Андрей Шманкевич - Боцман знает всё
Новороссийск сначала не понравился Пете. В Ейске было много зелени, улицы такие прямые, что с одного конца виден другой конец города, а в море — песчаное дно. Правда, чтобы окунуться как следует, надо целый километр пройти по воде — очень мелко у берега.
А в Новороссийске море у самого берега глубокое, и вода прозрачная. Но зато всё дно усыпано большущими камнями, покрытыми скользкими водорослями. Улицы кривые: то в гору поднимаются, то сбегают вниз. И весь город окружён выгоревшими, скучными горами.
Но скоро Петя привык к здешним улицам и к горам. А когда появились друзья-приятели и научили его плавать, новый город совсем перестал казаться Пете скучным. Особенно нравилось, что зима, видно, и не собиралась приходить в Новороссийск.
Летом удалось Пете-маленькому посмотреть настоящее море. Отец взял его в один рейс, на охоту за косяками ставриды. Сейнер далеко ушёл тогда в открытое море, гористые берега Новороссийска стали еле видны.
Хороший был рейс. Но некогда предаваться воспоминаниям: в классе уже полно ребят и дежурный должен быть начеку. Во-первых, надо следить, чтобы ребята не выковыривали свежую замазку, во-вторых, чтобы все вовремя сели на свои места, в-третьих, выяснить, кто не пришёл, кто опоздал… Да вы и сами знаете, сколько у дежурного всяких дел!
Петя-маленький отлично справился бы со всеми этими обязанностями, если бы не одно обстоятельство. После разговора со стариком он никак не мог не думать о бороде борея. Ему так и казалось, что из-за серых зубцов Мархотского перевала вот-вот выглянет сама бора, похожая на мастера-стекольщика, с такой же дремучей бородой.
— Маликов! Почему ты всё время смотришь в окно? — спросила учительница Марья Семёновна.
Петя быстро встал, покраснел и проговорил:
— Простите, я больше не буду.
Бора пришла во время второго урока. Петя сначала даже и не понял, что это она. Просто над перевалом появилось длинное белое облако, густое и неподвижное. Оно как будто приклеилось к хребту. Петя только удивился, что столбы дыма из труб цементных заводов вдруг как будто надломились и поползли по воде поперёк бухты. Вода в бухте стала зелёной.
— Вот это бородища! — прошептал кто-то из ребят.
— Юшков, что за разговоры! — строго сказала Марья Семёновна.
— Я только про бору сказал… — повинился Коля Юшков.
Все ребята повернули голову к окнам. Марья Семёновна тоже посмотрела на горы.
— Да, совершенно верно, начинается бора, или северо-восточный ветер. Дежурный, надо проверить, хорошо ли закрыты у нас форточки.
Петя бросился к первому окну, вскочил на подоконник и потянулся к форточке. Но она была так высоко, что нельзя было дотянуться. И вдруг порывом ветра форточку распахнуло, она ударилась о стену, и осколки стекла со звоном посыпались на пол. Марья Семёновна бросилась к Пете и стала осматривать, не поранило ли его. Но всё обошлось благополучно.
— Испугался? — спросила учительница.
— Нет…
Марья Семёновна кивнула головой Серёже Сальникову. Он сразу понял и побежал к окну. Серёжа был самым высоким в классе, и ему ничего не стоило закрыть наружную форточку.
А Петя всё стоял и смотрел в окно. Марья Семёновна положила ему руку на голову и сказала:
— Что с тобой. Маликов? Успокойся и сядь на своё место.
— У меня папа в море… — чуть слышно ответил Петя.
Класс сразу притих. Пете показалось, что рука Марьи Семёновны дрогнула. Это напугало его ещё больше. Значит, отцу действительно грозит опасность. Он поднял голову и вопросительно посмотрел на учительницу. Марья Семёновна смотрела на него ласково и совершенно спокойно.
— Не волнуйся, Петя. Я уверена, что твоему отцу не грозит никакая опасность, — сказала она.
До конца урока Петя-маленький просидел в каком-то оцепенении, не отводя глаз от окна. Он хотел заставить себя слушать учительницу — и не мог.
В бухте творилось что-то страшное. Море кипело. Ветер срывал и разбрызгивал белые гребешки волн. Даже отсюда, издалека, видно было, как волны штурмуют гранитную набережную порта. Они уже сорвали настил с временного рыбацкого причала, с того самого, от которого только вчера ушёл в море сейнер Петиного отца.
Казалось, что ветер может выплеснуть на берег всю воду из бухты, сорвать и разметать все причалы порта. Но как ни бесновалась бора, сдуть с перевала белую тучу она не смогла. Туча лежала тяжёлыми, мокрыми слоями ваты, заполняя все седловины, цепляясь за каждый выступ, за каждый камень.
На молоденьких акациях во дворе школы не осталось ни одного листочка.
Петя не слышал звонка. Он вздрогнул, когда Марья Семёновна сказала, тронув его за плечо:
— Петя, пойдём со мной.
