Юрий Дьяконов - Приказ самому себе
— Три минуты прошло… И это уже говорили другие. — Под конец и сам взял слово — Тут кричат «Весь класс!» А я не согласен. Пусть каждое звено шефствует над одной группой…
— Правильно! — поддержали ребята. — Посоревнуемся.
— Я очень рада, что вы беретесь за большое нужное дело. Что нашли его сами. Это по-пионерски! — похвалила Лидия Николаевна. — Но помните — это не кампания, ну, вроде сбора макулатуры. И, если некоторые думают, что о детсаде через месяц можно забыть, они ошибаются. Тогда лучше не начинать… Вот вы приходите к ним, делаете что-то. Они смотрят на вас как на больших, взрослых людей, которые все могут, все умеют. Они верят вам! Не обманите же их доверия…
По вечерам в школьных мастерских застучали молотки, зашоркали рубанки. Пахло сосновой стружкой, клеем, грушевой эссенцией. Мебельный и игрушечный цехи во главе с лучшими мастерами класса Зиновием и Сережей набирали темп.
Появилась и «готовая продукция» — починенные стульчики, санки, столики. На подоконниках расселись перенесшие операцию, повеселевшие куклы, медведи, зайцы и даже слоны. Но сидят они тут недолго. Прибегает главный модельер и закройщик костюмерного цеха зеленоглазая Зойка с помощницами. Они бережно на руках несут выздоравливающих в кабинет домоводства.
А там — народу полно. «На огонек» заглянули подружки из соседних классов да так и осели здесь. Очень понравилось. Пулеметной трескотней заливаются швейные машины. Рябит в глазах от разноцветных лоскутов. Щекочет ноздри запах краски и горячих утюгов. Снуют девчоночьи руки с иголками. Лязгают ножницы. Разноголосый гул. И вдруг в дальнем углу Нина Копылова низким грудным голосом начинает:
Издалека долго
Течет река Волга,
Течет река Волга
Конца и края нет…
— Нинка-то! Как Зыкина! — восторженно шепчут девочки.
За окнами темень. Беснуется ветер, хлещет по стеклам колючим снегом. А тут свет. Тепло. Общая работа. И песня…
В воскресенье шестой «б» полдня провел во дворе детского сада. Устали ужасно. Зато утром в понедельник они видели, как обрадовались малыши, завизжали и бросились рассматривать двор, чудесно преобразившийся за один день.
Вместо непроходимых сугробов — ровные утрамбованные площадки, прочерченные четырьмя узкими зеркалами «скользочек». Разгонись и лети на ногах до самого конца!.. По углам возвышались снежные горки для саночников. И сами санки, отремонтированные, с разноцветными яркими планками, с раскатанными до блеска полозьями, ждали рядом. Хватай за веревочку и катись с горы долго-долго.
Малыши окружили большую снежную бабу посреди двора.
— Какая смешная!.. А что у нее в руке?.. Волшебная палочка?
Веселая снежная баба с черными озорными угольками глаз под еловыми веточками бровей улыбалась красным ртом и, высоко задрав желтый морковный нос, плясала. Одна рука упиралась в бок, другая была поднята над головой. Только в руке вместо платка — круглая палочка. А на палочке дощечка прибита.
— А дощечка для чего?
— Это же кормушка для птиц! — объяснил Костик.
Потом все бросились обновлять снежные горки и «скользочки». Шестиклассники помогали им. Разрешали конфликты. Подавали наверх санки, чтобы скорей шла очередь. И сами не терялись. С гиканьем мчались на прямых ногах по ледяным дорожкам…
Едва уговорила Саша одноклассников в это утро уйти из детского сада. Шефство шефством, а уроки учить надо.
ШАГ ВПЕРЕДПионеров шестого «б» похвалили по школьному радио, поместили заметку в стенгазете. Правда, сообщение было маленькое. Но ребята поодиночке и группами несколько раз спускались на первый этаж, чтобы еще раз прочитать заметку. Полтора года их только ругали, о них говорили на педсоветах, на линейке. А тут вдруг похвалили. «Бэшники» ходили именинниками.
— Не зазнаетесь? — спросила Лидия Николаевна, когда, окружив ее в вестибюле, они рассказали о приятных новостях.
— Что вы!.. С таким председателем, как Саша, не очень-то зазнаешься!.. И с таким редактором!.. Зверь, а не редактор!
— А вы что хотели?! — воинственно поддернув очки, сказал Женя. — «Боевой листок» должен быть зубастым!
— Ага! Как крокодил!.. Чужие хвалят, а ты про хорошее молчишь!.. А чуть что — разрисует так, что смотреть тошно!..
— Про хорошее вы сами кричите! — отбивался Женя. — А про плохое кто говорит?!.. «Боевой листок» — зеркало класса!
