Николай Осинин - Через все преграды
Илья погрозил ей кулаком. Оказалось, что он знал обеих. Язык показала Вера Семенова, «задира» и «ябеда», по решительному определению Ильи. Подругу ее звали Инной, с ней он был знаком меньше.
Дорогой их грузовики сблизились, но поговорить с девочками в тот день не удалось.
* * *Поздно вечером, когда совсем стемнело, въехали в латвийский город Яунспилс. Отсюда предполагалось эвакуироваться дальше поездом. Грузовики подкатили к железнодорожной станции. Вокзальная сутолока завертела Ольгу Павловну с Сережей, едва они выбрались на перрон. В товарные поезда спешно грузились воинские части. По путям в темноте бегали военные, кто налегке, кто сгибаясь под тяжестью ящиков и тюков. В одном месте с платформы сбрасывали железные листы и болванки. Рядом по гибким доскам тащили в вагоны упирающихся лошадей.
Гремело железо. Гудели паровозы. Шумели и суетились люди.
На том месте, где должен был находиться эшелон для эвакуирующихся, сейчас уже стоял бронепоезд. Куда перевели состав с гражданским населением, никто не знал.
Пока искали поезд, из всех дорожных спутниц возле Ольги Павловны удержалась только мать Ильи, Мария Ильинична, и то, наверное, лишь потому, что Сергей с Ильей не выпускали рук друг друга. Сложив вещи возле поваленной решетки, Ольга Павловна отправилась было на поиски одна. Но не успела она сделать несколько шагов, как протяжно застонала и завыла сирена.
— Воздух!.. Тревога!.. — понеслось в темноте, — Очистить территорию вокзала!
Из вагонов выскакивали красноармейцы. Поправляя гремевшее на ходу снаряжение, они бежали прочь от железной дороги. В ночном небе возник знакомый неровный гул. Он надвигался, как невидимая лавина, и был куда страшнее, чем днем.
Женщины с мальчиками выбрались на глухую извилистую улицу. Уже позади остался топот солдатских ботинок, не слышно было зычных командирских голосов, а они все неслись мимо высоких заборов и темных, словно покинутых, домов с закрытыми ставнями. Несмотря на неприятный холодок страха в груди, ребята храбрились. Обоим такое бегство казалось проявлением трусости и малодушия. Но когда они попробовали остановиться, матери так прикрикнули на них, что поневоле пришлось следовать дальше.
Самолеты как будто начали удаляться.
Внезапно, сзади, красной искрой брызнула вверх сигнальная ракета. Сверкающая точка прочертила крутую огненную дугу; на самой вершине этой дуги она задержалась на мгновение, словно высматривая что-то своим одиноким кровавым глазом, — высмотрела и стала падать все быстрей и быстрей и, наконец, скрылась за крышами… Густая тревожная тьма вновь захлестнула улицу.
Мальчики и женщины прижались между каменными столбами ворот.
— Неужели фашист пробрался, сигнал подает? — прошептал Илья.
— Один — не страшно! — отозвался Сережа. — Сейчас поймают.
Зыбкая красноватая муть снова покрыла мостовую. На этот раз ракета вспыхнула значительно дальше, чем предыдущая.
— Опять!.. Смотрите!.. — взволнованно крикнул Илья; не успела Мария Ильинична схватить его за руку, как он выскочил из-под арки ворот, чтобы лучше видеть.
— Ой, сколько их!..
Вдруг сверху ударил пронзительный голубоватый свет, как будто беззвучно взорвалось небо. Вспыхнул стертый булыжник под ногами, каменная ограда напротив и липы над ней — все белое, словно покрытое инеем. Два ослепительных фонаря висели на парашютах над городом. Стало так светло, что можно было прочесть строчки военного приказа на ближнем столбе. Но свет был какой-то холодный, ядовитый, лишенный жизни и красок. Тени от предметов ложились густые, черные; их граненые глыбы медленно росли и загромождали улицу.
Громовые удары бомб меньше пугали Сережу, чем этот противный, предательский свет, обнаживший город. Впрочем, бомбили железную дорогу, от которой матери увели их довольно далеко.
Налет продолжался недолго. Минут через пятнадцать — двадцать смолк над головами рокот моторов и потухли ракеты. Однако тревога не покидала спутников. В стороне железнодорожной станции и в двух местах за городом занимались пожары.
Сережа как-то по-особому ясно понял сейчас, что враги — не где-то там далеко, на фронте, а здесь, рядом. Может быть, фашисты притаились за соседним углом или забором. Хотелось скорей вернуться туда, где были свои люди.
Переждав еще некоторое время, они осторожно двинулись к вокзалу.
