Януш Корчак - Король Матиуш Первый
И, несмотря на все препятствия, он так долго писал и писал, что через месяц, уже без посторонней помощи, письмо Фелеку было готово.
Дорогой Фелек! — писал Матиуш. — Я уже давно смотрю, как вы весело играете во дворе. Я тоже хотел бы играть с вами. Но я король и поэтому не могу. Но Ты мне очень нравишься. Напиши мне, кто Ты, я хочу с Тобой познакомиться. Если Твой папа военный, может быть, он позволит Тебе иногда приходить в королевский сад.
Матиуш, король
Сильно билось сердце Матиуша, когда он подозвал к решетке Фелека и передал ему свое письмо.
И еще сильнее билось его сердце, когда на другой день таким же образом он получил ответ.
Король! — писал Фелек. — Мой отец — военный, он взводный командир придворной стражи, и я очень хочу попасть в королевский сад. И я Тебе, король, верен и готов пойти за Тебя в огонь и в воду и защищать Тебя до последней капли крови. Когда бы Тебе ни понадобилась моя помощь, свистни только, и я явлюсь по первому зову.
Фелек
Матиуш положил письмо на самое дно ящика, под книги, и начал старательно учиться свистеть.
Матиуш был острожен, он не хотел себя выдать. Если он потребует, чтобы Фелека впустили в сад, сейчас же начнутся совещания: а зачем, а откуда он знает, как его зовут, а где они познакомились? А что будет, если их выследят и, в конце концов, не позволят? Сын взводного. Уж хоть бы поручика! Сыну офицера, может быть, позволили бы, а так, наверно, не согласятся.
«Нужно еще подождать, — решил Матиуш. — А пока я научусь свистеть».
Не так-то легко научиться свистеть, если нет никого, кто бы мог показать, как это делается. Но у Матиуша была сильная воля, поэтому он научился.
И свистнул.
Свистнул только на пробу, чтобы убедиться, что он умеет. И каково же было его удивление, когда через минуту перед ним предстал — вытянувшись в струнку — Фелек, собственной персоной.
— Как ты сюда попал?
— Перелез через решетку.
В королевском саду росли густые кусты малины. Там-то и спрятался король Матиуш со своим другом, чтобы посоветоваться, что делать дальше.
4
— Слушай, Фелек, я очень несчастный король. С того времени, как я научился писать, я подписываю все бумаги. Считается, что я управляю целым государством, а на самом деле я делаю то, что мне приказывают. А приказывают мне делать самые скучные вещи и запрещают все, что приятно.
— А кто же вашему величеству запрещает и приказывает?
— Министры, — сказал Матиуш. — Когда был жив папа, я делал только то, что он приказывал.
— Ну да, тогда ты был королевским высочеством, наследником трона, а папа твой был королевским величеством, королем, но теперь…
— Теперь в сто раз хуже. Этих министров целая куча.
— Военные или гражданские?
— Один только военный.
— А остальные гражданские?
— Я не знаю, что значит гражданские.
— Гражданские — это такие, которые не носят мундиров и сабель.
— Ну да, гражданские.
Фелек положил в рот полную горсть малины и глубоко задумался. После чего нерешительно спросил:
— В королевском саду есть вишни?
Матиуша удивил этот вопрос, но, так как он питал к Фелеку большое доверие, он признался, что есть и вишни, и груши, и обещал, что будет через решетку передавать их Фелеку, сколько тот пожелает.
— Часто видеться мы не можем, потому что нас могут выследить. Будем делать вид, что мы друг друга совершенно не знаем. Будем переписываться. Письма будем класть на ограде (рядом с письмом могут лежать вишни). Когда эта тайная корреспонденция будет положена, ваше королевское величество свистнет, и я все заберу.
— А когда у тебя будет готов ответ, ты свистнешь, — обрадовался Матиуш.
— Королю не свистят, — объяснил Фелек. — Но я могу крикнуть кукушкой. Буду издалека куковать.
— Отлично, — сказал Матиуш. — А когда ты снова придешь?
Фелек долго что-то взвешивал и, наконец, ответил:
— Я не могу без разрешения сюда приходить. Мой отец взводный, и у него острое зрение. Отец не позволяет мне даже приближаться к ограде королевского сада, он много раз меня предупреждал: «Смотри, Фелек, чтобы тебе никогда не втемяшилось в голову лезть за вишнями в королевский сад, помни так же твердо, как то, что я твой родной отец: если тебя там поймают, я сдеру с тебя кожу и живого из рук не выпущу».