— Кривое твое зеркало! — не унимались ребята.
— Мальчики, — сделав нарочито строгим лицо, сказала Лидия Николаевна. — Раз редактор плохой, давайте другого выберем!
— Не надо! — хором закричали мальчишки. — Таких «боевых листков» ни у кого нет… Весь второй этаж читать ходит!.. Еле выгонять успеваем!.. Женька — законный редактор!
— Ну вот! — засмеялась Лидия Николаевна. — То «зверь», то «законный». Какой же он?!
— Законный!.. И зверь… Крокодил! — хохотали мальчишки. — Нам только такой и нужен…
Шефский совет расширял круг своей деятельности. Накануне пятидесятилетия Советской Армии шестой «б» сначала дал концерт самодеятельности в детском саду «Солнышко», а потом выступил в госпитале инвалидов Отечественной войны.
Перед началом волновались ужасно. Со страхом смотрели на пожилых людей, пришедших на протезах и костылях, приехавших в креслах на больших колесах и привезенных товарищами на носилках установленных на хирургические «каталки».
В зале пахло йодом, лекарствами, крепким табаком. Преобладали голубой и белый цвета. Голубой — это цвет мирных пижам и халатов бывших бойцов. А белое — все остальное: забинтованные руки, ноги головы, гипсовые «сапоги» и корсеты…
Будто и не закончилась война победой двадцать три года тому назад. Будто эти люди попали в госпиталь прямо оттуда, с передовой самой жестокой и кровавой войны.
Давно уже битые фашистские танки и пушки перелили в мирный металл. А прошедшая война, которая ребятам казалась далекой историей, вдруг приблизилась, стала ощутимой, реальной. Эта война, засевшая осколками, пулями, болями в телах бывших бойцов, продолжает и сейчас калечить, мучить и даже убивать людей…
Неуверенно, робко начали концерт. Но успех получился такой, о каком пионеры и мечтать не могли. Зрители хлопали в ладоши. А имеющие только одну незабинтованную руку находили здоровую ладонь товарища и аплодировали вместе. Стучали об пол костылями и палками. Кричали: «Молодцы!.. Повторить!..»
Больше часа не отпускали их ветераны войны. Хор вновь и вновь исполнял «Землянку», «Давай закурим…» и другие фронтовые песни. Особенно понравилось им, как пела низким грудным голосом Нина Копылова, и стихи, которые прочел Углов.
Зиновий и сам не думал, что начнет со вступления. Но когда увидел людей в бинтах, среди которых, возможно, были и те, кто знал отца, воевал или лежал с ним в госпитале, он сказал:
— Товарищи бойцы. Может, вам эти стихи не понравятся. Их сочинил боец, папин товарищ, который умер от ран через два года после победы… Он не успел стать настоящим поэтом. Но стихи эти очень любил мой отец… он тоже умер от ран тут, в этом госпитале, двадцать девятого июля шестьдесят шестого года… — Зиновий замолчал. Он боялся заплакать.
Зал тоже молчал. Никто не шелохнулся. Тогда в первом ряду встал, опираясь на костыли, седой боец и попросил:
— Читай, сынок… Что делить?.. Читай.
И Зиновий глухим от волнения голосом начал:
Детство пролетело.
Юность отзвенела.
За плечами страшная война.
Раны залечили…
Нет. Мы не забыли…
В памяти всплывают имена:
Тех, с кем шли мы рядом,
Тех, кого снарядом
Разметали тол и меленит.
Смелых,
сильных,
бравых,
Тех, кому по праву
Слава
шелком алым шелестит.
Тех, кто в день проклятый
У границ гранатой
Встретил смерть, не отступил назад.
Кто с полком пехоты
Грудью шел на доты,
Заслонил Москву и Ленинград…
Воевали вместе,
Вместе пели песни,
Радовались солнечным лучам,
Вместе — раны, беды,
Но до Дня Победы
Многим не пришлось дойти друзьям.
От твердыни волжской
К площади Кремлевской
На Парад Победы
шли через Берлин.
У врага отняты
Черные штандарты,
Там,
у Мавзолея,
брошены в пыли.
Пролетели годы,
Бури и невзгоды,
Но навек героев
память сохранит,
Смелых,
сильных,
бравых,
Тех, кому по праву
Слава
шелком алым шелестит.
Он кончил. А зал молчал. Долго. И снова встал тот боец:
— Не обижайся, сынок. Но хлопать… не можно. Война перед глазами… Большим поэтом стал бы тот солдат. Прочти его еще.
Зиновий прочел два стихотворения: «Солнце догорает» и «Его внесли в землянку на шинели». Когда отзвучала последняя строчка, лица людей, сидящих в зале, будто приблизились. На глазах у многих он увидел слезы. Зиновию вдруг представилось невероятное: там, в зале, сидит его папка.
