Бьянка Питцорно - Удивительное путешествие Полисены Пороселло
– Конечно же, я не могу спуститься. Я дал обет стоять наверху до заката.
– Каждый день? – так же громко осведомилась Лукреция.
– Каждый день. Даже когда идет дождь, снег или дует ветер. Ветер, как вы видите, причиняет наибольшие неудобства – не так-то легко удержаться на одной ноге.
– Всегда на одной и той же ноге? – поинтересовалась Лукреция.
– Нет. Я иногда ее меняю. Но для этого приходится подпрыгивать, а это очень опасно.
– Но зачем же молиться в такой неудобной позе? – не удержалась Полисена.
– Я должен искупить свои грехи. А также грехи тех, кто целыми днями только и делает, что бьет баклуши. Вот как вы, например.
– Мы никогда не били баклуши! В какие только истории мы не попадали, но всегда вели себя прилично, – возмутилась Полисена. – Вот мне, например, стоило только сказать малюсенькую ложь, и я стала бы королевой этой страны. Но я ее не сказала.
Было очень неудобно беседовать стоя на ветру и задрав головы. Лукрецию больше всего раздражало, что святой разговаривал с ними, даже не удостоив взглядом, а по-прежнему обратив взор в небеса. Жиральди говорил, что ни в коем случае нельзя доверять человеку, который избегает смотреть вам в глаза.
– Будьте любезны, посмотрите вниз! – закричала она. – Нам нужно показать вам батистовый лоскут с инициалами.
Отшельник опустил голову.
– И зачем вы привели с собой этих животных, трусливых бездушных зверей? – сурово спросил он.
– Это мои актеры. И вовсе они не трусливые. Они смелее и добрее, чем кое-кто из знакомых мне людей, – отрезала Лукреция.
– Актеры? Вы случайно не в театре работаете?
– Мы – бродячая труппа. Лукреция, Людвиг и звери-циркачи, – гордо представила всех Лукреция. Но сверху донеслось что-то вроде рычания.
– Циркачи? Еще хуже! Проклятое отродье, вам известно, что после смерти вас не похоронят на освященной земле? Вы попадете как раз за ограду кладбища.
Лукреция знала, так как старый Жиральди неоднократно об этом говорил, проклиная на чем свет стоит священников. Но ее не особо волновали собственные похороны. Смерть казалась слишком далекой. Но Полисена разозлилась:
– Уж лучше за оградой, чем на кладбище, раз уж на кладбище лежат самые жестокие преступники, которые делают вид, что каются в последний момент! – закричала она.
Отшельник был ошарашен такой дерзостью.
– А ты, юная девушка, почему одета в мужскую одежду? – рявкнул он, указывая на нее крючковатым костлявым пальцем. – Не знаешь, что это смертный грех?
«Интересно, как он определил, что это не мальчик?» – удивилась Лукреция. Она в свою очередь встала на защиту подруги:
– Она переоделась, скрываясь от врагов. И неправда, что это грех! От этого никто не страдает. Грех лгать, убивать и красть детей у их матери!
Услышав это, отшельник вдруг пронзительно взвизгнул и принялся рыдать, царапая себе лицо.
– По-моему, он сумасшедший. Разве можно доверять такому? – в сомнениях спросила Полисена. – Боюсь, что мы проехали весь этот путь зря.
– Попробуем, – ответила Лукреция. Она протянула к нему кусочек батиста с инициалами и крикнула: – Десять лет назад в лесу Таррос была найдена девочка, завернутая в мужскую рубашку. Мы никак не можем найти того, кто бросил ее там, у нас есть одна только улика – вышитые на рубашке инициалы.
– Какие инициалы? – закричал отшельник, вдруг заинтересовавшись и прекратив рыдания.
– «А» – «арбуз» и «Ф» – «фрикаделька», – ответила Полисена, у которой начало сосать под ложечкой – было как раз обеденное время.
При этих словах отшельник издал громогласный вопль, пошатнулся, замахал ногой, потерял равновесие и с грохотом упал с колонны. Дмитрий и Рамиро бросились к нему, пытаясь поймать его на лету или хотя бы смягчить удар. Но не успели. Святой при падении врезался в твердую скалу, ударился головой о камень и теперь лежал неподвижно с закрытыми глазами, а по тощему телу расползалась смертельная бледность.
– Умер, бедняга. Смотри, какой покой на лице, после таких-то воплей и мучений, – заметила Полисена и разочарованно добавила: – Но теперь он не сможет ответить на наш вопрос.
Глава третья
– Не умер, а потерял сознание, – уточнила Лукреция, заметив, что он дышит. – Помоги занести его в пещеру.
Они без труда приподняли отшельника – он был настолько худощав, что весил меньше ребенка. Внесли его внутрь. Единственным преимуществом пещеры было то, что она защищала от ветра. Что же касалось остального, подруги ни разу еще не видели более пустого и убогого жилища. Они тщетно искали какую-нибудь циновку, подстилку или хотя бы тряпку, куда можно было бы уложить лишенного чувств человека, но не нашли ничего, кроме плети, висевшей на гвозде.
