Мишель Пейвер - Брат Волк
Ветер подхватил Ренн своим мощным крылом, и она чуть не задохнулась от мелкого снега, набившегося в нос и в рот. Пока она боролась с пургой, одна из рукавиц соскользнула у нее с руки, и ледяная река тут же унесла ее прочь.
— Нет! — рассердилась Ренн и несколько раз стукнула по льду кулаком. — Нет, нет, нет!
Потом попыталась ползти — на четвереньках, упорно сопротивляясь ветру. «Только не теряй спокойствия, — говорила она себе. — Найди такое место, где снежный покров достаточно плотный, и вырой пещерку».
После бесконечной борьбы с порывами ветра ей все-таки удалось отыскать подходящий сугроб. Ветер настолько прибил снег на его поверхности, что он стал почти твердым, но все же не таким твердым, как лед. Сорвав с пояса топор, Ренн принялась вырубать норку.
«Торак, возможно, делает то же самое, — уговаривала она себя. — Клянусь Великим Духом и очень на это надеюсь!» С поразительной быстротой она вырубила в снегу пещерку, вполне достаточную, чтобы поместиться в ней вместе с заплечной корзиной, хотя для этого, конечно, ей пришлось порядком скрючиться. Работа согрела ее, но без рукавицы рука замерзла настолько, что она ее уже почти не чувствовала.
Ренн, пятясь, заползла в пещеру и самыми крупными комьями снега постаралась завалить вход. Ее тут же окружила холодная тьма. От ее дыхания ледяная корка, сплошь покрывавшая одежду, растаяла, и Ренн стала бить дрожь. Когда глаза немного привыкли к темноте, она увидела, что пальцы на той руке, что была без рукавицы, белеют в темноте и совершенно не гнутся. Согнуть их в кулак ей так и не удалось.
Она хорошо знала, что такое обморожение: прошлой зимой в племени Кабана сын вождя, Аки, потерял три пальца на ноге. Если она немедленно не отогреет руку, пальцы на ней вскоре станут черными и отомрут. И тогда придется их отрубить, иначе она умрет.
В отчаянии Ренн дышала на пальцы, потом догадалась и сунула руку за пазуху, под мышку. Рука казалась какой-то необычайно тяжелой, словно неродной.
И снова ее душу охватил страх: неужели и она умрет в одиночестве на этой проклятой ледяной реке, как отец? Неужели она никогда больше не увидит Фин-Кединна? И Торака с Волком? Ведь даже если они остались в живых, как ей теперь отыскать их?
Ренн зубами стащила со второй руки рукавицу и стала шарить на шее в поисках свистка из птичьей косточки, который дал ей Торак. Потом изо всех сил подула в свисток, но не услышала ни звука. Может, она что-то делает неправильно? Может ли Волк слышать неслышимые звуки? А вдруг этот свисток действует только в руках Торака? Вдруг, чтобы тебя услышал Волк, нужно обязательно быть Слушающим?
Ренн дула в свисток до тошноты, до головокружения. «Нет, они не слышат, они не придут, — думала она. — Они давно уже выкопали пещеру и спрятались. Если, конечно, они еще живы…»
На вкус свисток был чуть солоноватым. Интересно, это вкус глухариной косточки или ее слез? «Нет никакого смысла проливать слезы», — заявила она себе. И, крепко зажмурившись, снова стала дуть в свисток.
Она очнулась, чувствуя, что ее окутывает восхитительное тепло. Снег стал теплым и мягким, как олений мех. И она зарылась в него, потому что ей ужасно хотелось спать, трудно было веки разомкнуть… Ей так хотелось спать, что даже в спальный мешок заползти не было сил…
Чьи-то голоса заставили ее проснуться. Фин-Кединн и Саеунн зачем-то пришли ее навестить.
«Лучше б дали поспать», — рассердилась она, но открыть глаза было лень.
Она услышала голос брата; Хорд, как всегда, презрительно фыркал:
«Почему она сделала такое маленькое убежище? Почему она никогда ничего не может сделать как следует?»
«Ты несправедлив, Хорд, — сказал Фин-Кединн. — Она сделала все, что было в ее силах».
«И все-таки, — послышался голос Саеунн, — вход она могла бы сделать получше».
«Я слишком устала», — пробормотала Ренн.
И тут вдруг дверь рывком распахнулась, и на нее так и посыпались ледяные осколки.
— Закройте дверь! — сердито крикнула она.
Одна из собак прыгнула прямо на нее, осыпая ее снегом и подталкивая своим холодным носом под подбородок.
— Уходи! — крикнула Ренн. — Уходи! Плохая собака!
— Проснись, Ренн! — закричал Торак ей в самое ухо.
— Отстань! Я же сплю! — шептала Ренн, зарываясь лицом в снег.