Матиуш смутился. Это было бы ужасно. Он с таким трудом нашел друга. И вот, по его вине, с этого друга могут содрать кожу! Нет, действительно, это уж слишком большая опасность.
— Ну, а как же ты теперь вернешься домой? — спросил обеспокоенный Матиуш.
— Пусть ваше величество удалится, а я уж как-нибудь это сделаю.
Матиуш признал совет благоразумным и вышел из малинника. И это было как раз вовремя, так как иностранный воспитатель, обеспокоенный отсутствием короля, разыскивал его в королевском саду.
Матиуш и Фелек действовали теперь сообща, хотя и разделенные решеткой. Матиуш часто вздыхал в присутствии доктора, который каждую неделю взвешивал его и обмеривал, чтобы знать, как растет маленький король и когда он вырастет; он жаловался на одиночество и раз даже напомнил военному министру, что очень хотел бы учиться военному делу.
— Может быть, господин министр знает какого-нибудь взводного, который мог бы давать мне уроки?
— Конечно, стремление вашего величества учиться военному делу весьма похвально, но почему, однако, это должен быть взводный?
— Может быть даже сын взводного? — сказал обрадованный Матиуш.
Военный министр нахмурил брови и записал требование короля.
Матиуш вздохнул: он знал, что ему ответят.
— О требовании вашего величества я доложу на ближайшем заседании совета министров.
Ничего из этого не выйдет; пришлют ему, наверно, какого-нибудь старого генерала.
Однако случилось иначе.
На ближайшем заседании совета министров обсуждался только один вопрос: королю Матиушу объявили войну сразу три государства.
Война!
Недаром Матиуш был правнуком храброго Павла Победителя — кровь в нем заиграла.
Ах, если бы иметь стекло, зажигающее неприятельский порох на расстоянии, и шапку-невидимку!
Матиуш ждал до вечера, ждал назавтра до полудня. И напрасно. О войне сообщил ему Фелек. Извещая о предыдущем письме, Фелек прокуковал только три раза; на этот раз он прокуковал наверно раз сто. Матиуш понял, что письмо будет содержать необычайное сообщение. Однако не знал, что уж настолько необычайное. Войны уже давно не было, так как Стефан Разумный умел ладить с соседями, и хотя большой дружбы между ними не было, но и открытой войны ни сам он не объявлял, ни они не осмеливались объявить ему.
Ясно: враги воспользовались тем, что Матиуш маленький и неопытный. Но тем сильнее жаждал Матиуш доказать, что они ошиблись, что король Матиуш, хоть он и мал, сумеет защитить свою страну. Письмо Фелека сообщало:
Три государства объявили Вашему Величеству войну. Отец мой всегда говорил, что при первом же известии о войне напьется с радости. Жду этого, потому что нам необходимо увидеться.
И Матиуш ждал. Он думал, что еще в этот же день его вызовут на чрезвычайное заседание совета и что теперь он, Матиуш, законный король, возьмет управление государством в свои руки. Какое-то совещание действительно состоялось этой ночью, но Матиуша не вызвали.
А назавтра иностранный воспитатель занимался с ним как обычно.
Матиуш знал придворный этикет, знал, что королю нельзя капризничать, упираться и злиться, тем более в такую минуту, и не хотел чем-либо умалить королевское достоинство. Только брови его были сдвинуты и лоб наморщен. И когда во время урока он взглянул в зеркало, ему пришла в голову мысль, что он выглядит почти как король Генрих Вспыльчивы».
Матиуш ждал часа аудиенции.
Но когда церемониймейстер заявил, что аудиенция отменена, Матиуш — спокойный, но очень бледный, — сказал решительно:
— Я требую, чтобы немедленно вызвали в тронный зал военного министра.
Слово «военного» Матиуш сказал так значительно, что церемониймейстер сразу понял, что Матиуш уже знает обо всем.
— Военный министр на заседании.
— Тогда и я буду на заседании, — ответил король Матиуш и направился в сторону зала заседаний.
— Ваше величество, извольте минутку подождать. Ваше величество, извольте сжалиться надо мной. Этого делать нельзя. Я несу за все ответственность. — И старик громко заплакал.
Матиушу стало жаль старика, который действительно знал точно, что может делать король, а чего ему делать не полагается. Не раз сидели они у камина в долгие вечера, и приятно было слушать рассказы о короле-отце и королеве-маме, о придворном этикете, иностранных балах, о парадных представлениях в театрах или о военных маневрах, в которых принимал участие король.