– Рамиро! – позвала тогда Лукреция. – Будь другом, подойди сюда и свернись в клубок вон в том углу. Будешь ему подушкой, пускай хотя бы голову положит на мягкое.
Она отвязала от собачьего ошейника фляжку с вином и капнула немного на стиснутые зубы отшельника.
Мужчина вздрогнул, дыхание стало неровным. Худое тело слегка содрогнулось, глаза забегали под закрытыми веками, а губы зашевелились, не издавая ни единого звука.
– Хорошо бы подержать его в тепле, – заметила Полисена. – Жалко, что мы не привезли с собой тележки! Одеяло сейчас пришлось бы очень кстати.
– Дмитрий! – обратилась она к медведю. – Иди сюда, красавец! Ложись-ка возле несчастного и обними его. Но смотри, сильно не сжимай. А вы, Казильда и Ланселот, разотрите ему ноги: они холодные, как лед.
После всех процедур, занявших несколько минут, отшельник открыл глаза и попытался сесть.
– Как вы себя чувствуете? – спросила Лукреция. – Вам удобно? У вас что-нибудь сломано? Может быть, нам вернуться в деревню и поискать доктора?
Отшельник не ответил. Он с большим интересом разглядывал обезьян, массирующих ему ноги.
– Вы можете говорить? У вас болит голова? Помните, о чем мы вас спрашивали? Может быть, ответите? Это очень важно для меня, – уговаривала его Полисена, встав перед ним на колени и взяв в свою его руку. Отшельник уставился на нее пустым взглядом.
– Он не видит тебя. И не слышит, – прошептала Лукреция. – Он в бреду.
– Так значит, я уже в раю? – удивленно воскликнул мужчина. – Я взлетел с колонны, потом летел по воздуху, через небеса и облака… В раю! А ведь заслужил ада, – вздохнул он и дотронулся рукой до морды медведя, который ласково лизнул его в руку. – И кто эти странные существа, такие ласковые с несчастным грешником? – продолжал отшельник. – Ангелы? Я представлял их себе совсем по-другому. Но это, без сомнения, ангелы. Если бы это были бесы, они бы пытали меня, били плетьми, оскорбляли и подталкивали вилами в озеро, наполненное смолой… Спасибо, спасибо, милые ангелы, за вашу доброту! Значит, я прощен? Я искупил свою вину? Отдать новорожденную девочку на растерзание волкам только потому, что она не была моей дочерью! Только потому, что ее мать отвергла мою любовь ради любви другого…
– Это он, – чуть не лишилась чувств Полисена. Она пришла спросить совета, подсказки и совсем не ожидала услышать признания.
– Постой! Может быть, это просто совпадение? – предположила Лукреция. – Не факт, что речь идет об одной и той же девочке. К сожалению, привычка срывать свой гнев на младенцах распространена больше, чем нам кажется.
– Я должна узнать правду, – упрямилась Полисена.
– Дай-ка я сама спрошу.
Лукреция уселась перед отшельником и обратилась к нему громким строгим голосом:
– Я – ангел-привратник у ворот рая. И впущу тебя, только если исповедуешь свой грех…
– … со всеми подробностями, – подсказала Полисена. – Именами и датами.
Мужчина захлопал ресницами, пытаясь рассмотреть получше это новое явление. Лукреция стояла у входа в пещеру, спиной к свету. Ее светлые волосы блестели в пещерной тьме, как мерцающий покров.
– Да. Ты точно ангел. Я узнаю тебя. Именно так тебя рисуют на стенах храма. О прекрасный вестник с небес, отчего же ты не явился мне раньше, в эти годы страданий?
– Исповедуй свой грех, – повторила Лукреция.
– Ты знаешь о нем, сверкающий ангел. Но если хочешь, чтобы я смирился у твоих ног, описывая мое падение, я сделаю это. Тебе известно, прекрасный ангел, что в молодости я был самым богатым и желанным женихом во всем графстве Камнелун.
– Ты слышала? Место совпадает, – прокомментировала Полисена.
– В своем тщеславии я не сомневался, что ни одна женщина не сможет мне отказать, – продолжал отшельник, – и среди девушек нашего города выбрал самую красивую, самую юную и невинную, самую веселую, которая танцевала лучше всех и пела таким голосом, что плакали камни. Я попросил ее руки, и ее отец мне не отказал. Но высокомерная красавица играла моей любовью, как игрушкой. Она давала повод надеяться, хотела видеть меня рабом у своих ног, хвасталась перед другими, что покорила меня, так и не дав мне ни крошки своей любви. А перед самой свадьбой отправила меня восвояси. Обезумев от горя, я сделал все, чтобы вновь покорить ее, но неблагодарная послала сообщить мне, что полюбила другого. Спустя несколько месяцев я узнал, что они поженились.
