Илья Туричин - Закон тридцатого. Люська
— Хорошо.
— Дай девушке свой телефон, — обратился он к Кротову. — А вы, — он похлопал Люську по руке, — не бес покойтесь, мы вас в обиду не дадим!
Валерий Сергеевич встал, попрощался и ушел.
— Посидим маленько? — не то спросил, не то предложил Миша.
Люська, тоже поднявшись было, снова опустилась на скамью.
— Замечательный человек, — сказал Миша, глядя вслед ушедшему Валерию Сергеевичу. — Медалью награжден и часы именные имеет.
— А он откуда?
Миша посмотрел на Люську удивленно.
— То есть как откуда? Старший лейтенант милиции.
Ветерок шуршал листьями. Люська зябко поежилась.
— Мне пора, Миша.
— Я провожу тебя.
Они поднялись и медленно пошли по аллее к выходу.
От решетки сада метнулась большая тень.
Они не заметили ее.
— Василь Василич!..
— Ну что… Кто это? — спросили в трубке недовольно.
— Василь Василич, это вы?
— Ну, я… я… Кто говорит?
— Это я, Нина Львовна…
— Что случилось?
— Она нас всех… Эта новенькая… Телегина… — Да объясните толком, что случилось?
— По телефону неудобно. — Вы откуда звоните?
— С автомата.
— А люди есть?
— Никого.
— Тогда давайте коротко.
— Я вышла из магазина… Вижу: этот ее опять ждет…
— Кто этот?
— Этот… Из дружинников… Парень ее…
— Ну?..
— И они пошли…
— Ну и что? Любовь — не картошка.
— Василь Василич!.. — голос сорвался. — Они в садик пошли.
Трубка хрипло засмеялась.
— Я за ними пошла…
— Ай-яй-яй! — весело и укоризненно откликнулись в трубке.
— Там они с этим встретились. Из ОБХСС.
— С ке-ем-м?.. — длинно, будто ударили в колокол, раздалось в трубке.
— Вот именно… Со старшим лейтенантом милиции… Я его своими глазами видела.
— А вы не ошиблись?
— Что вы, Василь Василич. Я его с закрытыми глазами узнаю… Он меня…
Трубка молчала…
— Они поговорили. Потом старший лейтенант ушел. Эти посидели немного и тоже ушли.
— Вас видели?
— Нет.
В трубке молчали…
— Так что делать, Василь Василич?
— Спать. Ложитесь спать. Спасибо за информацию.
В трубке щелкнуло. Раздались короткие гудки. Нина Львовна послушала еще немного, потом медленно повесила трубку.
— Пройдите, Телегина, к директору. Он приказал не допускать вас к работе.
— Почему?..
— Это, милая, вам виднее. — Нина Львовна жеманно поджала губы.
Люська направилась к Разгуляю.
— Здравствуйте.
Разгуляй небрежно кивнул, шурша бумажками на столе.
— Почему меня не допускают к работе?
— Видите ли, товарищ Телегина, нехорошо у нас с вами получилось. Вот, ознакомьтесь. — И он протянул ей бумажку.
Люська быстро пробежала глазами. Это был акт об ошибочной передаче из кладовой продавщице Телегиной товару на сумму в сорок семь рублей.
— Как же так, Телегина?
— Я все точно получала… По накладной.
— Значит, отрицаете возможность ошибки?
— Н-нет… — неуверенно пробормотала Люська.
— Значит, не отрицаете? — Разгуляй покачал головой с сожалением. — Вот видите? А вы говорите: лишние деньги. А тут, выходит, опять недостача. Десять рублей. Не считая тех, что вы себе взяли.
— Вы ж сами мне их…
— А вы бы не брали! — жестко отрезал Разгуляй. — Честного человека взять не заставишь. — Он открыл ящик стола и достал оттуда пятирублевую купюру. — Вот она, пятирублевка. Та самая. Видите, и пятнышко на ней чернильное. — Люська не помнила, было ли на той пятирублевке чернильное пятнышко. Да и в нем ли дело? — А где те десять рублей, что вы взяли?
— Дома…
— Ага. Понятно. — Разгуляй вздохнул. — Нехорошо, Телегина. Комсомолка все-таки… Я бы, Телегина, на вашем месте подал заявление об уходе.
Люська до боли прикусила нижнюю губу. Ах, как ненавистен ей сейчас был Разгуляй! Она даже отвернулась.
А Разгуляй смотрел на нее с откровенной усмешкой. С кем вздумала тягаться!
— Вот так, Телегина. — Он положил на край стола чистый листок бумаги. — Садитесь и пишите, пока я не передумал.
Люська не двинулась с места. Разгуляй терпеливо барабанил розовыми пухлыми пальцами по столу. Напишет. Деваться некуда.
Но Люська вдруг круто повернулась и резко толкнула дверь.
— Куда?! А заявление? — крикнул Разгуляй.
