Дарья Лаврова - Магия любви. Самая большая книга романов для девочек (сборник)
– Ты что-то промямлил? Имеешь мнение по теме?
Я не знаю, что на меня нашло. Мнения об одноклеточных, расхожего с наукой, я не имел, да и обсуждать биологию с Сопыгиным желания не было. Тут у нас не собрание кружка естественных наук, а уборка зала. С чего меня понесло, до сих пор не пойму. И почему не смылся из зала до того момента, как Сопыгин заговорил об Инге. Тогда я полностью потерял ощущение реальности, а вместе с ним – инстинкт самосохранения.
– Инга нормальная девчонка, – тихо, но уверенно сказал я. – А если у кого-то плохо со зрением, очки надо носить.
– Не понял, – Сопыгин даже встал от удивления. – Что ты там бормочешь?
– Со слухом тоже проблемы? – я пытался говорить громче, но почему-то из глотки лез фальцет.
Сопыгин уже надвигался на меня, колонны ног отмеряли семимильные шаги.
– Бориска не то имел в виду, – вмешалась вдруг Фирсова. – Уверена, он не хотел тебя задеть, просто не научился нормально выражать свою мысль. Прогульщик, троечник, понимаешь?..
– Не ври! Что имею в виду, то и выражаю! – взбесился я и решил поддеть Катьку. – А ты сама недавно у Эры Филимоновны тройку за сочинение по Тургеневу схватила. Тоже не умеешь мысли выражать или просто тебе «Первая любовь» незнакома?
– Все мне знакомо, – вспыхнула Катька, которая не могла позволить себе быть в чем-то несведущей. – Просто у Тургенева выдумка одна, это мне не близко…
– Сама выдумываешь! Тебе просто любовь не близка.
Что тогда произошло с Фирсовой, я и теперь не понимаю. Она вдруг кинулась на меня, точно разъяренная медведица, и полоснула лапой по щеке. Я кожей почувствовал, как вздуваются царапины.
– Эй! Вы чего? Сдурели? – ошалел от происходящего Сопыгин.
Он совершенно забыл, что еще недавно сам пер на меня, мечтая о расправе. Промолчи я хоть сейчас, отделался бы легкими царапинами от Катькиных когтей. Но нет, что-то перевернулось во мне, будто повернулся ключ, и открылась дверь в комнату, которая была мне совершенно незнакома.
– А ты! – я задрал голову, чтобы заглянуть в лицо Сопыгину. – Что-то имеешь против Инги?
Сопыгин снова опешил.
– Защищать ее вздумал? Смешно. – Он криво усмехнулся. – Инга много о себе понимает. Задается. Сбить бы с нее спесь…
– А с тебя ничего сбить не надо? – я буквально лез головой в пасть льву.
– Нарываешься? – Сопыгин приставил к моему носу кулак, он пах колбасой.
– Просто не гони на Ингу, – продолжал внюхиваться в кулак я. – И замнем.
Тут Сопыгин искренне расхохотался.
– Погоди, не дошло, ты мне угрожаешь? Я буду говорить, что захочу про кого захочу, понял? – тут он вдруг распахнул свой кулак и схватился пятерней за воротник моей рубашки, приподнимая его вверх. – И ты повторяй за мной: «Инга инфузория».
– Отстань! – я начал приподниматься вверх, вслед за воротником. – Отпусти!
Но Сопыгина будто заело, как старую пластинку, он все талдычил про инфузорию. Я не выдержал, каким-то образом извернулся прямо у него в ручищах и схватился за шорты Сопыгина.
– Сейчас спущу! – хрипел я.
Что было потом, я уже не помню. Кулак прошелся мне по скуле, я тоже вовсю размахивал руками и ногами, периодически попадая во что-то мягкое, но упругое, точно мат. Где-то, как сирена, завывала Фирсова. Потом мне послышался голос Аллы Олеговны, но он тонул в шумном дыхании Сопыгина, который выдувал носом какой-то трубный звук. И вот чьи-то ручищи потащили меня в сторону, я все еще брыкался. Сопыгин был теперь на расстоянии, его держали два громилы, меня – еще один парень. Видимо, это подоспели помощники для уборки зала.
– Не подпускайте их друг к другу! – командовала испуганная Алла Олеговна. – Так держать!
Она метнулась ко мне.
– Цел? – ощупала всего.
Я рычал, как загнанный тигр, рвался в бой.
– Ррразрррешите, я его прррикончу!
– К дирректоррру! – рыкнула Алла Олеговна. – Обоих!
И нас поволокли из зала. Точнее, Сопыгин шел сам, дав понять друзьям, что вменяем. Зато я продолжал извиваться.
– Учи биологию, Сопыгин! – тянул я кулаки в сторону обидчика. – И слышишь ты, Фирсова! – кричал, выворачиваясь. – А Тургенев-то про себя и своего отца повесть писал! Никакие это не выдумки про первую любовь, дура ты, Катька, и ногти стричь не умеешь!
