Лидия Некрасова - Я из Африки
— Какой ужас, какой ужас! — говорит она тихо. — Не могу больше смотреть на это! До каких же пор это будет продолжаться?
— Вот так и я шел до самой Луанды. — говорит Сабалу, — когда меня забрали на принудительные работы. Вот так и я шел… А на пристани в Луанде нас погрузили на пароход, как быков. В трюм, без еды, без воды. Пока доплыли до острова Сан-Томе, несколько человек умерло. До сих пор не могу понять: как мне удалось вернуться?..
А связанные люди все идут и идут… Щелкают кнуты, сплетенные из гиппопотамовой кожи. Один человек задает, тянет за собой второго, привязанного к нему. Один лежит на дороге ничком, второй стоит около него на коленях.
— Поднимайтесь! Вставайте! — орет полицейский…
Сабалу отворачивается, брови его гневно сдвинуты, руки сжимают руль машины: «Если бы я был один, я бы ему сказал! Я бы ему показал!..» И он прибавляет скорость. Облако красной пыли скрывает людей, идущих по дороге. Молчат Сабалу и мама. Молчит Нана, прижавшись к маминой руке.
— Я уеду, Сабалу. Я непременно уеду… — шепчет мама.
— И я поеду с тобой, — говорит Нана.
Мама гладит плечо Наны и торопливо успокаивает ее:
— Спи, моя девочка. Спи, моя любовь…
Мама тихо разговаривает с Сабалу. Нана сквозь сон слышит название городов, далеких, незнакомых. Лиссабон, Париж, Рабат… А потом… слышит слово «Москва». Нана знает, что это слово никогда нельзя говорить громко. Ни с кем нельзя говорить о Москве. Нельзя говорить и слово «русский», нельзя говорить слово «советский». Мамин друг Жоакин однажды сказал это слово, кто-то услыхал, и за Жоакином пришла полиция… Теперь он в тюрьме, И никто не знает, когда он выйдет оттуда. И о Жоакине теперь все говорят очень тихо.
Нана знает, что мама говорит о Москве только с Сабалу. Сабалу — ее друг. А с папой нельзя говорить о Москве…
Однажды, когда мама уже уехала, когда бабушка Жозефа запретила всем в доме говорить о маме, папа стал как-то вечером настраивать радио. Слышно было, как свистит ветер над океаном, гремит где-то далекий гром… Врывалась веселая музыка… Звучали разные голоса на разных языках… И вдруг в тишину маленькой комнаты, где были только папа и Нана, вошел мамин голос. И папа и Нана сразу узнали его.
Мамин голос сказал: «Говорит Москва. Начинаем нашу передачу для Африки на португальском языке. Сегодня мы вам расскажем о последних событиях в мире. Говорит Москва! Говорит Москва!..»
Это было так страшно… Москва говорила маминым голосом… Это так радостно было — услыхать мамин голос…
Но папа сразу выключил радио. Он очень строго посмотрел на Нану, взял ее своими сильными руками за худенькие плечи, притянул к себе близко-близко и сказал:
— Помни, Нана. О том, что мы с тобой сейчас слыхали, никому никогда не говори! Никому и никогда! Ты поняла?
Нана кивнула головой.
— Никому и никогда! Иначе мы все попадем в тюрьму.
Нана не хотела попасть в тюрьму. Никогда и никому она не рассказывала о том, как в тот вечер папа включил радио и вдруг Москва заговорила маминым голосом…
И когда Сабалу однажды ночью влез через окно в комнату, где спала Нана, когда он так же через окно вынес ее на улицу, усадил в кабине рядом с собой и на своем грузовичке повез куда-то, Нана ни о чем его не расспрашивала. Потому что Сабалу шепнул ей на ухо:
— Молчи, Нана! Молчи, девочка. Сейчас ты поедешь к маме…
Сердце у Наны билось от радости и от страха. Вот и она едет в Москву, она едет к маме…
Глава IV. Какие бывают наказания
Сегодня во время переменки мальчики из пятого класса затеяли игру в футбол не на спортивном поле, а прямо около школьного здания. Окна того класса, где обычно занималась с второклассниками Анна Ивановна, были открыты. Мяч влетел в класс и, ударившись о парту, запрыгал по полу.
Шустрый Алеша Скачков, конечно, не выдержал, схватил мяч и вскочил на парту, чтобы выбросить мяч во двор. Там уже, задрав головы вверх, от нетерпения ревели и кричали футболисты из пятого класса. Алеша захотел показать свое искусство. Он ударил мяч о подоконник, чтобы отпасовать его ловким и сильным ударом вниз, во двор…
Но со всего размаха носок Алешиного ботинка стукнул сначала по мячу, а потом по стеклу… Зазвенев, посыпались на пол блестящие осколки. Ребята замерли.
