Елена Ильина - Четвертая высота
– После расскажу!
В это время из дверей школы выбежала взволнованная мадам.
– Скверный девочка! – набросилась она на Гулю. – Где ты ходил?
Когда она волновалась, она говорила по-русски ещё хуже, чем обычно.
Гуля помолчала немного, а потом сказала серьёзно, как большая:
– Простите, мадам. Я в школу поступила. В первый класс. Завтра нужно будет отнести метрику.
Мадам только всплеснула руками. На другой день Гулина мама отнесла в школу документы.
Так Гуля сама отдала себя в школу.
ПЕРВОКЛАССНИЦА
В первом классе Гуля оказалась выше всех ростом, хоть и моложе всех по возрасту.
На первых порах ей пришлось нелегко.
Какому-то озорному мальчишке приглянулись её кудрявые волосы. Он незаметно подкрадывался к ней сзади, всовывал палец в локон и дёргал. Это было больно и обидно. Гуля рассказала об этом дома, но мать спокойно отнеслась к её жалобам.
– Договаривайся с ними сама. Не можешь договориться, дай сдачи. А учительнице не жалуйся.
И Гуля не стала давать себя в обиду.
Ей очень нравилось в школе. В парте у неё было целое хозяйство. В одном углу лежали новенькие книжки и тетрадки, в другом стоял лакированный пенал, а в пенале чего-чего только не было! И карандаши, и блестящие пёрышки, и резинки.
Однажды Гуля принесла с собой в класс маленькую шерстяную обезьянку и стала устраивать ей из книжек и пенала уютный домик. Она не заметила, как вошла в класс учительница. Начался урок.
Учительница что-то долго читала вслух, но Гуля ничего не слышала.
– А теперь Гуля Королёва прочтёт нам этот рассказ, – вдруг сказала учительница.
– Какой рассказ? – спросила Гуля, вставая с места.
– Тот, который я только что вам прочла.
– Я ничего не слыхала, – проговорила Гуля и опустила голову.
– Стыдно, Королёва, – сказала учительница. – Ты невнимательна, и я ставлю тебе «плохо».
Вскоре в одной из комнат кинофабрики, где работала мать Гули, раздался телефонный звонок.
– Позовите мою маму! Товарища Королёву! – послышался в трубке взволнованный голос. – Мама, это ты? Мама, мне плохо!
Мать чуть не выронила из рук телефонную трубку.
– Гуленька, что с тобой? Сейчас же иди к школьному врачу! Я скоро приеду за тобой в школу.
– Я не в школе, – послышалось в ответ. – Я уже дома.
– Ну и хорошо, что дома. Скорей ложись в постель. Что у тебя болит?
– Мама, ты не понимаешь! – сказала Гуля. – Не мне плохо, а у меня «плохо»!
– Как плохо? Говори толком. Что у тебя болит? Голова? Горло?
– Да что ты, мама! Я же говорю, мне не вообще плохо. Мне по русскому устному «плохо»!
Мать вздохнула с облегчением.
– Так бы и сказала. Это ещё ничего, если только по русскому устному.
– Да, ничего! Тебе всё ничего, – обиделась Гуля. – А мне от этого «плохо» очень плохо!
В другой раз, когда Гуля и в самом деле заболела, мать ей не поверила.
– По какому предмету «плохо», – спросила она, – по устному или по письменному?
– Горло болит! – еле выговорила Гуля. – И тошнит что-то…
Когда мать приехала домой, Гуля уже лежала на кровати вся красная от жара. Приехавший доктор осмотрел её и произнёс одно из тех слов, которых так боятся все матери:
– Скарлатина.
В БОЛЬНИЦЕ
В большом саду перед окном нижнего этажа стояла мать Гули. С грустью смотрела она на худенькую стриженую девочку в длинной рубашке и в халатике, которая теперь, после болезни, совсем не похожа была на прежнюю весёлую Гулю.
Из-за плотно закрытого окна не слышно было Гули-ного голоса. Но лицо Гули выражало полное отчаяние. Она что-то быстро писала на большом листе бумаги, приложив его к подоконнику, и потом показывала свои каракули маме в окно. Вкривь и вкось было написано:
«Мама, возьми меня отсюда! С меня вся кожа слезла. Я больше не могу тут жить!»
В ответ мать Гули писала ей на листках из блокнота:
«Гуленька, потерпи ещё совсем немножко. Скоро я возьму тебя домой. Дома тебя ждут замечательные подарки».
У Гули дрожали губы и подбородок, но она крепилась и не плакала, хотя ей было всего только восемь лет.
Когда мать ушла, Гуля отправилась с горя на кухню, чтобы узнать меню сегодняшнего ужина. Это было очень интересно – три раза в день бегать на кухню, а потом обходить все палаты своего отделения и говорить ребятам, лежащим в постели, что будет к завтраку, к обеду или к ужину.