В кабинете директора никого не было. Учительница сняла трубку телефона:
— Соедините меня с рыбным портом… Володя? Это я, мама. Я прошу тебя, выясни, где находится сейнер «Кефаль»? Тут у меня учится сын механика Маликова. Он очень беспокоится за отца… Что?
У Пети дрогнуло сердечко. Ему показалось, что учительница сказала «что» с испугом.
— Дать ему трубку? Хорошо… Вот, Петя, поговори с моим сыном. Он работает в рыбном порту и всё тебе объяснит.
— Вы слушаете, молодой человек? — услышал Петя голос сына Марьи Семёновны.
— Слушаю…
— Что же вас волнует?
— Папа… Он в море, а на горах… борода…
— Что же тут особенного?
— А ветер? Он же угонит папу… в Турцию…
— Кто это тебе сказал?
— Дедушка, стекольщик. Он тоже был рыбаком, и его утаскивало…
Сын учительницы засмеялся так громко, что в трубке затрещало.
— Так он когда плавал, твой дедушка? При царе Горохе? Они тогда на парусных фелюжках рыбачили, на лодчонках. Твой же отец на сейнере ходит в море. А на сейнере мотор в сто пятьдесят лошадиных сил. Он против любого ветра погонит судно. Уж ты не беспокойся. Если что и случится, мы немедленно пошлём на помощь спасательный корабль. У них на сейнере радио, они сразу могут сообщить нам… Эх ты. Маликов! Забыл, в какое время живёшь. Да теперь рыбак в море в такой же безопасности, как и ты в школе. Ну, а чтобы тебя окончательно успокоить, могу сообщить, что «Кефаль» подходит сейчас к Туапсинскому порту. На борту сейнера отличный улов. Можешь поздравить отца: его бригада закончила годовой план. Ясно?
— Ясно! — крикнул Петя в трубку и сияющими глазами глянул на Марью Семёновну.
Учительница смотрела на него, чуть наклонив седеющую голову, и улыбалась точь-в-точь как мама, тепло и ласково.
Хорошее море
Азовское море — мелкое море.
Ну что это за море, если целый километр надо идти по воде от берега, чтобы окунуться!
Чуть ли не у самого горизонта стоит в море подорванная гитлеровцами землечерпалка. Кто не знает, подумает, что она на плаву, а на самом деле она крепко сидит на илистом грунте.
Правда, около землечерпалки человеку с таким ростом, как у Ванька Четверикова, будет с ручками, и даже Сергею Комаревцеву там с головкой, но всё равно, что́ это за море: пять километров от берега, а глубины — сажень!
Конечно, есть в порту приличные глубины. До войны та самая землечерпалка каждый год выбирала грунт у полукилометрового причала и на подходах к нему, чтобы рыбацкие суда могли свободно швартоваться и выгружать улов. Но фашисты сожгли настил, и теперь попасть в дальний конец причала, чтобы выкупаться и половить рыбу, можно было только по обгоревшим сваям да по острым, скользким камням, залитым на полметра водой.
Азовское море — рыбацкое море.
Хотя моряки дальнего плавания и подтрунивают порой над азовцами, сочиняя побасенки вроде такой: «А мы тож, бывает, по недилям плаваем и берега не бачим, бо… камыши кругом, и мы тильки и слышимо, як по хуторам собаки гавкают…», сами азовцы относятся к своему мелкому рыбацкому морю с большим уважением.
А ребята из школы юнгов просто влюблены в своё море. Доказательством такой любви может служить и то, что Ванёк Четвериков вернулся из отпуска на десять дней раньше срока.
Он так и заявил встретившему его завхозу школы Степану Петровичу:
— По морю соскучился…
На это завхоз сказал:
— Очень приятно! А где ты думаешь довольствоваться эти десять дней? Сам знаешь камбуз — на «Волге», «Волга» — в плавании.
Ванёк только вздохнул в ответ. И не потому, что боялся остаться десять дней без довольствия; на это он ответил коротко: «Рыбу буду ловить». Вздохнул при напоминании о «Волге», красавице мотошхуне, белой, как пена прибоя, лёгкой, как чайка, проворной, как дельфин… Плавает она сейчас по Чёрному и Азовскому морям без него, без Ванька Четверикова. Но что ж поделаешь, если он ещё только перешёл на второй курс…
А по морю действительно Ванёк соскучился. Он и не предполагал, что за год так полюбит его. Правда, была тут ещё причина, почему он рано приехал из отпуска: хотелось ему хоть несколько дней посидеть с удочкой. Во время занятий и некогда было и боялся, что ребята поднимут на смех. Считалось, человеку, решившему стать капитаном или механиком рыбацкого судна, непристойно сидеть с удочкой и ловить бычков. А вот во время отпуска да ещё в жаркую пору, когда запрещён промысловый лов, совсем не стыдно посидеть с удочкой — никто ничего не скажет.