Люська задержалась в дверях, поглядела на него через плечо.
— Не напишу! Меня сюда комсомол послал, комсомол и отзовет, если я в чем виновата!
— Ах, так!.. Я не допускаю вас к работе!
Люська ушла. Собственно, она не знала, что будет делать дальше, как поступит. Но заявления она не напишет. Это точно! И из магазина не уйдет!
— Что с тобой? — спросила Галя Люську, увидев ее расстроенное лицо.
— Ничего. — Люська вздохнула. — Лишние деньги были. А теперь, оказывается, опять недостача. Акт есть, будто передали мне товару из кладовой. В конце концов это даже лучше, что недостача, а то выходило, что я покупателей обманывала. Верно?
Галя вдруг съежилась.
— Ты не радуйся очень-то. Все это может быть… — Она хотела сказать «липой», но замолкла: «Чего ляпаю, чего ляпаю! Разгуляй узнает…»
— Что может быть? — настороженно спросила Люська.
— Ну-у… — Галя замялась. — Что он тебе сказал?
— Пишите, говорит, заявление об уходе.
— Пиши, пиши. Я бы хоть сейчас ушла… — жарко зашептала Галя. — Пиши, Люся. И уходи отсюда без оглядки. Найдешь работу. Найдешь!.. — Она вдруг задрожала. Губы побелели.
Люська обняла ее за плечи:
— Ты чего. Галка? Не расстраивайся из-за меня.
— Галя, получи треску! — крикнула из кладовой Нина Львовна.
— Сейчас! — Галя наклонилась к самому уху Люськи, вновь торопливо зашептала: — Уходи отсюда. Уходи. Все равно замарают… — Вспыхнула и убежала в кладовую.
Люська осталась одна. Несколько минут стояла в раздумье. Вот и Галя говорит, чтоб уходила. И Разгуляй. И Нина Львовна как-то странно смотрит…
Продавцы готовились к открытию магазина. Несли из холодильников колбасы, катили на тележках бутылки с молоком, кефиром. Мясники, коротко придыхая при каждом ударе, разделывали замороженные туши. В кондитерском отделе поправляли витрину. В бакалейном переругивались из-за фасовки.
Люська вдруг почувствовала себя чужой в этом длинном торговом зале. И такой одинокой. Никому дела нет до ее переживаний. И уйдет — не вспомнит никто, что была вот такая продавщица Телегина Людмила. Была, да проторговалась. Да сбежала. Другая придет работать на ее место.
— Чего стоишь? Помогла бы. — Оня тащила ящик с бутылками.
Люська подхватила ящик с другой стороны. Помогла донести.
В зал вошла Нина Львовна. Увидев Люську, она сделала вид, будто случайно встретила ее.
— А, вы здесь? Идите распишитесь в приказе.
Разгуляй даже не взглянул на Люську, когда она вошла. Потрепанная книга приказов лежала на столе. Он молча раскрыл ее и подал Люське. «За недопустимую халатность и попытку к присвоению денег, — читала Люська, — продавщице Телегиной объявить строгий выговор с предупреждением об увольнении и перевести в подсобные рабочие».
— Распишитесь.
— В чем?
— Что читали.
— Но ведь это ж… неправда, — Люська вспомнила разговор с Галей и ее жаркий шепот: «Уходи… Все равно замарают…»
— Я попросил бы, товарищ Телегина, более уважительно относиться к приказам по учреждению, в котором вы работаете. Хоть и без году неделя. Я предложил вам уйти тихо и спокойно, по собственному желанию. Вы не захотели. Пеняйте на себя…
— Но ведь я не пыталась присвоить, как здесь написано.
— Если вы не согласны с формулировкой, повторяю: можете подать заявление об уходе. Еще не поздно.
От злости и беспомощности лицо у Люськи стало пунцовым.
«Почему он так хочет, чтобы я ушла? Ладно. Поживем — увидим!» Она взяла со стола ручку, макнула в чернила и вывела под приказом прямым ученическим почерком: «Читала, но не присваивала. Л. Телегина».
Разгуляй поперхнулся дымом сигареты.
— Ну и характер у вас, Телегина! Туго придется вашему мужу…
Люська посмотрела на него дерзко, повернулась и вышла.
Стоило ли учиться десять лет, чтобы работать подсобницей в продовольственном магазине! В обеденный перерыв Люська побежала в будку автомата, позвонила Мише.
— Меня перевели подсобницей.
— Почему?
— За попытку к присвоению денег.
— Чего, чего?..
— Так в приказе написано. Предложили подать заявление об уходе.
— А ты?
— Не стала подавать.
— Слушай, иди к нам в цех. Завод — настоящее дело! Иди, Людмила! Это тебе не помидорчики. Машины делаем уникальные!.. Ну, чего молчишь? Сейчас же и приходи. Встречу в проходной. И пропуск закажу… Людмила! Ты меня слышишь?