– Макаронная запеканка и кисель! – торжественно провозгласила Гуля.
Но, к сожалению, оказалось, что какая-то долговязая бритая девчонка из соседней палаты уже успела раньше Гули сбегать на кухню, и новость эта ни на кого не произвела впечатления.
Гуля села на кровать и вздохнула. До ужина оставался ещё целый час. Она принялась декламировать шёпотом стихи своего любимого поэта Некрасова. И вдруг, незаметно для неё самой, в голове у неё стали складываться какие-то новые, нигде не подслушанные слова и строчки про её маленького рыжего щенка Петьку, оставшегося дома:
Что ты, родименький,
Что ты, собачечка,
Что ты сидишь там в углу?
Скучно собачечке,
Скучно родименькой
Тихо сидеть там в углу.
Ну, подойди, я тебя приласкаю.
Хлебушка нету в дому.
Вот засыпает мой рыженький, маленький
В тихом своем уголку.
«Как это у меня получилось? – подумала Гуля. – Это уже не такие глупые стихи, как те, про Африку».
И она вспомнила первое своё стихотворение, которое она сочинила, когда ей было четыре года:
Птицы скоро улетают
Стаями домой,
Африка для них душиста,
Африка им край родной.
«Надо будет записать стишок про Петьку», – решила Гуля.
Она взяла карандаш, клочок бумаги и написала большими буквами:
СТИХ ПРО ПЕТЬКУ.
И вдруг ей захотелось спать. Глаза стали у неё слипаться, голова сделалась тяжёлая, и Гуля упала ничком на подушку.
Когда на ужин принесли миску, наполненную горячими макаронами, Гуля уже спала крепким сном.
ДРУЗЬЯ И ВРАГИ
Вернувшись из больницы, Гуля нашла дома целую библиотечку. На полочке были расставлены новые книжки, от которых ещё пахло типографской краской. Больше всего Гуле нравились книжки о путешествиях.
«Вот бы поскорее вырасти, – думала Гуля, – и самой сделаться путешественницей!»
И вдруг неожиданно Гулина мечта исполнилась. Гуля уехала вместе с матерью далеко-далеко, в Армению.
Для матери это была служебная командировка, а для Гули – одна из самых весёлых поездок.
Во дворе дома, где они остановились, пахло гарью от маленького очага, сложенного из камня против самой двери. Перед очагом сидела на корточках девочка с чёрными, туго заплетёнными косичками. Девочка мешала что-то большой ложкой в медном тазу. Из таза поднимался сладкий медовый запах, и пахло мёдом даже на улице.
Время шло к осени. Солнце уже не палило, как летом, а грело спокойно и бережно.
– Как тебя зовут? – спросила Гуля у девочки.
Девочка поправила по очереди обе косички и стала рассматривать ложку, будто в первый раз её увидела.
– Гаянэ, – тихо ответила она.
– Ты в школе учишься? – спросила Гуля.
– Конечно, учусь, – нараспев сказала Гаянэ.
– А ты любишь свою школу?
– Конечно, люблю.
– А подруги у тебя есть?
– Конечно, есть.
– А со мной хочешь дружить?
– Конечно, хочу, – усмехнулась Гаянэ.
– А где твоя школа, близко?
– Не очень близко, – ответила Гаянэ, – немножко далеко.
Гуля села на ступеньку рядом с Гаянэ. Постепенно девочка сделалась разговорчивей, и Гуля узнала от неё, что две снежные горы, поднимающиеся за облака, называются Арарат и что армяне ещё их называют по старинке Сис и Масис – Малый Арарат и Большой. А Гуля рассказала Гаянэ, что она с мамой проезжала на поезде через какие-то горы и что, когда они рано утром вышли на станцию Алагёз, было очень холодно.
– Так всегда на горах бывает, – сказала Гаянэ. – Вон гора Алагёз. – И она показала рукой на гору, возвышающуюся как раз напротив Арарата. – Мой старший брат Каро на самый верх лазил.
– А где он сейчас? – спросила Гуля.
– А вот, – кивнула Гаянэ на мальчика в меховой шапочке.
Мальчик сидел верхом на ограде, выложенной из камня, и глядел куда-то вдаль из-под руки.
– Это он смотрит, чтобы чужие мальчики наши груши и айву не таскали, – объяснила Гаянэ.
– Жалко, моего старшего брата Эрика здесь нет, – вздохнула Гуля. – Эрик бы им показал!
Гуля сказала это не задумываясь и сама удивилась своим словам. Эрик вовсе не приходился ей братом, он был её товарищем с самого раннего детства, но Гуля в эту минуту позавидовала Гаянэ, что у той есть брат, и придумала себе старшего брата.
Дружба Эрика и Гули началась ещё с тех пор, когда обоим было всего по три года.
Впрочем, в те времена Гуля нередко обижала Эрика. Однажды она унесла домой его белого плюшевого слона и долго не хотела с ним расставаться. Она говорила:
