Виктор Калашников - Загадка империи инков
— Из селений чанков наследник отправился прямиком в столицу. Весть о великой победе распространилась по всей империи, и, когда Вира-коча прибыл в Куско, его встречали как славного героя. А он шел пешком и выглядел, скорее, простым солдатом, а не наследным принцем. Старые инки вышли из своих домов, чтобы приветствовать его как сына Солнца — то есть Вира-коче воздавали царские почести. Его мать царица Чикйа, а вслед за ней высокородные женщины инков шли ему навстречу. Все они пели хвалебные гимны в честь победителя. Одни из них обнимали принца, другие кидали цветы и пахучие травы, третьи, подбегая, вытирали пот с его лица. Так Вира-коча добрался до храма Солнца. Там он поклонился мумиям предков и только после этого отправился к отцу, который все еще находился в селении Муйна.
Мостовая на улице древней инкской столицы была из камня
Инки применяли для строительства мощные каменные блоки
Инка Йавар Ванак принял сына холодно. Он завидовал героической победе сына. При людях отец с сыном обменялись лишь словами приветствия, а оставшись одни, долго беседовали. Никто не слышал их разговора. Потом Вира-коча вышел и объявил, что отец его останется жить в селении Муйна, где для него вскоре построят новый дворец. Ему дается право, как и прежде, носить красную налобную повязку Верховного Инки, но править государством отныне будет его сын — Инка Вира-коча. Последнее известие все встретили с ликованием. В подтверждение сказанного принц снял с головы желтую повязку наследника и повязал такую же, как у его отца — красную, символизирующую высшую власть в империи. Вернувшись в Куско, новый царь велел начать строительство храма новому богу — тому небесному Вира-коче, который явился принцу и предупредил об опасности, а затем помог в решающий момент битвы с чанками. В храме возвели статую нового божества и изобразили его таким, каким увидел его царь: в длинных одеждах, с бородой и с невиданным зверем на поводке. Помолчав, Гарсиласо повел свой рассказ дальше:
— Когда первые испанцы появились в Перу, индейцы стали называть их «вира-кочами» — потому что они были как две капли воды похожи на изображение бога в храме. У них были такие же длинные бороды и одежды, закрывающие все тело. Сами же конкистадоры, когда вошли в этот храм, то признали в индейском боге святого Варфоломея, которого обычно изображают с львом на поводке. Впрочем, это не помешало им разрушить и сам храм, и статую Вира-кочи.
— Но это же был языческий храм! — запротестовал Санчо.
— Скажу вам еще вот что, — понизив голос, ответил Гарсиласо. — Индейцы знали Бога-отца и Сатану, которого всегда упоминали с отвращением и плевали себе под ноги.
— Так, может, они знали Иисуса Христа и Богоматерь? — не сдавался Санчо.
— Нет, эти имена им были не знакомы, зато в тайном месте они хранили, как величайшую ценность, каменное изваяние креста. Впрочем, это отдельная большая тема, а пока закончим рассказ о Вира-коче. Он создал еще одно грандиозное творение — гигантскую картину на склоне горы, где изобразил двух гордых птиц — кондоров. Одна из них была со сложенными крыльями и опущенной головой. Другая же — с расправленными в полете крыльями и с хищно раскрытым клювом. Первая птица символически изображала Йавара — Инку-отца, который был готов покориться врагам. Во втором кондоре многие видели самого Вира-кочу, спешащего навстречу врагам-чанкам. Многие годы эта картина сохранялась в целости, и я сам видел ее и поражался ее красоте. Позже, когда из Перу в Испанию приехал один знакомый священник, он рассказал, что из-за отсутствия заботы об этом творении оно почти исчезло, размываемое частыми в тех краях дождями.
— Как жалко, — тихо сказала Мария.
— Мне довелось также увидеть мумию великого воина Инки Вира-кочи, — гордо заявил Гарсиласо.
— Где, в храме Солнца? — спросил Педро.
— Нет, солдаты Франсиско Писарро разграбили и уничтожили храм, а мумии Инков поделили между собой, чтобы показывать их, как диковинки.
Изображение индейского жреца
Золотой идол
Каждый год в день зимнего солнцестояния у Солнечного камня инки справляли обряды в честь бога Солнца
— Вот дураки, — прошептал Педро и оглянулся, проверяя, не услышал ли кто, как он ругает своего недавнего кумира, Писарро.
