Тальбот Рид - Старшины Вильбайской школы
— Вот что, Ферберн, пожалуйста, не рассказывай никому о том, что ты мне сказал про Силька.
— Про то, что он тебя ударил?
— Ну да.
— Стоило бы хорошенько отколотить его, негодяя! — заметил свирепо Ферберн, не отвечая Ридделю на его просьбу.
— Ну, все равно, только обещай, что никому не скажешь, — повторил Риддель.
Ферберн пообещал и ушел.
Неожиданно для себя Риддель сделался героем. Все видели, как он бросился на выручку Виндгаму, видели, что он прибежал на место действия первым. О его подвиге начали ходить самые преувеличенные рассказы, сильно разнившиеся в подробностях, но сходившиеся в одном: в том, что, спасая Виндгама, Риддель выказал чудеса храбрости и чуть не поплатился жизнью за свое геройство. Разумеется, Риддель понимал, что ничем не заслужил пожалованного ему громкого титула, тем не менее быть героем в глазах товарищей ему было приятно. То один, то другой заходили к нему в течение вечера осведомиться, как он себя чувствует. Одними из первых явились Кьюзек и Пильбери.
— Правда, что у вас сломана нога? — спросил его Кьюзек с неподдельной тревогой.
Риддель расхохотался:
— С чего вы это взяли?
— Все говорят. Мы с Пилем были далеко позади, а то мы подоспели бы к вам на помощь. Правда, Пиль?
— Еще бы! — подхватил Пиль. — Уж мы не дали бы вас в обиду.
— Да вы, я замечаю, пострадали больше моего, — сказал, смеясь, Риддель, которому только сейчас бросился в глаза помятый и обтрепанный вид юных воинов.
— Да, нам-таки досталось! — произнес Кьюзек с гордостью. — Это было в самом начале, еще в городе, пока мы не собрались все в кучу.
— Зато, если бы вы видели, как мы великолепно поддержали Пони! — подхватил Пильбери. — Не знаю, что бы он сделал, если бы не мы! Теперь его наверное выберут.
— А что вы завтра скажете директору?
— Что? Да ничего. Засадят нас без прогулки на недельку, это само собой. Что ж… Не беда: в компании не скучно. А Пони-то мы все-таки поддержали!
И, нимало не стыдясь своего неблаговидного поведения, маленькие герои ретировались, а через две минуты можно было слышать, как они разглагольствуют уже в своей компании о своих сегодняшних подвигах и о том, как они великолепно поддержали Пони.
Вслед за Кьюзеком и Пильбери пришли Парсон и Тельсон, потом некоторые из старших, и мало-помалу Риддель узнал всю историю шельпортских похождений вильбайцев. Оказалось, что поголовное нарушение школьных правил, в котором они провинились, не было заранее обдуманным преступлением. Они не сговаривались, это вышло как-то само собой. Тотчас после обеда, как только старшины отделений разошлись по своим комнатам, школьники один за другим направились в город и не успели опомниться, как очутились в самом центре, в толпе избирателей. Сначала они держались отдельными кучками. Одни ходили по улицам и с жаром приветствовали все, что только им попадалось желтого; другие толкались между избирателями и бранили радикалов, впрочем не слишком громко; третьи пожелали видеть кандидатов, и когда на сцене появился сэр Джордж Пони в своей старомодной коляске, они подняли такой неистово восторженный гвалт, что чуть не оглушили бедного старика, и если бы не вмешалась полиция, то непременно выпрягли бы из коляски лошадей и провезли бы его на себе по всему городу. Ко всем этим демонстрациям город относился довольно добродушно; но когда ободренные безнаказанностью школьники начали задевать противную им партию не только словами, но и действием, юные шельпортцы вознегодовали. Произошло несколько мелких стычек, и страсти разгорелись. Вильбайцы становились все смелее и смелее; городская молодежь вышла наконец из терпения, и перед концом баллотировки на улицах Шельпорта разыгралось генеральное сражение. При первых звуках тревоги школа стянула свои силы и начала отступление в боевом порядке. Неприятель старался перерезать ей путь, так что она должна была отвоевывать каждый дюйм земли. Как храбрые воины вернулись домой, мы уже знаем.
При существующих обстоятельствах Риддель не считал возможным выговаривать своим посетителям за их проступок. На вопрос некоторых из них, не знает ли он, какое наказание их ожидает, он отвечал, что, по всей вероятности, они узнают об этом завтра утром от самого директора.
На следующее утро Риддель только что встал и одевался, когда к нему постучались, и в комнату вошел Виндгам. Вчерашнее приключение не оставило никаких следов на наружности мальчика; тем не менее у него был очень жалкий и смущенный вид.
— Простите меня, Риддель, — сказал он, подходя к старшине и робко протягивая ему руку. — Я очень виноват перед вами.
