Святослав Сахарнов - Остров водолазов
Прихлебывая черный густой напиток, он листал книжечку в пластмассовом переплете и сыпал именами, датами, отрывками из донесений и статей вековой давности.
— Сначала о Кобелеве. Сотник Кобелев был послан в тысяча семьсот девяносто девятом году из Гижигинской крепости на Чукотку и посетил там острова Ратманова и Крузенштерна. На острове Имаглин (Крузенштерна) он беседовал с местным старшиной Каугуню Момахунином. Старшина рассказал, что на Большой земле на реке Хеврене (Юконе) есть островок, называемый Кынговей, а в нем «жительство имеют российские люди, разговор имеют по-российски ж, читают книги, пишут, поклоняются иконам…» У живущих-де там россиян «бороды большие и густые».
— Это опять слухи о поселении на Аляске?
— Да. Та же история, что и в письме Германа. Слушай дальше. На просьбу Кобелева отвезти его на собаках на американский берег старшина ответил отказом, объяснив, что в случае пропажи Кобелева с него, с Момахунина, строго взыщут российские ясашные чукчи. Но на просьбу Кобелева отвезти русским людям в Америке письмо старшина ответил согласием.
Кобелев такое письмо написал:
«Прелюбезные мои во плоти братцы, жительствующие на большой почитаемой американской земле, если вы веры греческого исповедания, кои веруют в распятого господа нашего Иисуса Христа, и просвященные святым крещением люди имейтесь, то изъясняю вам, что, во-первых, послан из Гижигинской крепости в Чукоцкую землицу… Получите сие от меня письмо, то, как возможно старатца, быти каждое лето на тот остров Имаглин или с кем пересылать письма… Слыхал я, еще быв в Анадырске, от предков моих, что в давные годы вышло из устья реки Лены семь кочен и, поворотя Северным морем, шли благополучно до реки Колымы и оттоль столь же северным морем вокруг Чукоцкой нос, поровнясь против самого носу, и тут делался шторм, и тем штормом те кочи разнесло, из которых четыре известны, а о трех неизвестно, и те народы где ныне находятся не знатож, на коем и подписал он казачий сотник
Кобелев».— Постой, но ведь в «Исторических записках» говорилось не о письме сотника Кобелева, а о его журнале.
— Будет и журнал.
— И тут догадка о семи кочах!
— Это, наверное, приходило в голову каждому. Слушай дальше. После возвращения из поездки Кобелев представил журнал-донесение. Текст его был сокращен, обработан и опубликован. Получился так называемый «Экстракт». Вот из него выдержка:
«Он же, Кобелев, слышал в Канкунском Эвунминском острожку от пешего чукчи Ехипка Опухина, якобы был он на американской земле походом и для торгу разов до пяти и имел себе друга на острове Укипане.
Означенный друг приходил с того на Имаглин остров и привозил ему, Ехипке, написанное на доске; длиною та доска, как он пересказывал, три четверти, шириною в пять, толщиною в один вершок, писано на одной стороне красными, а на другой черными с вырезью словами; и при той даче говорил, послали-де к вам бородатые люди, а живут они по той же реке в том же острожке, и велели то письмо довести до русских людей, где в тогдашнее время российская команда находилась — в Анадырске. Только-де у них Железнова нет, а письмо отдайте тем русским людям, то-де пришлют к нам Железнова, только те бородатые люди сказывали: всего у них довольно, кроме одного железа. Только он, Ехипко, то письмо не взял; а де для моления (как крестятся, показал мне ясно и перекрестился) собираются в одну зделанную большую хоромину и тут молятся; еще есть-де у тех людей такое место на поле и ставят деревянные писаные дощечки, встают против оных прямо, передом мужеск пол большие, а за ними и прочие…»
— Что это «место на поле»?
— Кладбище. Кладбище и могилы с надписями…
— А «железнова»?
— Железо. У них не было железа.
— Погоди, закажи еще кофе. От твоих «Имаглин остров» и «Железново» у меня болит голова. Правильно я понял? Какие-то русские, живущие на американском берегу, сообщали Кобелеву, что живут они в достатке и испытывают нужду только, в железе или железных изделиях?
— Правильно…
Конец вечера я провел у Аркадия. Мы искали Тридцать первый остров.
Мой друг развернул на столе карты.
— Смотри, — сказал он. — Вот Курильская гряда. Дело в том, что Шпанберг… Ты, надеюсь, помнишь, кто он такой?
