Януш Корчак - Король Матиуш Первый
— Они не уезжают, они только недавно вернулись. Это те, которые строили дома для детей. Они уже построили эти дома, и теперь у них нет работы. Вот они и бунтуют.
И вдруг Матиуш увидел это шествие. Рабочие шли с красными знаменами и пели.
— Почему у них красные знамена? Ведь национальные знамена не красные.
— У рабочих во всех государствах одинаковые красные знамена. Они говорят, что красное знамя — это знамя рабочих всего мира.
Матиуш задумался.
«А может быть, сделать так, чтобы у детей всего мира — у белых, черных и желтых — тоже было знамя одного цвета? Какой бы выбрать цвет?»
Машина как раз проезжала через печальную серую узкую улицу. Матиуш вспомнил зеленый лес, зеленую лужайку в деревне — и сказал вслух:
— Нельзя ли сделать так, чтобы дети во всем мире имели свое зеленое знамя?
— Можно, — сказал старший министр и как-то неприятно скривился.
Грустный ходил Матиуш по своему дворцу, и грустная ходила Клю-Клю.
— Нужно приняться за работу, нужно приняться за работу, — повторял Матиуш, но ему ужасно не хотелось.
— Барон фон Раух, — доложил лакей. Вошел Фелек.
— Завтра первое после каникул заседание Пропара, — сказал Фелек, — наверно, ваше королевское величество захочет что-нибудь им сказать.
— А что же я им скажу?
— Обычно короли говорят, что их радует, что народ выскажет свою волю, и желают парламенту успеха в работе.
— Хорошо, я приеду, — согласился Матиуш. Поехал он неохотно. Уж наверно, там будет крик, масса детей, и все будут на него смотреть…
Но когда Матиуш увидел приехавших со всех концов страны детей советоваться, как управлять, чтобы всем было хорошо и весело, когда он узнал, по одежде, деревенских детей, с которыми недавно так весело и дружно играл, — он почувствовал прилив новой энергии и сказал, очень хорошую речь.
— Вы являетесь депутатами, — сказал Матиуш. — До этого я был один. Я хотел так управлять, чтобы вам было хорошо. Но очень трудно угадать одному, что нужно каждому. Вам легче. Одни знают, что нужно малышам, другие — что нужно старшим детям. Думаю, что когда-нибудь дети всего мира съедутся так же, как недавно съехались короли, и тогда все дети — белые, черные и желтые — скажут, что им нужно. Например, черным детям не нужны коньки, потому что у них нет льда. У рабочих, — продолжал Матиуш, — уже есть свое красное знамя. Может быть, дети выберут себе зеленое знамя, потому что дети любят лес, а лес зеленый…
И так Матиуш говорил долго, долго, а депутаты слушали. И ему было приятно.
Потом встал журналист и сказал, что выходит ежедневная газета для детей, чтобы они могли читать интересные новости, а кто хочет, может в нее написать. И спросил, хорошо ли им было в деревне.
И тут начался такой шум, что невозможно было разобрать, кто что говорит. В зал вошла полиция, вызванная Фелеком. Стало немного тише.
Фелек сказал, что тех, кто будет шуметь, выставят за дверь. Он предложил, чтобы говорили по очереди.
Первым начал говорить один мальчик, босой, в потертой курточке.
— Я депутат и хочу сказать, что нам совсем не было хорошо. Не было никаких игр, еда была плохая, а когда шел дождь, то с потолков лилась вода, так как крыши были дырявые.
— И белье не меняли! — крикнул кто-то.
— Нам помои давали на обед!
— Как свиньям.
— Не было никакого порядка.
— И запирали за любой пустяк в чулане. Снова начался такой крик, что пришлось прервать заседание на десять минут.
Из зала выставили четырех депутатов, которые шумели больше всех. И журналист в нескольких словах объяснил, что сразу трудно все хорошо устроить, что на будущий год будет лучше. И просил, чтобы депутаты сказали, чего они хотят.
Снова шум.
— Я хочу держать голубей, — кричит один.
— А я собаку!
— Чтобы у каждого ребенка были часы!
— И чтобы детям разрешали говорить по телефону.
— И чтобы нас не целовали.
— И чтобы нам сказки рассказывали.
— Колбасу!
— Орехи!
— Чтобы нам разрешали поздно ложиться спать.
— Чтобы у каждого ребенка был собственный велосипед.
— Чтобы у каждого был свой шкафчик.
— И больше карманов. У моего отца тринадцать карманов, а у меня только два. У меня ничего не помещается, а если потеряю носовой платок, так они кричат.
— Чтобы у каждого была труба.
— И револьвер.