— Полно, голубчик, — проговорил торопливо Риддель и крепко пожал протянутую руку. — Мы все вчера были не в духе.
— Нет, я знаю, что поступил с вами, как… как… одним словом, очень дурно. Вы были так добры ко мне, а я… Мне теперь ужасно стыдно, Риддель.
Риддель не выносил, когда перед ним извинялись. В таких случаях он конфузился гораздо больше того, кто извинялся.
— Пустяки, Виндгам, право, я нисколько на тебя не сержусь, — пробормотал он краснея. — Скажи лучше, очень ли тебе вчера досталось. Кажется, тебя немножко-таки помяли.
— Нет, не успели. Но, разумеется, поколотили бы, если бы вы не подоспели вовремя.
— Нас обоих выручил Ферберн. Меня также сбили с ног, — сказал Риддель.
— Да, я слышал… Знаете, Риддель, — начал Виндгам помолчав, — я решил порвать с Сильком. Я так жалею, что сошелся с ним! Вот и вчера: я не пошел бы в Шельпорт, если б не он.
— Я знаю, — сказал Риддель.
— Помните вы наш разговор месяц тому назад? — продолжал мальчик. — После того я долго не ходил к Сильку, а потом… сам не знаю, как это вышло. Он опять завладел мной. Гадкий он… пользуется тем, что я у него в руках.
Виндгам замолчал, спохватившись, что сказал слишком много.
— Ты в руках у Силька? — переспросил с удивлением Риддель. — Каким это образом?
— Да там есть разные разности… — проговорил мальчик, окончательно смешавшись.
В сущности, ему очень хотелось признаться Ридделю во всех своих прегрешениях, из которых самым крупным было посещение «Аквариума», но он дал слово Сильку молчать об этом посещении и не мог нарушить своего обещания. Риддель приблизительно угадал причину смущения мальчика и не стал его расспрашивать. Он был так обрадован решением Виндгама расстаться с несимпатичными приятелями, что не мог придавать большого значения какому-то давнишнему его проступку.
— Отчего это так трудно быть совсем хорошим? И отчего одним это трудно, а другим легко? — спросил Виндгам Ридделя минуту спустя.
— Это всякому трудно, — заметил Риддель.
— Вам вот легко, а мне трудно, — продолжал мальчик. — Сколько раз в этом году я собирался бросить все прежние глупости и начать жить по-новому — и никак не мог… Риддель, что, если б вы присмотрели за мной, пока я не стану совсем на ноги?
Риддель засмеялся:
— Как я за тобой присмотрю? Ведь ты не маленький.
— Все равно что маленький: я потерял всякое доверие к себе, — произнес мальчик с неподдельным сокрушением.
Я не стану повторять всего того, что сказали друг другу в это утро Виндгам и его старший товарищ, — то, что они говорили, не предназначалось для посторонних. Как младший мальчик поверял старшему свои тревоги и сомнения и как старший старался ободрить младшего дружеским участием и вдохнуть в него веру в себя и новые силы на борьбу с дурными сторонами человеческой природы, осталось известным только им двоим.
Прозвонил колокол и положил конец их беседе, У обоих было легко на душе, когда, взявшись под руку, они спустились вниз и пришли в рекреационный зал.
Директор объявил школьникам свой приговор за их вчерашний проступок. Приговор был не слишком строг: лишение ближайшего праздника и штрафы в виде латинских и греческих стихотворений. Директор взглянул на дело снисходительно, приписав проступок увлечению, а не умышленному ослушанию. Выла, однако, в приговоре одна статья, тяжело отозвавшаяся на тех немногих, к которым она относилась. Между вчерашними беглецами было пять классных старшин: Гем, Типпер, Ашлей, Сильк и Тукер, и к ним-то обратился директор со следующими суровыми словами:
— После случившегося вчера я не вижу смысла оставлять за вами те доверенные должности, которые вы занимали. Как старшие вы виноваты больше всех — виноваты и за себя и за других. Поэтому до конца учебного года вы лишаетесь звания классных старшин. Заслужите ли вы его на будущий год, будет зависеть от вас.
XXI
РИДДЕЛЬ ПОЛУЧАЕТ ТАИНСТВЕННОЕ ПИСЬМО
Еще и на следующий день не улеглись политические волнения в Вильбае, да и трудно было этого ожидать. Дело в том, что весь этот день результат выборов не был известен школьникам, и не было никаких средств разузнать о нем. После случившегося накануне никто не смел проситься в город, а мальчики — один из мясной, другой из булочной, — которые ежедневно привозили в школу свой товар и которых Парсон и Тельсон перехватили на дворе, по дороге в кухню, не интересовались политикой и не могли дать никаких сведений о результате выборов. Все надежды сосредотачивались на Броуне, который в качестве городского жителя должен был знать обо всем подробно. Но на другой день после выборов Броун не пришел в школу. Тем с большим нетерпением ждали его школьники на следующее утро.