Только когда им встретился взвод бойцов, спешивших куда-то, Илья и Сережа обрели дар речи.
Улица, по которой они возвращались, увела их немного в сторону от вокзала. Ребята выглянули из-за последнего дома и остановились, пораженные невиданным зрелищем. Метрах в трехстах от них ярко пылал товарный поезд. Огненные языки с глухим низким шумом лизали бока вагонов. Доносились слабые крики, треск ломаемого дерева.
Сережу удивило, что людей там мало, да и те бежали не к огню, чтобы потушить его, а от огня, в темноту. Не успел он поделиться этой мыслью со своими спутниками, как остро, гигантскими белыми иглами сверкнуло пламя и ахнул взрыв. Снопы искр взметнулись в низкое черное небо и подбросили его. Несколько горящих головней пролетело через улицу.
— В вагонах боеприпасы! Назад! — крикнула Мария Ильинична.
Сережа и Илья теперь уже не предлагали остановиться, а впереди женщин неслись прочь от железной дороги. Матери едва поспевали за ними. Взрывы бухали все чаше и чаще, а в промежутках слышалась сухая трескотня горящих ружейных патронов.
Бежали до тех пор, пока не выбились из сил. Остановились возле кирпичного строения, похожего на склад. Прислушались. Кроме грохота и треска, которые продолжали раздаваться со стороны вокзала, из центра города ясно доносились частые ружейные выстрелы. От этих звуков тишина темной безлюдной улицы казалась зловещей и напряженной. Дома глядели хмуро, враждебно, всюду чудились притаившиеся враги.
— Что же будем делать? — чуть слышно произнесла наконец Мария Ильинична.
— Не знаю, — так же тихо ответила Ольга Павловна после небольшого раздумья. — Кругом стрельба.
Послышалось неторопливое, твердое цоканье сапог о камень. На улице показались две фигуры, слабо освещенные отблеском невидимого за домами пожара. Шел комендантский патруль. Женщины, разглядев бойцов, бросились к ним.
— Свои!
Остаток ночи спутники провели в помещении караульной роты. Утром опять отправились на вокзал.
Там, где ночью вспыхнуло зарево и рвались бомбы, сейчас поднимались сероватые струйки дыма. На путях дымились обгорелые черные скелеты вагонов. В одном месте громоздилось беспорядочной грудой железо. Искромсанные взрывами рельсы вздыбились и застыли мертвыми змеями. Черное от копоти полотно дороги было расковыряно. Валялись телеграфные столбы, ноги путались в паутине оборванных проводов и в каких-то изогнутых тонких железных прутьях.
Остро тянуло гарью…
Фашисты!..
На вокзале им сообщили, что из-за повреждения пути поезда на восток сегодня не пойдут; эвакуация семей военнослужащих будет продолжаться автотранспортом.
Часов в десять добрались до городской комендатуры, куда должны были подойти автомашины. Комендант, пожилой лысый капитан, с острым прищуром глаз, не то насмешливых, не то сердитых, записав фамилии, велел подождать.
На широкой открытой веранде сидело уже человек двадцать. Среди них Ольга Павловна заметила свою соседку по квартире Людмилу Николаевну с Наташей. Женщины с радостными возгласами поспешили друг к другу. Здесь же находились и Вера с Инной, знакомые Ильи, которых Сережа мельком видел вчера в дороге. Он хотел подойти к девочкам, но со двора крикнули:
— Эй, ребята, давай к нам!
На траве у забора сидели трое подростков. Самым заметным, на первый взгляд, среди новых знакомых оказался Володя Тарасюк, высокий, узкоплечий паренек в новеньком щегольском костюмчике военного покроя. Он был разговорчив, остроумен. Сереже только не понравилось в нем явное желание казаться взрослее своих сверстников. Два других — Фатик и Садык — загорелые, коричневые, как индейцы, больше молчали, слушая Володю.
Говорили, конечно, о войне, о событиях минувшей ночи.
— …Вот мы с бойцами тихонько оцепили эти два дома, — продолжал Володя свой рассказ, прерванный приходом новых товарищей. — Светло от ракет, как днем! Не уйдет, думаем, гад!.. А тут бомбы как засвистят! Лейтенант кричит: «Ложись!» Попадали все, кто куда. А мы себе стоим, хоть бы что, смотрим, как бы ракетчика не упустить. По другую сторону дороги как грохнет! Бомб двадцать сразу!.. А фашист в это время выскочил из дома и прыг на забор! Мы за ним! Чуть не удрал!
— Поймали? — обрадовался Илья.
— А то как же, — с достоинством ответил Володя, словно собственными руками стащил ракетчика с забора. — От нас не уйдет!
