Елена Нестерина - Мальчишка в нагрузку
– Ты… Ты же с ними нормально, – подхалимски улыбнулась Наташка. – Они ж у нас дикие. Ну и ты тоже… Я хотела сказать, ты вроде с некоторыми более-менее общаешься…
– Я?
– Ты, – без тени сомнения на лице кивнула Наташка. – Да. Поговори, а? С Репником, с Бушуевым, ну, или с Костиком Поплаковым? О, точно! Поплаков забитый, давай его заставим, а, Жужа? К стенке припрем, очки отнимем, скажем: пока ты не сходишь с нами в кружок…
– Это шантаж!
– Но так ради искусства! Ты же любишь искусство, а? – Наташка умела давить на нужные педали в душах людей.
– Чего – «ради искусства»? – буркнула авантюристка Жужа, уже практически сдаваясь. – Ради искусства давай их как-нибудь по-другому попросим.
– Так давай, Жуженька, проси! – обрадовалась Наташка, подскочила, заставила встать с пола и Жужу, обняла ее и даже бросилась целовать от избытка эмоций.
Жужа увернулась, метнув в Кривцову ее сумку.
– Пошли на урок, – скомандовала она. – А на перемене я к кому-нибудь из ребят подъеду.
И всю литературу напролет придумывала, что бы такое мальчишкам сказать, чтобы они захотели вдруг в театр записаться…
Но все усилия Жужи оказались напрасны. Ни один одноклассник, даже тщедушный недоросток Поплаков (под угрозой быть избитым двумя мощными девчонками и остаться без очков), не захотел идти с Наташкой записываться в театральный кружок. Димке Репнику Жужа вообще денег пообещала (Наташка жертвовала на это все свои сбережения и обещала еще домой за деньгами сбегать).
– Да че я – больной, что ли? – отмахиваясь от Жужи, произнес Димка. – Я артистом быть не хочу. Позориться только.
Остальные говорили примерно то же самое – или ссылались на занятость в спортивных секциях, особую стеснительность или на свои непрезентабельные внешние данные (тут уж все явно прибеднялись – но чего не сделаешь ради свободы?). И ни один обормот не хотел проявить себя рыцарем, чтобы спасти гибнущий во цвете пышный талант артистки Натальи Кривцовой и дать ему возможность проявить себя на театральных подмостках…
Жужа и Наташа даже до ребят из других классов добрались, даже младшеклассников за воротники прямо в коридоре хватали – но все без толку.
– Неужели в нашей школе ни одного артиста нет? – недоумевала Кривцова, готовая заплакать.
– Те ребята, которые хотели на сцене позориться, давно уже в этом театре, – резонно заметила Жужа.
Ей было жалко Кривцову – уж что-что, а расстраивалась она по-настоящему. Видно, очень хотела в артистки.
А мечты у людей должны исполняться – считала Жужа…
Что ж это за пацаны такие? Вот пентюхи. И правда, Наташка говорит, дикие. Степку бы попросить – он-то сам артист, он не дикий. Степка бы помог обязательно. Но он в кружок записаться не сможет – потому что уже и так занят по самую маковку.
Жуже, когда она об этом вспомнила, даже стыдно стало: за все это время она ни разу даже не удосужилась прийти посмотреть, как Степан играет. Он ведь приглашал, а Жужа как-то игнорировала этот вид искусства, ее больше изобразительные формы интересовали. В кино да, в кино и в сериалах она Степку с удовольствием посмотрела – не отходя далеко от компьютера, переползая лишь к телевизору… К тому же сейчас Степка уехал куда-то, кажется, опять сниматься.
Все это она вспомнила, размышляя над Наташкиной проблемой.
Но азарт уже захватывал Жужу: загоревшись какой-то идеей, она не могла остановиться, пока не воплощала ее в жизнь. И чем больше трудностей и препятствий возникало, тем интереснее Жуже было!
Кривцову обязательно возьмут в театральный кружок! Да! Потому что…
– Все, Наташка. Я придумала, что надо будет сделать, – уверенно заявила она. – Кружок твой каждый день работает?
– Да. Кроме понедельника и среды, – голосом умирающего лебедя прошелестела Наташка. Она поняла, что Жуже пришла в голову какая-то особенная идея.
Жужа тоже понимала, кем именно сейчас пытается прикинуться Наташка и тем самым вызвать жалость и еще сильнее закрепить результат (как-никак, всю жизнь в одном подъезде прожили и в одном классе проучились).
– Так. А завтра четверг, – не реагируя на умирание Кривцовой, деловито сказала она. – Ну, вот завтра ты и пойдешь записываться в свой кружок с одним приятным молодым человеком.
– Ой!