Раздался звонок, и в класс вошла Анна Ивановна. Алеша так и стоял, замерев на месте. Одна нога — на подоконнике, другая — на парте. Стекла валялись вокруг него.
— Что произошло? — спросила Анна Ивановна.
— Я разбил стекло, — мрачно сказал Алеша, сердито глядя на свой ботинок, как будто именно он, этот черный ботинок с облезлым носком, был виноват во всем том.
— Прежде всего пойди к нянечке, попроси у нее веник и совок. Нужно аккуратно подмести и собрать все стекла. А потом ты нам объяснишь, как это произошло. Ведь мы теперь из-за тебя не можем начать заниматься, хотя перемена кончилась…
Видно было, что Анна Ивановна рассердилась на Алешу. Понурив голову, он соскочил с парты, ни на кого не посмотрев, прошел мимо стоящих ребят и направился к двери…
— Садитесь, ребята, на места. Ведь стекла не на всех партах… — Анна Ивановна покачала головой. — Да, придется Алешу наказать! — сказала она строго, качая головой.
И вдруг Нана бросилась к Анне Ивановне. Повиснув у нее на руке, прижимаясь к ней щекой, она говорила быстро-быстро, путая португальские и русские слова.
— Не надо! Не надо наказывать!.. Алеша не хотел разбить окно!.. Алеша не хотел… Не надо наказывать! Пожалуйста, не надо наказывать!.. Это очень больно! Очень больно, если по рукам бить палматориу… Очень больно! Анна Ивановна, скажите, не надо наказывать Алешу! Я знаю, это очень больно! У нас в школе наказывали мальчика… Он кричал… Очень больно! Очень больно!.. Не надо!
…Да, в африканской школе однажды наказывали мальчика, маленького Себастьяна… Учитель держал его руку за пальцы, ладонью кверху, и ударял по ней тяжелым палматориу… Маленький Себастьян кричал, подпрыгивая и стараясь вырвать руку из руки учителя… Но его маленькая коричневая худая рука была крепко зажата в белой руке учителя… Тяжелый деревянный круг с пятью отверстиями то поднимался, то опускался на узенькую ладонь мальчика… А все остальные дети должны были смотреть, как наказывали Себастьяна.
А что сделал маленький Себастьян? Он ни в чем не был виноват! Он попросил у белого мальчика, Жоана, заводной автомобильчик… Он был уже совсем старый, весь поцарапанный, но если его заводили маленьким ключиком, он все-таки бегал и тихонько жужжал. Себастьян попросил у Жоана этот автомобильчик, и Жоан, у которого дома было много красивых игрушек, подарил Себастьяну свой красный, поцарапанный автомобильчик. Себастьян был так рад… Во время урока он его рассматривал, держа под партой… И улыбался.
Учитель заметил, что Себастьян что-то рассматривает под партой. Он тихо подошел, заглянул и увидел зажатый в тоненьких пальцах Себастьяна красный поцарапанный автомобильчик…
— Покажи, что там у тебя такое? — раздался над ухом Себастьяна голос учителя.
Себастьян испуганно протянул руку. Красный автомобильчик лежал вверх колесами на его ладони.
— Ты украл его, конечно! И теперь потихоньку любуешься? — сердито вскричал учитель.
— Нет, — сказал Себастьян. — Жоан мне его подарил!
Учитель повернулся к Жоану.
— Неужели это правда? Ты ему подарил? Не может быть!
Жоан опустил голову и молчал. Молчал… Может быть, он испугался, что учитель рассердится на него, подумает, что он, белый мальчик, сын всеми уважаемого торговца, сеньора Акасиу Лину, дружит с маленьким черным Себастьяном, сыном прачки Накалулы, и даже делает ему подарки… А может быть, он уже пожалел свой автомобильчик… Жоан молчал, опустив голову.
Учитель схватил красный автомобильчик, все еще лежащий на ладони Себастьяна, и положил его на парту перед Жоаном.
— Возьми свою вещь, мой милый, и больше не приноси в школу такие хорошие игрушки… Тем более что здесь учатся черные… Каждый из них может быть вором… Возьми, мой милый Жоан, и спрячь свою игрушку.
Жоан медленно протянул руку, взял автомобильчик и спрятал его в карман. Себастьян, широко открыв глаза, ничего не понимая, смотрел на Жоана: ведь он подарил ему игрушку!
— Теперь нам придется наказать Себастьяна! — сказал учитель и снял со стены палматориу. — Встаньте все и смотрите, чтобы вы хорошо знали, что это такое!
Нана уже давно знала, что это такое. В деревне у бабушки Нандунду живет несколько человек с искалеченными руками… Не только маленьких школьников, но и взрослых людей наказывают португальцы, выламывая им пальцы, разбивая ладони страшным палматориу… В каждом полицейском участке, у каждого чиновника колониальной администрации на стене висит палматориу, «ребенок с пятью глазами», как его называют африканцы… Висит на гвозде, вбитом в стену.