— Чтобы ездить в школу на машинах.
— Чтобы совсем не было девчонок и маленьких детей.
— Хочу быть волшебником.
— Чтобы у каждого была своя лодка.
— Чтобы каждый день ходить в цирк.
— Чтобы каждый день была елка.
— И первое апреля. И новый год.
— Чтобы у каждого ребенка была своя комната.
— Чтобы давали душистое мыло.
— И духи.
— Чтобы каждому ребенку разрешалось раз в месяц разбить стекло.
— И курить!
— Чтобы не было контурных карт.
— И диктовок!
— Чтобы один раз в году взрослым целый день не разрешалось никуда ходить, только детям.
— Чтобы везде королями были дети.
— Чтобы взрослые ходили в школу.
— Чтобы вместо шоколада давали апельсины.
— И ботинки.
— Чтобы люди были ангелами.
— Чтобы у каждого ребенка была своя машина.
— Корабль.
— И дом.
— И поезд.
— Чтобы у детей были деньги, чтобы они могли все покупать.
— Чтобы там, где есть маленький ребенок, была обязательно корова.
— И лошадь.
— Чтобы у каждого было десять акров земли.
Так продолжалось целый час, а журналист только улыбался и все записывал. Деревенские дети сначала стеснялись, но потом тоже начали говорить.
Матиуша утомило это заседание.
— Ну, хорошо, все записано, но что делать дальше?
— Нужно их воспитать, — сказал журналист. — Завтра я напишу в газету отчет и объясню, что можно и чего нельзя сделать.
В это время по коридору проходил тот самый мальчик, который хотел, чтобы совсем не было девочек.
— Господин депутат, — спросил его журналист, — почему вам мешают девочки?
— Потому что на нашем дворе есть одна девочка, так с ней невозможно справиться. Сама задирает, а если ее тронешь, сразу начинает реветь и бежит жаловаться. И так она со всеми. Так что мы решили с ней покончить.
Журналист остановил другого депутата.
— Почему вы, господин депутат, не хотите, чтобы вас целовали?
— Если бы у вас было столько теток, сколько у меня, вы бы не спрашивали. Вчера были мои именины, так они меня так обслюнявили, что меня стошнило пирожным с кремом. Если взрослые так любят лизаться, пускай сами целуются, а нас оставят в покое, потому что мы это ненавидим.
Журналист записал.
— А вы, господин депутат. Действительно у вашего отца столько карманов?
— Ну, посчитайте. В брюках два кармана сбоку и один сзади. В жилетке четыре маленьких карманчика и один внутренний. В пиджаке два внутренних, два по бокам и один на груди. Для зубочистки у отца отдельный карман, а у меня для «чижика» и то нет кармана. А еще у них ящики, письменные столы, шкафы, полки. И потом еще хвалятся, что они ничего не теряют и что у них порядок.
Журналист записал.
В это время мимо проходили два депутата, которым, видимо, очень надоедали маленькие дети. Почему?
— А кто должен их нянчить и качать?
— И во всем ему уступать, потому что он маленький.
— И велят подавать пример. Если малыш что-нибудь сделает, не на него кричат, а на меня. «От тебя научился!» А разве я велел ему обезьянничать?
Журналист записал и это.
41
Журналист написал в газете, что ни один парламент в мире не может сделать, чтобы люди были ангелами и волшебниками, что каждый день не может быть новый год и нельзя ежедневно ходить в цирк. Должны быть и мальчики, и девочки, и маленькие дети, и взрослые.
Написано было осторожно, чтобы не обидеть депутатов, не было таких выражений, как «плели глупости», «бессмыслица» или «нужно надрать уши». Газета писала только, что можно сделать, а чего нельзя.
Итак, карманы? Это можно. Портным будет дано распоряжение, чтобы шили на несколько карманов больше.
Ну, и так далее.
Клю-Клю прочитала газету и возмутилась.
— Мой дорогой Матиуш, разреши мне пойти на заседание. Уж я им скажу. Почему в вашем парламенте нет девочек?
— Есть, но они ничего не говорят.
— Так я скажу за всех. Тоже выдумали: на каком-то одном дворе есть несносная девчонка, так уж совсем не должно быть девочек! А мало ли несносных мальчишек? Так и мальчиков не должно быть? Не понимаю, как белые люди, которые придумали столько умных вещей, могут быть такими глупыми и дикими.
Едет Клю-Клю с Матиушем, а сердце у нее бьется, и не потому, что она боится, а просто обдумывает про себя все, о чем должна там сказать. Все смотрят на Клю-Клю, а она сидит в королевской ложе, возле Матиуша, как ни в чем не бывало.