— Скорее всего, Вира-коча прожил очень долгую жизнь и умер в глубокой старости. Лицо мумии было испещрено морщинами, а ее голова — покрыта сединой. Вот, пожалуй, и все, что я могу вам рассказать об этом человеке.
— Большое спасибо, дон Гарсиласо, — поблагодарила за всех Мария. — Но только в следующий раз вы не могли бы рассказать нам о чем-нибудь таком… — тут она засмущалась и самодельным веером прикрыла густо покрасневшие щеки.
— О любви? — догадался капитан. — Обязательно расскажу все, что мне об этом известно. А сейчас отправляйтесь-ка спать.
«Чему я учу этих испанских детей? — спросил себя Гарсиласо. — Они хотят быть не конкистадорами, а индейцами, которых уничтожали их отцы и деды! А может, все правильно, и дети поймут, какое преступление совершили их предки?»
«УШЛА ГОЛУБКА, УШЛА РОДНАЯ…»
— Сегодня я расскажу вам о прекрасных женщинах инков, — начал было капитан, но остановился, услышав бурчание Педро: «Ну вот, тоска зеленая. Всякие там цветочки, поцелуйчики и прочая дребедень…» Говорил мальчишка вроде бы тихо, но так, чтобы его услышали все, особенно Мария. Глаза Гарсиласо блеснули озорством, и он прочитал длинное стихотворение на языке индейцев-кечуа — самом распространенном наречии в империи Инков.
— А? Что? — встрепенулся Педро. — Что вы сказали? Я ничего не понял.
— То-то же! — улыбнулся Гарсиласо. — А теперь я переведу это на испанский…
Ушла голубка, ушла родная.
Голубка, где ты?
Тебя зову я, не уставая,
Но нет ответа.
Звезда — моей неверной имя.
На небе нашем
Ее не спутаешь с другими!
Она всех краше!
Луна и солнце друг с другом спорят,
Хотят светила
Сиять в горящем веселом взоре
Голубки милой!
Коса чернеет на белой шее
Моей подруги.
Бровей изгибы еще стройнее,
Чем радуг дуги!
Найти слова для взглядов милой
Не в силах разум!
Как будто утром взошли над миром
Два солнца разом!
Ресницы милой разят, как стрелы,
В них яд, в них чары.
Чье сердце встать бы не захотело
Под их удары?
А щеки милой на белом лике
Горят, играют…
Так в снежном поле цветы гвоздики
Вдруг расцветают.
Не зубы — жемчуг во рту искрится!
С ее дыханьем,
С ее улыбкой вокруг родится
Благоуханье…
Дети слушали, широко раскрыв глаза, будто всей душой впитывая стихотворные строки. Мария, не выдержав, захлопала в ладоши.
Педро, набычившись, спросил с подозрением:
— Это индейцы написали?
— Да, я прочитал вам небольшой отрывок из поэтической драмы «Aпy Ольянтай». Конечно, в переводе все это звучит значительно хуже, чем на родном языке.
И вновь Педро прокомментировал:
— Да, красивая, наверно, была индейка…
— Сам — индюк надутый! — вспылила Мария. Мальчик, словно не замечая ее гнева, сказал:
— А насчет ресниц, которые ранят, как стрелы с ядовитыми наконечниками, — это правильно. Девчонки — они такие…
— Ни за что не выйду замуж! — сердито заявила девочка.
И Гарсиласо понял, что пора ему вмешаться:
— Самыми почитаемыми в империи Тауантинсуйу были солнечные девы, которые давали обет вечной чистоты. Они служили одному только Отцу-Солнцу, и весь народ склонялся перед ними. Как перед святыми. Солнечные девы жили в прекрасных домах, куда мог входить только царь. Все украшения и посуда в этих домах были сделаны из золота и серебра, которые называли слезами Солнца или Луны. Эти высокопоставленные монахини выпекали священный хлеб — санку, который подносился богу во время больших праздников. Но главным их занятием было прядение, ткачество и изготовление одежды для верховного Инки и для койи — его жены. Никто лучше солнечных дев не умел делать головные уборы, тончайшие рубашки и квадратные сумки, которые носили через плечо. Обычно в таких сумках хранили коку — специальную траву, улучшающую настроение.
Существовал очень строгий закон, по которому деву, изменившую Солнцу с простым смертным, закапывали живьем в землю. Еще суровее наказывали ее любовника — казнили не только его самого, но и всех родственников, весь скот и все селение, откуда он был родом.
