда ему жарко.
— Как много здесь клеток! — удивилась Зузка.
— А я не стал бы разводить кроликов, — заявил Ондра. — Зачем они мне?
Ребята уселись на траву и молча смотрели на установленные в два ряда клетки. Дядя Матуш окликнул их:
— Не уходите, я сейчас буду поить их свежей водой.
Дети кинулись к пролому в садовой ограде и высыпали на улицу.
Вдруг с дороги донесся гул моторов. Дети кинулись к пролому в садовой ограде и высыпали на улицу.
Перед домом старосты остановились два грузовика. Из кузова один за другим прыгали молодчики в военных и гардистских мундирах. Дети поспешно тем же путем вернулись в сад и стали наблюдать из-за ограды.
Вслед за грузовиками подкатила желтая легковая машина. Команда застыла от удивления. Из кабины выскочил шофер и предупредительно открыл дверцу перед Ланцухом и каким-то немецким офицером.
— Гестапо, — шепнул ребятам дядя Матуш.
Вслед за Ланцухом из машины вылез Костка.
— Что они тут будут делать? — недоумевал Лацо.
— Людей хватать, — взволнованно ответил дядя Матуш.
Подъехала еще одна легковая машина. Из нее вышли два гардиста. Пронзительно вскрикнув, дрожа всем телом, Лацо приник к ограде. Гардисты вели его отца. Он очень похудел, костюм висел на нем, как на вешалке, лицо было пепельно-серое. Руки у него были связаны за спиной. Слезы брызнули из глаз Лацо. Он хотел броситься к отцу, но дядя Матуш удержал его и заткнул ему рот ладонью:
— Не шевелись и не кричи, а то они изобьют тебя.
Отец шел медленно, гордо подняв голову. Его отвели в сарайчик возле дома старосты, куда обычно сажали арестованных. У дверей поставили вооруженного гардиста. Лацо с надеждой смотрел на дядю Матуша:
— Зачем они его привезли?
Дядя Матуш мрачно насупился:
— Пойду в трактир, авось там узнаю.
Он ушел, а ребята сбились в кучку у пролома в ограде.
— Надо бы маме сказать, что привезли папу, — прошептал Лацо, но в ту же минуту он увидел мать.
Бледная, растерянная, она бежала, приложив руки к груди. Свернув к сарайчику, который служил в Вербовом тюрьмой, она попыталась заглянуть в окошечко. Лацо кинулся к матери. Гардист отогнал их:
— Ступайте к командиру, здесь вам делать нечего!
Лацо опешил.
— Ведь это мой папа, я хочу его видеть, — с трудом выговорил он и крепко стиснул руку матери.
Часовой равнодушно пожал плечами.
— Почему вы не позволяете ему поглядеть на отца? — возмущенно сказала Зузка.
Вместе с остальными ребятами она прибежала вслед за Лацо.
Часовой ничего не ответил, он делал вид, будто не замечает ни взволнованных детей, ни расстроенной женщины.
— Он должен увидеть отца, вы слышите? — бесстрашно закричал Иван.
Гардист толкнул Ивана прикладом, и мальчик упал бы, если бы Лацо его не поддержал.
— Убирайтесь отсюда со своей мелюзгой! — прошипел часовой, наступая на Главкову.
— Да разве вы люди? — с горечью воскликнула несчастная женщина.
Слезы обильно текли по ее лицу. Она закусила губы, подавила рыдание и обняла Ивана.
— Пойдемте домой, — шепнул ей Ондра. — Может быть, что-нибудь решим.
Главкова безропотно позволила увести себя. Дети искоса посматривали на нее; их пугал ее полный отчаяния взгляд.
Так команда вплотную столкнулась с суровой действительностью. Жизнь грубо захлопнула двери за радостным летом. Ребят охватила невыразимая тоска, им горько было сознавать свою беспомощность. Как много понаехало гардистов! Что они собираются сделать с отцом Лацо?
Придя домой, мать тяжело упала на лавку. У Лацо, как в лихорадке, стучали зубы, в горле пересохло.
— Я сбегаю к дяде Матушу, — шепнул он матери.
Она молча кивнула головой.
Лацо вбежал в трактир и остановился у порога. Он искал глазами дядю Матуша. За столиками в густых облаках табачного дыма распивали пиво приехавшие из города гардисты. Дядя Матуш, ловко лавируя, пробирался между столиками. В каждой руке он держал поднос с шестью кружками.
— Ступай на кухню, пострел, помоги тетке! — крикнул он, едва завидев Лацо в дверях.
Мальчик проскользнул в заднюю комнату и робко подошел к жене дяди Матуша.
— Каратели приехали. Желают утром в горы идти. Говорят, они решили всех партизан перестрелять в отместку за того немецкого генерала. Черт бы его побрал! Отца твоего привезли, требуют, чтобы он показал им дорогу. Если он откажется, плохо ему будет… Беги, мальчик, расскажи маме, может, она что-нибудь придумает… — Она отерла концом платка слезы и подтолкнула Лацо к двери; — Беги!
Но Лацо не мог бежать, ноги у него стали тяжелые, как свинцовые гири. Какую расправу они готовят отцу? Что сказать дома? Что делать?
Друзья сидели на лавке возле Главковой, нетерпеливо ожидая возвращения Лацо. Когда он вошел, все повскакали с мест.
— Они собираются идти утром в лес, с облавой на партизан. Папу, говорят… заставят вести…
