Робин ЛаФевер - Теодосия и последний фараон
– Вы видели это, да?
– Видела! Более того, могу сказать, что для оживления статуй они использовали обряд Размыкания уст, сэр. А что произошло, когда ожившие сфинксы ворвались во двор храма?
– Они напоминали двух чудовищных кошек, очищающих амбар от мышей, – восторженно покачал головой майор. – За пару минут расправились почти со всеми Змеями Хаоса, уцелели только трое из них, да и тех сильно покалечило.
– Никаких следов Гаджи не встретили, сэр?
– Значит, это был не он, – вздохнул Гриндл. – Я так и подумал, когда увидел тот капюшон. Внимание, мисс Трокмортон! Наши приятели идут. – И тихо добавил: – Не показывайте им, что я знаю арабский.
Прежде чем я успела глазом моргнуть, подошел Хашим. Он дал мне и майору по черствой лепешке – это был наш завтрак. А еще через пять минут нас уже снова сажали в седла продолжать путь.
Майора предварительно связали и заткнули ему рот кляпом, но это его, похоже, ни капельки не заботило. Он, как всегда, выглядел спокойным и уверенным в себе, общий вид, пожалуй, слегка портила лишь отросшая у него на щеках щетина.
Мы продолжили свой путь на юг. Солнце пекло нещадно, но уаджетины переносили жару совершенно невозмутимо, как и положено обитателям пустыни. А вот я чувствовала себя увядшим листиком салата – еще немного, и пожелтею. Куда, интересно, они нас везут? И не сварюсь ли я заживо раньше, чем мы доберемся до цели? У меня из головы не шли мысли о маме. Она, наверное, с ума сходит от волнения. Она уже написала папе о том, что я пропала, или еще нет? А Вигмер знает? А Гаджи? Что с ним? Думаю все-таки, что слуги Хаоса ничего плохого с ним не сделают, ведь он очень ценная для них добыча.
К вечеру второго дня пути уаджетины повернули на запад, и мы углубились в каменистую пустыню. Вскоре я потеряла всякое представление о том, в каком направлении мы движемся. Песок и скалы, скалы и песок. Все они для меня выглядели одинаково. Я попыталась было убедить себя в том, что все это нужно принимать как увлекательное приключение, но ничего из этого не получилось. Я себе не поверила.
Когда на горизонте показались первые лучи зари, наши лошади приковыляли в лагерь бедуинов. Несмотря на смертельную усталость, я тем не менее сразу отметила, какое это прекрасное прикрытие. Под видом кочевников-бедуинов уаджетины могли перемещаться куда и когда угодно, и никто их ни о чем не спросит.
К нашим лошадям подошли мужчины, взяли их за поводья. Я буквально свалилась из седла – Хальфани подхватил меня, не дал упасть, и я подумала, что это очень любезно с его стороны, особенно если учесть, что здесь я скорее в плену, чем в гостях. Майора Гриндла, как я успела заметить, ссадили с лошади не столь деликатно, но ему, кажется, было на это наплевать.
Он прекрасно выглядел, словно не было у него за плечами нескольких дней изнурительного пути по пустыне, палящего солнца, скудной пищи. Глядя на него, я впервые поняла, что такое быть настоящим, до мозга костей, солдатом.
Нас привели к маленькому черному шатру и втолкнули внутрь.
– Спите, – лаконично распорядился Хальфани. Впрочем, он мог бы и этого не говорить, все равно у меня сейчас было только одно желание – спать. Я рухнула на расстеленное на земляном полу одеяло, подумала о том, как хорошо было бы уткнуться сейчас носом в мягкую шерстку Исиды, но так и не успела додумать эту мысль до конца – провалилась в сон.
Проснулась я оттого, что полог шатра открылся и внутрь ворвались слепящие солнечные лучи. Я поморгала и всмотрелась, прищурив глаза, на появившуюся на пороге фигуру, черным силуэтом выступавшую на фоне яркого света.
– Приветствую вас, – нежным голосом произнесла фигура, входя в шатер и закрывая за собой полог. Перестав жмуриться, я рассмотрела, что это девушка, молодая, пожалуй лишь чуть-чуть старше меня. Она была одета как бедуинка, то есть без паранджи, поэтому я могла видеть все ее лицо. Когда девушка застенчиво взглянула на майора, что-то в ее лице показалось мне знакомым, только я не могла сообразить, что именно. Быстро переведя взгляд с майора на меня, девушка сказала:
– Я принесла еды, чтобы вы поели, и воды, чтобы вы умылись.
– Спасибо, – ответила я. – Я умираю от голода.
Майор ответил более формально.
– Мы по достоинству ценим ваше гостеприимство.
Девушка опустила голову и принялась расставлять тарелки с едой. Пока мы завтракали, она оставалась в шатре и пусть искоса, но внимательно рассматривала нас. Меня, если говорить точнее. Наконец, набравшись храбрости, она спросила, обращаясь ко мне.
– Они говорят, что это вы нашли нашего последнего фараона и привезли его в Луксор. Это правда?
– Да, – настороженно ответила я. К добру ли, что меня объявили причастной к возвращению их последнего фараона в Луксор, или нет? – Я встретила его, когда он работал погонщиком осликов на улицах Каира. Он очень храбрый и помог мне выпутаться из затруднительного положения. В свою очередь я предложила ему остаться при мне.
– Как он выглядит? – не поднимая головы, спросила девушка. – Он здоров?
Тут меня осенило, и я поняла, почему лицо девушки кажется мне знакомым.
– Вы Сафия? – спросила я.
Она вздрогнула, глаза у нее стали большими-большими и круглыми.
– Откуда вам известно мое имя?
– Гаджи рассказывал мне о вас, – ответила я.
– Правда? – Теперь ее глаза повлажнели. – Значит, он не забыл меня?
– Не забыл, – заверила я Сафию. – Приехав в Луксор, он много дней разыскивал вас, мечтал о встрече. К сожалению, найти так и не смог.
– Это хорошо и в то же время плохо. Плохо потому, что он не нашел меня, а хорошо потому, что не знает о том, что со мной приключилось.
Она вздохнула и вернулась к своему первоначальному вопросу:
– Он здоров?
– Да, здоров. Худенький немного, но бодрый духом. Он очень добрый, очень смелый и очень преданный.
– Благодарю вас, миледи, за то, что вы приблизили нашу встречу с братом, – сказала Сафия, складывая перед грудью свои руки.
– Но он еще не дома, – напомнила я.
– Не важно, скоро будет. Воины Гора найдут его.
Тут майор Гриндл прокашлялся и тоже вступил в разговор:
– Кстати говоря, эти ваши… воины уже предприняли что-нибудь? Организовали поисковые партии? Выслали следопытов?
Сафия не решалась посмотреть на майора и ответила, застенчиво уставившись себе под ноги:
– Сейчас они совещаются с мудиром, рассказывают о том, что им стало известно. Потому меня и послали за вами. После того как вы поедите и умоетесь, я должна отвести вас на совет, чтобы вы могли ответить там на вопросы, которые вам зададут.
– Великолепно, – сказал майор.
Честно говоря, я бы на его месте выбрала, пожалуй, какое-нибудь другое слово. Мы быстро закончили с едой, и Сафия вышла из шатра, чтобы подождать снаружи, пока мы умоемся. Майор Гриндл повернулся ко мне спиной, пока я умывала лицо и руки, потом я стояла спиной к майору, пока он делал то же самое. Неожиданно я открыла для себя, какое это интимное дело – умываться при ком-то, даже если ты при этом моешь только лицо и руки.
Наверное, излишне даже говорить, что проку от такого умывания оказалось мало. Да, лицо и руки у меня стали чище, но одежда осталась все такой же пропотевшей и пропыленной. У майора тоже.
Пока Сафия вела нас через лагерь, я увидела то, что упустила, когда мы только приехали. Лагерь был разбит в тени огромного храма. Он был меньше, чем Луксорский храм, но тоже оставался в отличном состоянии.
Мы пришли к большому, стоявшему в самом центре лагеря шатру, Сафия приподняла полог и пропустила нас внутрь. Никогда не думала, что шатер может быть таким большим и что в нем может поместиться столько народа. На толстых, расстеленных на полу ковриках здесь сидело десятка полтора людей. Я узнала среди них Хальфани, Хашима и старого сварливого уаджетина, который в свое время предлагал перерезать мне горло, и дело с концом. Фенуку, да, именно так его звали. Фенуку. Но теперь на нем была не черная накидка, а леопардовая шкура жреца Сем – так называли служителей бога Гора. Проклятье. Я знала, конечно, что древнеегипетские жрецы служили в храмах лишь несколько месяцев в году, но зачем и почему этот жрец решил в свободное время путешествовать инкогнито? По-моему, жрецы должны всегда носить на себе какие-нибудь предупреждающие знаки, а то как-то неловко может получиться.
Хальфани кивнул нам головой, затем сказал, повернувшись к сидевшему слева от него человеку:
– Вот эта девочка, мудир, и тот инглиз, о котором мы говорили.
– Тот самый, что приставлял нож к горлу нашего фараона, – проскрипел Фенуку. Да, этот жрец все помнил и ничего не простил майору Гриндлу.
Немигающий взгляд мудира скользнул мимо майора и остановился на мне.
– Расскажи нам, что тебе известно.
Я выпрямилась, прокашлялась и настроилась говорить, не допуская дрожи в голосе.
