Астрид Линдгрен - И снова о нас, детях из Бюллербю
— Осторожней, Лассе! — предупредил его Улле.
Мы стали бранить Лассе, но это не помогло. Он катался вокруг проруби и выделывал всякие кренделя. Лассе умеет ездить даже задом наперёд!
— Вот как мчится великий конькобежец из Бюллербю! — крикнул он снова.
В самом деле, Лассе мчался задом наперёд, спиной к проруби. На этот раз он не успел свернуть и плюхнулся в воду. Мы, конечно, заорали. И Лассе тоже, даже ещё громче, чем мы. Мы очень испугались, что он утонет. Но потом мы легли на лёд цепочкой и ухватили друг друга за ноги. Ближе всех к проруби лежал Боссе, Улле держал его за ноги, а мы держали Улле. Боссе протянул Лассе руку, помог ему выбраться на лёд, и мы со всех ног пустились домой. Лассе почти плакал, но всё-таки не по-настоящему.
— А если бы ты сейчас был усопленником, как бы ты пришёл домой? — спросил Боссе.
— Дурак, не усопленником, а утопленником! — огрызнулся Лассе.
Но конечно, он был благодарен Боссе за то, что тот помог ему выбраться из проруби. Иначе он ни за что не подарил бы ему всех своих оловянных солдатиков.
Мама ужасно рассердилась на Лассе. Она заставила его лечь в постель и выпить горячего молока. И не разрешила встать до самого вечера. «Пусть полежит и подумает о своих грехах», — сказала мама. Вот после того как Лассе полежал и подумал, он и подарил Боссе своих солдатиков.
А вечером, когда мы строили снежные крепости и бросались снежками, Лассе был уже с нами. У нас с Бриттой и Анной была одна крепость, а у мальчишек — другая. Но вообще-то мы не любим играть с мальчишками в снежки. У них снежки слишком твёрдые, и бросают они их слишком сильно. Они ринулись на нашу крепость, и Лассе орал во всё горло:
— Смерть или победа! На вас идёт Гроза Севера!
Бритта крикнула ему в ответ:
— Какая ещё Гроза? А где же прославленный конькобежец из Бюллербю, который провалился в прорубь?
И Лассе замолчал.
Но крепость нашу они захватили, а нас взяли в плен и под страхом смертной казни приказали весь вечер лепить снежки.
— Зачем вам столько снежков? — спросила Анна.
— Запас на лето! Сама знаешь, летом снежков не достать, — ответил Лассе.
— До лета ты ещё раз сто провалишься в прорубь! — сказала Анна.
Но вскоре мы с Бриттой и Анной замёрз, и побежали в хлев греться. Там было тепло и уютно. Мы стали играть в шарики. Мальчишки тоже пришли в хлев. Коровы смотрели на нас во все глаза. Наверно, они не понимали, зачем люди играют в шарики. Конечно, это не очень умная игра, но играть в неё весело.
А потом пришёл папа и запретил нам шуметь. Он сказал, что одна корова вот-вот отелится. Эту корову звали Лотта. Мы стали смотреть на Лотту. Когда телёнок родился, папа принял его на руки. Это был маленький хорошенький бычок. Счастливая Лотта начала его облизывать. Папа попросил нас придумать телёнку имя.
— Гроза Севера! — тут же предложил Лассе, который признавал только старинные имена.
Я сказала, что глупо давать такое имя хорошенькому телёночку.
— А может, он вырастет в злющего быка! — сказал Лассе.
Улле предложил назвать нашего телёнка Петером, и папа согласился, что такое имя телёнку подходит гораздо больше.
— Тогда пусть его зовут Северный Петер, — попросил Лассе.
Потом мы побежали к дедушке и рассказали ему, что Лотта принесла телёночка.
И вот наконец пришла пора ложиться спать. Когда мы с Лассе и Боссе поднялись на чердак и я собиралась уйти в свою комнату, Лассе сказал:
— А мне всё-таки здорово повезло, что я не утонул!
— Смотри не провались ещё раз! — сказал ему Боссе.
Как Бритта была учительницей и как мы первого апреля обманули настоящую учительницу
Каникулы кончились, и мы снова пошли в школу. Вернее, не пошли, а поехали. На финских санках. У нас трое финских саней. Иногда мы составляем их вместе, и у нас получаются одни длинные санки с тремя сиденьями.
Учительница сказала, что рада нас видеть. Я тоже была рада увидеть её после каникул. Она такая добрая. В честь первого дня занятий она угостила всех детей карамелью. Карамель она купила в Стокгольме, куда уезжала, пока у нас были каникулы. До этого я ни разу не ела карамели, купленной в Стокгольме.