– Да. Заходи ко мне завтра после уроков. Я все устрою. А до этого – не трогай меня. Поняла, Наташка?
Придя в этот день после школы домой, Наталья Кривцова – будущая прима Больших и Малых театров, увидела в окно, как Жужа вышла из подъезда и деловитой походкой куда-то направилась. Надежда шустрым волнистым попугайчиком запрыгала у Натальи в сердце: получится, все получится, Жужа все придумает наилучшим образом! У нее ведь такая фантазия. Так что ей, Наташеньке, обязательно повезет!
Когда Жужка вернулась, Наташенька уже не видела. Но на следующий день, которого она ждала с таким нетерпением, Жужа как ни в чем не бывало пришла в школу. Наташка ее, как та и просила, не трогала – и вопросами не донимала, и отгоняла всех, кто пытался с Жужей пообщаться. Она бы и учителей от подруги отогнала, если бы это было в ее силах. Но вот этого как раз не удалось: на русском языке Жужищу все-таки спросили, поставили двойку. Чего та, кажется, почти даже не заметила.
Хотя после урока русского языка взяла и ушла из школы.
– Обиделась на двойку, – прокомментировал Жужин внезапный отлет Бушуев – ее сосед по парте. За время принудительного сидения вместе он неплохо, как ему казалось, изучил поведение своей странной соседки.
Наталья, услышав это, согласилась с ним.
Да, вот такие они, художники, внезапные…
Глава 3 Новенькая и новенький
И вот перед Викторией Кирилловной предстали одетая еще красивее и наряднее, чем в первый раз, Наталья. И ее спутник Евгений – парнишка лет двенадцати с короткой гопниковской стрижкой и ненавязчивым синячком под глазом, который, однако, придавал ему застенчивой мужественности.
Одет Наташкин сопровождающий был в безумный балахон с нарисованной по центру разъяренной зубастой черепушкой, драную жилетку со множеством железяк и булавок; в его широченные штаны-гармонь можно было запросто засунуть еще парочку таких же, как он – причем в каждую штанину. Задорных носов его тяжелых ботинок «Камелот» из-под этих широких штанин было почти не видно, потому что в свободном полете они падали на землю и широким жестом мели ее при каждом шаге Евгения.
Вел себя Евгений спокойно, говорил мало, сообщил только, что просто мечтает быть артистом – и в доказательство этого рассказал стих из программы младшей школы.
– Вы, главное, Наталью возьмите, – первым делом предложил он. – Она очень способная.
Некоторые девочки с завистью посмотрели на Наташку: надо же, какой с ней мальчик хороший, о ней в первую очередь заботится…
– Возьмем-возьмем, не волнуйся, Женя, – улыбнулась Виктория Кирилловна, раскрывая свой журнал – совершенно такой же, как в школе, и явно собираясь туда записывать фамилии новеньких. – А ты сам-то кого бы у нас хотел играть?
Женя так удивился, что даже сказать ничего не смог. Но быстро справился с собой и протянул:
– Ну… Маркиза какого-нибудь… Ну, или волка. Деда Мороза там можно, ну…
Все почему-то засмеялись. Виктория Кирилловна записала новеньких в журнал, объяснила, какое в театре (а не в кружке, как с пафосом объяснили Наташке актеры и актрисы этого театра) расписание.
После этого были занятия – сначала разминка, где ребята выли, гудели, строили рожи, соревновались в скороговорках: говорили их друг за другом по кругу навылет, кто ни разу не ошибется, тот и выиграл. А затем пластика – и плохо пришлось наряднице Наташке, девочка пожалела, что вырядилась в свою парадно-выходную узкую юбку и сапоги на высоких каблуках.
– Ничего, в следующий раз ты все учтешь, – успокоила ее Виктория Кирилловна. – Так что приходите, ребята, и приносите с собой форму и сменную обувь.
Попрощавшись, Кривцова Наталья и ее молчаливый спутник удалились со своего первого занятия в театре.
Родители не узнали Жужу, когда она пришла вечером домой.
– Что с тобой, Жуженька? – дрогнувшим голосом сказала мама и осела на журнальный столик – прямо на сахарницу, бутерброды с паштетом и кофейные чашки, что стояли на этом столике.
Папа так просто замер и завис.
– Ну чего, мам? Мода это такая. Свобода личности в условиях ожидания прихода зимы, – заявила Жужа, расшнуровывая ботинки. – Это же для пользы дела. Для здоровья, вот! Под эти штаны можно очень теплые колготки и даже панталоны поддевать. И я никогда не простужусь. Вы же рады?
Добрые Жужины родители, сами настроенные весьма радикально и свободолюбиво, были вынуждены согласиться с ней – да, конечно, рады. Особенно если панталоны для тепла поддевать…