— Нет, ты не спишь! — еще громче заорал Торак. Он и сам мечтал вот так лечь и заснуть, но сперва ему пришлось расширить пещеру, чтобы хватило места для него и для Волка. Затем он снова принялся будить Ренн. Если теперь она вновь уснет, то может и не проснуться. — Да проснись же, Ренн! Проснись! — Он схватил ее за плечи и встряхнул. — Ну, давай, просыпайся!
— Оставь меня в покое, — пробормотала она. — Со мной все в порядке.
Ничего себе в порядке! Лицо у Ренн распухло и воспалилось, все иссеченное снегом и льдом, глаза превратились в щелки. Пальцы правой руки затвердели и казались покрытыми воском, как у того мертвого из племени Благородного Оленя.
Расширяя пещеру, Торак все думал, сколько бы еще времени смогла продержаться Ренн, если бы они ее не нашли, и сколько времени еще сумели бы продержаться на этом ветру они с Волком, если б не обнаружили ее пещерку? Сил у Торака оставалось совсем мало, их вряд ли хватило бы, чтобы вырубить новую пещеру.
Из всех троих наилучшим образом держался Волк. У него была такая густая шерсть, что снег на ней даже не таял. Встряхнешься разок — и весь снег разом с тебя слетает.
Пошатываясь от усталости, Торак закончил расширять пещеру и заложил вход снежными комьями, лишь наверху оставив небольшое отверстие, чтобы мог выходить дым от костра, который он пообещал себе непременно разжечь. Затем он опустился возле Ренн на колени, с огромным трудом подсунул под нее спальный мешок и проворчал:
— Залезай.
Она ногой отпихнула от себя мешок. Захватив в горсть побольше снегу, Торак принялся растирать ей щеки и кисти рук.
— Ой! — взвыла она.
— Сейчас же проснись, не то я убью тебя! — рассердился Торак.
— Ты и так меня уже почти убил! — сердито возразила она.
Понимая, что теперь еще нужно обязательно разжечь костер, Торак растер руки снегом и сунул их под мышки, чтобы немного согрелись. Когда чувствительность к ним вернулась — правда, вместе с болью, — он даже застонал.
— Что ты сказал? — спросила вдруг Ренн, садясь и стукаясь головой о свод пещеры.
— Ничего.
— Да нет, сказал. Ты, верно, сам с собой разговаривал.
— Я разговаривал сам с собой?! Это ты разговаривала со всем своим племенем!
— Ничего подобного! — возмутилась она.
— Болтала, со всеми болтала, — поддразнил он ее с улыбкой.
Наконец-то Ренн удалось стряхнуть с себя этот ледяной сон! И Торак никогда еще так не радовался тому, что кто-то на него злится.
Совместными усилиями они все же разожгли крошечный костерок. Огню топливо нужно не меньше, чем воздух, и они израсходовали почти половину своих дровишек, чтобы костер хоть немного разгорелся. На этот раз Торак не стал возиться с кремнями и трутом, вспомнив о том, что у них есть готовый огонь, тлеющий в древесном грибе. Но сперва этот крошечный огонек, спавший в берестяном коробке, просыпаться никак не желал, и Торак принялся старательно его раздувать, а Ренн кормила его кусочками трута, которые предварительно грела и сушила в руках. Наконец огонь все же вспыхнул, вознаградив их усилия маленьким, но веселым костерком.
С волос капала талая вода, зубы выбивали дробь. Ренн и Торак склонились над огнем, чувствуя, как оттаивают их руки и лица. Этот огонь куда сильнее согревал их души, чем тела. Всю жизнь они оба засыпали под мирное потрескиванье костра, вдыхая горько-сладкий аромат древесного дыма, и сейчас этот горящий в снежной пещерке огонь был для них точно дыхание родного Леса.
Последнюю полоску вяленой оленины Торак честно разделил на троих. Ренн протянула ему бурдюк с водой, а он даже и не предполагал, до чего ему хочется пить. Сделав большой глоток, он сразу почувствовал прилив сил.
— Как ты меня нашел? — спросила Ренн.
— Это не я, — сказал Торак. — Это Волк. Я не знаю, как он это сделал.
Она немного подумала.
— А я, по-моему, знаю. — И она показала Тораку свисток.
Торак представил себе, как она в темноте дует в этот беззвучный свисток. «Ну и страшно же ей, наверное, было, совсем одной», — думал он. У него-то по крайней мере рядом был Волк!
Он рассказал Ренн о мертвом человеке из племени Благородного Оленя и о том, что нашел третью часть Нануака. Но не стал даже упоминать о тех мимолетных мгновениях, когда в голову ему приходила мысль, что искать ее больше не стоит. Ему было стыдно в этом признаться.
— Каменный светильник! — прошептала Ренн. — Я бы ни за что не догадалась.
— Хочешь на него посмотреть?
Она покачала головой. А потом сказала:
