Лия Симонова - Лабиринт
С улыбкой вышла Вика на улицу. Запетляла по дороге, которой Лина обычно ходила в школу, и столкнулась с ней вроде бы непреднамеренно.
— Чижик! — окликнула Вика Чижевскую, нагнала, поравнялась с нею. — Вам Светлана вчера вечером звонила?
— Звонила, — односложно ответила Лина и ускорила шаг.
— Я толком не врубилась, Чумизу с Кувалдой изнасиловали, что ли, ночью? — Вика мечтала посеять эту мысль на благодатной почве и собрать неплохой урожай. — Васильева отъявленная бандитка, погубит она Соньку. Мне говорили, она стояла на учете в детской комнате милиции, когда жила у матери, а ее мать алкоголичка и проститутка… — Вика старалась говорить доверительно с Линой, как с лучшей подругой.
— Кто тебе это об Арине сказал? — тут же спросила Лина, и Вика поняла, что на мякине Чижевскую, как Настену, Катюху и Колюню, не проведешь.
— Ну, слухами мир полнится, — сохраняя спокойствие, отвела подозрение Вика. — Я все-таки староста. Мне иногда доверяют… кое-что…
— Кто доверяет? Сидоренко? — Обращенные к Лине вопросы с той же разведывательной целью бумерангом отправлялись к Вике, не задерживаясь.
— А тебя приглашали с ними… погулять? — мимоходом изменила тему Вика.
— Приглашали, — никак не поддерживая душещипательную беседу, кратко ответила Липа, предполагая, но не в полной мере оценивая вероломство своей одноклассницы.
— И где же они тусуются?
— Тебе лучше знать, — не глядя на Вику, отклонила вопрос Лина. — Кажется, это твои друзья?..
— Бывшие. Я порвала с ними и у них не бываю.
— Я ж тоже не была с ними. Ко мне прадед приехал. И горло болит, ангина начинается…
Разговор зашел в тупик. Лина умела не поддаваться Вике. Но как ни осторожничала Чижевская, ловкая Вика выпытала у нее пусть самую малость, но все же достаточную для того, чтобы воспользоваться ею в бесчестной игре.
Проводив Лину до школы, Вика дождалась Настену с Катюхой и сразу же накинулась на них:
— Болтаетесь черт-те где, закоченела вся. Вам Светлана ночью звонила?
— Не-е, — в один голос отозвались девчонки и навострили уши.
— Новости атасные. Чума с Кувалдой пропали. Свет лана искала их ночью. Чижевская сказала мне по секрету, — не гнушаясь обманом, запускала сплетню ни орбиту Вика, — Дикарь с Лындой пригласили их погулять, Линка не пошла, а Васильеву с Чумаковой наши дружки затащили в свой новый бункер и трахнули, разумеется.
— Надо же? — удивилась говорящая нараспев Настена. — И с чего это Чижиха так разоткровенничалась? Дикарь усечет, что она на него бочку катит, озверел.
Вика пожала плечами:
— Она ж его не знает, как мы. Для нее все это внове, хочется с кем-то поделиться.
— А где у них бункер-то, Линка не говорила? — уже с головой окунулась в события Настена.
— Она не знает, — поморщилась Вика, — и Пупок, гад, не колется.
Вика досадливо скривила губы, сделала попытку лестью настроить подружек на нужный ей лад:
— Вы на Колюню имеете влияние побольше моего, уговорите его сказать, где они тусуются? Надо бы предупредить ребят. А то Чумизина мать со Светланой заявят и милицию, и Дикаря с Лындой прижучат за изнасилование.
— Ну и прижучат, нам-то что теперь? — пожала плечами Настена. — Достукались, шизики, нашли с кем связаться…
— Ну, положим, нам ничего, — сказала Вика, и её выразительные губы надулись обиженно, — но предупредить надо. Сходите к Зойке с Валюней из десятого, знаете! Они наши, подвальные. Может, они заметили, куда вчера вечером Дикарь повел девок со скверика. Пусть у всех поспрашивают. — Вика пристраивала сплетню в надежные руки и уготавливала ей длительное путешествие. — Скажите, что Дикарь изнасиловал двух девчонок из нашего класса и его милиция разыскивает, а мы хотим предупредить, но не знаем, где он…
— А милиция его разыскивает? — Бесхитростная молчаливая Катерина недоверчиво уставилась на Вику.
— Я почем знаю?! — Вика запечатлела на физиономии негодование. — Светлана же не докладывалась мне… Пойду разведаю обстановку, а вы, как договорились, поковыряйтесь с Пупком и Зойкой.
Наметив магистральные линии наступления, Вика резво скинула пальто, нацепила его на ближайший крючок в раздевалке и направилась в сторону учительской. У Сидоренко всегда был в каком-нибудь классе первый урок. Не составляло большого труда встретиться с ней нечаянно, когда она забирала классные журналы или еще что-то необходимое для занятий.
— Семушкина, — сама позвала Вику Олимпиада Эдуардовна, у которой в каждом классе были свои люди, помогающие ей ориентироваться в дебрях школьной жизни. — Васильева ваша, как я посмотрю, не унимается?
Вика в знак понимания и полной солидарности с завучем многозначительно ухмыльнулась и высоко подняла плечи, задержав их почти у самых ушей.
— И эту забитую дурешку, Чумакову, за собой потащила головой в омут. Нашли их?
— Я еще не заходила в класс, — потупив глазки, изобразила святую простоту Вика.
— Ну, выясни все и сразу ко мне! Поняла? — Олимпиада Эдуардовна изучающе посмотрела на Вику.
Вика невозмутимо выдержала буравящий ее взгляд и, покорно кивнув головой, поплыла в класс.
Большинство ребят уже сидели за своими партами в кабинете литературы, и Сонька с Ариной, усевшиеся с некоторых пор рядом, тоже присутствовал и в классе.
— Надо же, — буркнула под нос Вика, приближаясь к своему месту неподалеку от исчезавшей пары, — люди из-за них всю ночь волновались, а они целы и невредимы. Бледненькие, правда, и синячки под глазами, но это ничего, это с непривычки, да, Чумка?
Все, кто и не был включен в ночное происшествие, волей-неволей обратили внимание на Чумакову и Васильеву, зашептались, выясняя, что произошло. Вика умела, ничего не сказав, сказать все, всех и одним махом включить в события. И когда просыпалось в ней нечто от лукавого, пересилить ее никто и не пробовал. Арина, одна Арина, тоже не лишенная покровительства повелителя ада и бога зла Люцифера, умела противостоять Вике.
— Ты нам лучше расскажи о своих привычках, Семга, — звонким голосом протрубила Арина на весь класс, — объясни деткам, как ты путаешься с извращенцем Рембо и его мальчиком Деней, и даже не ночью, а днем, сразу после уроков. И без синячков, потому что тебя уже ничем не удивишь.
Вика притихла. Она не учла, что Дикарь не простит ей измены, как и она ему не прощает. Нужно было немедленно что-то придумать, отразить нападение.
— Господи! Это Дикарь тебе внушил, когда трахал? — сказала Вика с непревзойденным самообладанием, даже не повернув головы к Арине. — Так он это от ревности. Рога нащупал, и бодаться охота…
— Заткнитесь вы, дуры, — цыкнул на девчонок непохожий сам на себя после драки Гвоздев, — уши завяли вас слушать. Выйдите в коридор и делитесь впечатлениями…
И вдруг Сонечка зарыдала. Она даже не плакала, а выла, надрывно и протяжно, по-звериному, и водворившаяся в классе тишина наполнилась такой кладбищенской трагичностью, что перехватывало дыхание.
Светлана Георгиевна, как назло, задержалась, а когда пришла наконец, то, едва поздоровавшись, сразу начала урок, будто и не слышала Сонькиных слез.
Она вела урок в непривычном, немыслимом темпе, никого не вызывая к доске и ничего не рассказывая, но забрасывая класс вопросами и на лету схватывая ответы.
Светлана Георгиевна пыталась не впрямую, иносказательно говорить о жизни и их поведении, отчаявшись по-иному прорваться к их сознанию.
— Итак, вы прочитали драму Пушкина «Пиковая дама». Поняли вы, какие злодейства совершил Германн? Кто скажет? Гвоздев… Правильно. Он стал причиной смерти старой графини. Еще… — Интонацией Светлана Георгиевна торопила ребят. — Настя Скворцова… Верно. Германн обманул девушку, растоптал ее чувства… Но помните, Томский говорит о трех злодействах, найдите это место в тексте… Так… «Этот Германн, — продолжал Томский, — лицо истинно романическое: у него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля. Я думаю, на его совести по крайней мере три злодейства…» Какое же третье? Чижевская… Умница! Германн надругался и над собой. Он сошел с ума. Читаем у Пушкина: «Он сидит в Обуховской больнице в 17-м нумере, не отвечает ни на какие вопросы и бормочет необыкновенно скоро: «Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!..» Отчего же Германн сошел с ума? Ну, кто скажет? Васильева… Молодец! Совершая злодейство по отношению к другому, неизбежно совершаешь злодейство и по отношению к себе. Я рада, что вы это поняли. Распад личности неизбежен, хотя сам человек может и не замечать этого. Проследим, как меняется Германн. Прочтем соответствующие места из текста… «Он имел сильные страсти и огненное воображение, но твердость спасла его от обыкновенных заблуждений молодости…» Дальше: «Будучи в душе игрок, никогда не брал карты в руки…» Но… «анекдот о трех картах сильно подействовал на его воображение… И… на другой день вечером он думал, бродя по Петербургу: «Что, если графини откроет мне свою тайну?.. Почему же не попробовать счастья?..» Германном завладевают дурные чувства… Кто знает, какие?.. Семушкина, пожалуйста. Так… Во время отпевания графини Германн не чувствует раскаяния, но… Читай. «Он не мог совершенно заглушить голос совести, твердивший ему: ты убийца старухи!» Голос совести! Запомните это! Он не дает покоя! Он сводит с ума!..