— Преемник Беринга. Начальник Камчатской экспедиции.
— Вот-вот. Так этот моряк, совершая в свое время опись Курильской гряды, естественно, прежде чем положить острова на карту, давал им названия. За частью островов он оставил местные айнские названия — например, Коносир, ныне Кунашир, а части других дал порядковые номера. На карте, которую после окончания плавания представил Шпанберг, названы таким образом тридцать островов. Но, кроме них, на карте есть и совсем мелкие! Логично предположить, что часть из них, получив номер, сохранили его до сих пор.
— Давай искать.
Мы стали перебирать пожелтевшие листы. Обращаясь поминутно к словарям, мы искали Тридцать первый.
Его не было.
Что, если это старинное название? Но в «сказках», которые представляли казаки губернатору и воеводам, о таком острове не говорилось ни слова.
Тогда мы начали листать книги наших современников. Мы искали упоминание о вулканическом острове с плоской вершиной и озером посредине. Один такой остров мы нашли сразу. Он был во всех описаниях Курильских островов. Эффектную фотографию, сделанную с вертолета — вулкан Креницына на острове Онекотан, — приводили почти все.
— Видишь, у Зарайского? — сказал я. — «Остров представляет собой вершину громадного вулкана, с затопленным ключевыми водами кратером. Особенностью является возвышающаяся посредине этого озера еще одна огнедышащая гора — небольшой вулкан. Зрелище это в ясную погоду, в тех местах чрезвычайно редкую, производит незабываемое впечатление». Где у тебя карта с номерами островов? Онекотан… Нет, тут он так и называется: Онекотан, значит, это местное название, сохраненное Шпанбергом.
— Отпадает, — согласился Аркадий. — Значит, остров надо искать в другом месте. Тем более что там сказано «с озером посредине». Если бы в озере был еще один вулкан — зрелище действительно незабываемое — он был бы упомянут. Это разные острова.
— А что, если найти сотрудников газеты?
— Прошло пятьдесят лет. Газета не существует. Но есть еще один путь, — устало сказал Аркадий. — Среди путешественников, посвятивших свою жизнь изучению морей северной части Тихого океана, был натуралист Стеллер. Он являлся участником экспедиции Беринга. Люди в те времена писали очень живо. Весьма вероятно, что Стеллер, помимо животных, описывает в своих трудах и места, где эти животные были найдены… Посмотрим книги Стеллера.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Она начинается знакомством с адмиралом и заканчивается ветром надежды
По ночам мне снились пароходы.
Два огромных судна шли с потушенными огнями мимо черных, погруженных во мрак берегов. Впереди возникали неясные белые огни. Они светили низко над самой водой, и невозможно было понять: огни это или белая пена на выступающих из моря камнях. Ни одного человека на палубе, ни одного силуэта в ходовой рубке или на мостике. Корабли шли навстречу белым огням, а я не мог ни криком, ни движением остановить их…
Мне еще снился Крым. Опаленный войной Херсонесский полуостров. Севастополь. Белые с красными охристыми пятнами скалы обрывались в синюю воду. Зеленые от водорослей камни угадывались в глубине. Невдалеке от берега на камнях лежал ржавый остов катера. Он лежал со времен войны. Когда мы весенним днем 1944 года подошли к полуострову, катер был тут. Он был щеголеват, и ослепительное солнце играло в его неповрежденных иллюминаторах. Наши солдаты, отдыхавшие на берегу, рассказали, что катер в последние минуты боя пытался снять группу окруженных. Он неудачно подошел и сел на камни.
Немцы в зеленых шинелях и металлических касках, высоко подняв над головой карабины, по команде офицера прыгали с него в воду. Каски и карабины увлекали их на дно…
Это снилось мне по ночам, а днем Аркадий таскал меня за собой.
Для того чтобы просмотреть труды Стеллера, он затеял посещение Объединенного географического института.
Дом на набережной Невы. В анфиладе комнат с высоченными потолками умирали звуки. Дверь с табличкой «Секретарь».
Секретарем оказалась старушка.
— Вы звонили по телефону? Помню, помню, — сказала она. — У нас есть комиссия по неопознанным и неуточненным островам. Но я человек временный. Настоящий секретарь в отпуску. Я проведу вас к самому Василию Васильевичу. Он отставной адмирал.
Через бесконечные коридоры и лестницы она провела нас на скрипучую, уставленную вереницами бесконечных шкафов галерею и представила человеку в мундире.