Увидеться с детьми из Большой деревни тоже было приятно. На переменках мы обменивались глянцевыми картинками. Конечно, только девочки. В нашем классе учится девочка, её зовут Анна-Грета. У неё очень много глянцевых картинок. Мы с ней поменялись картинками на первой же переменке после каникул. Я дала ей корзину с цветами и томте, а она мне — принцессу. Это почти самая красивая картинка из всех, какие я видела. Так что я не прогадала.
А мальчишки на переменках только и делают, что бросаются снежками. Это зимой. Весной они играют в шарики, а мы прыгаем в классики. Когда им совсем уж нечем заняться, они дерутся. И шумят на уроках. Впрочем, шумят они в любое время года. Учительница говорит, что у них руки так и чешутся, чтобы напроказить. У нашего Лассе они наверняка чешутся сильнее, чем у всех, это уж точно. Однажды он, знаете, что проделал? Боссе подарил ему резинового поросёнка, которого можно было надувать. Когда из поросёнка выходил воздух, поросёнок громко пищал. Лассе принёс поросёнка в школу. Мы с Лассе учимся в разных классах, но сидят все классы в одном помещении, потому что в школе всего двадцать три ученика и всего одно помещение. И учительница тоже только одна. Поэтому я знаю, как всё было.
У нашего класса было чтение. Это мой любимый предмет. Мы читали про короля Густава Васу. Подошла моя очередь читать.
— «Тогда король разразился слезами», — прочла я, и тут же раздался громкий печальный писк. Как будто заплакал сам Густав Васа. Но это был не Густав Васа. Это в парте у Лассе пищал поросёнок. Дети засмеялись. И нам показалось, что учительница тоже засмеётся, но она не засмеялась, а поставила Лассе в угол. Вместе с поросёнком.
Но не только Лассе шалит на уроках. Все мальчишки шалят. Однажды нашей учительнице нужно было уйти на совещание. Она велела нам самостоятельно считать и рисовать. А Бритту попросила пересесть за её стол и быть за учительницу. Это потому, что Бритта учится лучше всех.
Не успела учительница выйти за дверь, как мальчишки начали шуметь.
— Эй, учительница! Учительница! — кричали они Бритте и тянули вверх руки.
— Чего вам? — спросила Бритта.
— Нам нужно выйти! — закричали они хором.
А Стиг поднял руку и спросил:
— Скажите, пожалуйста, сколько котлет получается из одной коровы?
А Боссе спросил:
— Вы, наверно, слышали, что в нынешнем году будет урожай на картошку?
— Да, слышала, — ответила Бритта.
— Какой у вас тонкий слух! — сказал Боссе.
Потом поднял руку Лассе и спросил, можно ли показать «учительнице» свой рисунок. Он подошёл к столу и показал лист бумаги, весь закрашенный чёрной краской.
— Это что такое? — спросила Бритта.
— А это пять негров в тёмной комнате, — ответил Лассе.
Бритте ни капельки не понравилось быть учительницей. Она очень обрадовалась, когда урок наконец закончился. И учительнице она честно сказала, что мальчишки её не слушались.
Учительница выбранила мальчишек и оставила их на час после уроков решать примеры. А на перемене Стиг обозвал Бритту ябедой и стукнул портфелем. Нет, быть учительницей очень трудно.
По дороге домой Бритта сказала нам с Анной, что она больше никогда в жизни не будет учительницей.
В тот день мы плелись домой еле-еле, чтобы Лассе, Боссе и Улле успели догнать нас. Ведь если бы они пришли на целый час позже, чем мы, наши мамы сразу догадались бы, в чём дело, и наказали бы их ещё раз. А мы решили, что они уже достаточно наказаны.
Но однажды мы провинились целым классом. Это было первого апреля. Мы обманули нашу учительницу. Конечно, так делать не следует, но первого апреля за это никого не наказывают.
Обычно занятия у нас начинаются в восемь часов. Но мы договорились, что первого апреля придём в школу в шесть. У нас в классе висят стенные часы. После уроков Лассе прокрался в класс и перевёл стрелки классных часов на два часа вперёд.
Поэтому первого апреля, когда мы пришли в школу в шесть часов, часы на стене показывали уже восемь.
Мы нарочно громко топали и шумели в сенях, чтобы разбудить учительницу. Лассе побежал к ней наверх и постучал в дверь. Учительница спросила сонным голосом:
— Кто там?
— Это Лассе! — ответил он. — А у нас будут сегодня занятия?
— Ой, дети, ведь я проспала! — воскликнула учительница. — Подождите минутку, я сейчас приду!
У учительницы наверху есть другие часы, но она так спешила, что даже не взглянула на них. Она впустила нас в класс, когда часы на стене показывали двадцать минут девятого.
— Ничего не понимаю, — сказал она. — Должно быть, мой будильник испортился.