Меня волокли под руки, всего избитого, а я дрыгал ногами и почему-то чувствовал себя очень сильным, как никогда раньше. Мощь так и перла, просто пар из ушей. Позади остался все тот же заваленный хламом зал, зато после этой уборки я сам выглядел чудесно, просто сказочно – весь расписанный, точно под хохлому. Хоть новогоднюю дискотеку на мне устраивай…
Ингу в тот день я так и не увидел.
Исповедь арестанта
Провести выходные, будучи запертым в своей комнате, – это наказание придумал сам черт! Уверен, даже Бочкин хоть немного радовался в воскресенье, а уж в субботу, засыпая, он точно был просто счастлив, понимая, что завтра не нужно идти в школу. Наверное, лишь я один был совершенно подавлен с пятницы до понедельника. А все из-за драки с Сопыгиным. После происшествия в физкультурном зале моих родителей вызвали в школу. Такое случилось впервые, клянусь. Я, конечно, не был примерным учеником, как Фирсова, но до такого докатился впервые. Раньше как-то удавалось самому разруливать все школьные проблемы. Признаться, меня и к директору ни разу не водили. Теперь вы понимаете, что творит любовь со средним учеником, так что хулигану о ней и помышлять нельзя, пока не подтянет поведение. Но самое неприятное: мои родители прознали, что в этой потасовке была замешана девчонка. Видать, Фирсова-доносчица рассказала Алле Олеговне, с чего началась драка. Мы-то с Сопыгиным молчали все время у директора, будто языки проглотили. Даже я успел выговориться по дороге, иссяк. А Сопыгин и не думал трепать лишнего. Зато Фирсова долго о чем-то трещала на ухо завучу, пока директор нас прорабатывал. Уверен, это из-за Катьки меня и настиг домашний арест! Простая драка на почве личной неприязни не так сильно испугала бы родителей. Но если в дело вмешивалась любовь, это казалось им недопустимым. Мама решила, что теперь я начну катиться по наклонной – прогуливать школу, курить, выпивать. А папа вообще невесть что нафантазировал, зачем-то назвал маму бабушкой и попробовал даже веселиться, но быстро был поставлен на место: мама не терпела его шуток. Во всяком случае, до понедельника мне запретили покидать свою комнату: пустили выходные под откос, подозревая, что я потрачу их на тайные свидания. Хотя, с такой физиономией показаться на глаза любимой девушке было бы страшной ошибкой. Фингал под глазом – еще куда ни шло, но царапины от Катькиных когтей смотрелись подозрительно. Такие шрамы мужчину не украшают, а дискредитируют. Родители определенно ничего не понимают в любви, они, наверное, уже забыли, как это бывает. Удивляюсь, как у меня вообще могла появиться младшая сестра. Хотя это ошибка природы, не иначе. Оглядываясь назад, я понимаю, что почти десять лет был беспечным и наивным малым, а потом появилась Рита. Когда никто уже не ждал, а я и не подозревал вовсе. И вот теперь она ошивалась под дверью, пытаясь что-то подсунуть в щель или завести разговор.
– Боись, ты там? – спрашивала она, картавя.
Будто я мог испариться.
– Мама йугается, – сообщала она. – Цайапины боят?
– Уйди, я все равно тебя не понимаю и не слушаю, – опрометчиво отвечал я.
Стоило завести с Ритой беседу, так она прилипала, словно жвачка к волосам – не отдерешь. Сестра что-то лепетала за дверью, не выговаривая половины букв, я отошел к окну. Декабрь по-прежнему никак не походил на зимний месяц. На газонах еще виднелась трава, а в местах, где от домов расходились трубы с горячей водой, зеленели настоящие заросли, отчего земля походила на арбуз с чередою черных и зеленых полос. И на небе, как назло, не было облаков. Солнце светило совсем по-осеннему, окатывая все вокруг рыжими лучами. Во двор уже высыпали ребята, они висели на турниках, облепили лавки, на футбольном поле вовсю шла игра. А мне приходилось втыкать нос в оконное стекло и пялиться на все эти радости жизни. От скуки и обиды мне даже вспомнился Пушкин: «Сижу за решеткой в темнице сырой». Я был узником этих стен, правда, вместо молодых орлов под окном прохаживались голуби неопределенного возраста. Они не клевали кровавую пищу, зато изрядно пачкали машины. Но даже в этот скорбный миг я ничуть не жалел о том, что сцепился с Сопыгиным. Признаться, где-то в глубине души я был даже горд собой. Инга переменила меня, даже не подозревая об этом. Еще недавно я готов был сам штопать чужие портки, только бы не вызвать гнев такого громилы. А по сути, чего я боялся: нескольких синяков? Был бы рядом Бочкин, так я и не пострадал бы совсем. Выходит, боялся я вовсе не Сопыгина, а самого себя. Представлял, как буду выглядеть в драке, чего не сумею сделать правильно, красиво? И в результате оказывался еще более жалким – настоящим трусом. Страх – подлая штука, он все переворачивает задом наперед. Сколько ни бежишь от того, что тебя пугает, всегда возвращаешься на прежнее место. Прямо как в фильмах ужасов, я не шучу. Зато после схватки с Сопыгиным меня уже сложно было чем-то напугать, и если бы не родители, я чувствовал бы себя вполне сносно.
