Любовь Воронкова - Личное счастье
– Ребята, идите-ка сюда, – сказал он. – Давайте советоваться.
Антон тотчас взобрался на диван и притулился к отцу. Зина села рядом, пытливо поглядывая на отца, – что это такое он задумал?
– Вот какое дело, – начал он, смущенно поглаживая Антона по голове, – советуют мне тебя, Антон, отдать в школу-интернат.
Оба – и Антон и Зина – встрепенулись. У Антона забегали глаза – на отца, на Зину. Опять на отца, опять на Зину. Неужели отец отдаст его в интернат? Неужели Зина на это согласится?
Зина тоже расстроилась:
– Папа, а зачем же?
– А я думал, вы обрадуетесь, – удивился отец. – Ведь уж очень там хорошо, в интернатах-то…
– Конечно, там хорошо, – согласилась Зина. – И одевают хорошо, и учат. Но, папа, ты же знаешь, туда берут из бедных семей или где дети без присмотра. А что же ты считаешь, наш Антон такой уж заброшенный?..
– Да ведь тяжело тебе, дочка, – начал было отец.
Но Зина прервала его:
– Ничего мне не тяжело. Когда маленькая была, то конечно… А сейчас – да что ты, папка, выдумал!
– А мне уже на заводе обещали. Значит, отказаться?
– Откажись! – в один голос закричали Антон и Зина.
– Ну, тогда слушайте, что я придумал, – сказал отец и поерошил Антонов чубик. – Отдадим-ка мы это место в интернате Яшке Клеткину. А?
– Правильно, правильно! – живо подхватила Зина. – И почему это мы раньше не догадались, а, папка?
– Да ведь ты сама говоришь, что в интернат берут кто победнее, да за кем присмотра нет, да сирот… А он разве сирота? И отец есть и мать есть…
– Он сирота, папа, он сирота! – горячо сказала Зина. – Отец всегда пьяный, а мать совсем не смотрит за Яшкой.
Отец махнул рукой:
– С ними что говори, что не говори. А ведь какая хорошая работница была Ксения-то Клетки на. На Доске почета каждый раз. А вот из-за пьяницы этого будто и не человек стала, не то живет на свете, не то нет. Ну так решили – отдаем интернат Яшке?
– Отдаем! – крикнули Зина и Антон.
На этом совет закончился. Стрешнев решил хлопотать, чтобы вместо его Антона в интернат приняли Яшку Клетки на, у которого хотя и есть родители, но который живет как самый настоящий сирота.
ЖИЗНЬ ПОВОРАЧИВАЕТСЯ НЕОЖИДАННО
Светло-желтые занавески, огромные окна с цветами на подоконниках, натертый до блеска паркет в широком солнечном коридоре. Стройный ряд высоких белых дверей.
Завуч, высокая полная женщина с темно-карими веселыми глазами, с мягким румянцем на белом лице, подвела Яшку к одной из дверей, открыла ее.
– Здесь ты будешь спать.
Голос у нее был негромкий, спокойный. Имя тоже хорошее, спокойное – Марья Васильевна. Казалось, ничто не может ее рассердить или расстроить – так безмятежно она улыбалась, так мягко разговаривала.
Яшка вошел вслед за Марьей Васильевной в большую светлую комнату с белым тюлем на окнах, полную белых, аккуратно застланных кроватей. Порядок в спальне просто резал глаза: кровати стояли по линейке, ни одной брошенной вещи – забытой рубашки на спинке или книги на столике. Одеяла одинаково подвернуты, подушки одинаково поставлены на уголки, полотенца одинаково сложены в изголовье кроватей. На полу ни соринки, желтый паркет блестит так, что на него страшно ступить – поскользнешься.
Навстречу Марье Васильевне поднялся дежурный – он протирал тряпкой батареи под окнами. Это был коренастый, серьезный парнишка с выпуклым лбом и внимательными, немного грустными глазами. Он подтянулся и вежливо поздоровался с Марьей Васильевной.
– Витя, где постель Яши Клетки на?
Витя дотронулся рукой до изголовья кровати, третьей от двери.
– Вот эта.
– Это была Костина кровать?
– Да.
– Вот здесь ты будешь спать, – обратилась Марья Васильевна к Яшке. – Тут спал очень хороший мальчик – Костя Чубуков. У него мама долго лежала в больнице, а потом выздоровела и взяла его домой. Надеюсь, Яша, ты тоже будешь хорошим мальчиком и поладишь с нашими ребятами. Витя, расскажи Яше, какие у нас порядки в спальнях. И вообще помоги ему на первых порах.
Марья Васильевна улыбнулась, кивнула им головой и вышла.
– Постели надо так застилать, чтобы ни одной морщинки, видишь? – сказал Витя. – Чтобы все как одна. Варишь головой?
Яшка, оставшись наедине с таким же парнишкой, как он сам, сразу осмелел.
– Подумаешь, без морщинки! – перебил он Витю. – А если морщинка, то что? Помрет кто от этого, что ли?
– Никто не помрет. А придет комиссия проверять, так сразу нам штраф, несколько очков долой.
– Какие там еще очки?
– Ну мы же соревнуемся с другими классами – у кого чище. Варишь? – Витя объяснял, стараясь не терять терпения и не замечать вызывающего вида Яшки. – И вот набираем очки. У кого больше – тот выходит на первое место. Варишь? А если комиссия заметит морщинку на кровати, или какую вещь бросишь, или пыль найдут – ну, сейчас несколько очков долой. Варишь?
– Ну варю. Чего тут варить-то! Не такие штуки варил.
– А рубашки и брюки – в шкаф, – продолжал Витя. Яшкина грубость раздражала его, но он терпел. Не так давно, всего год назад, здесь так же терпели его, Витину грубость, когда его приняли сюда, уличного, разболтанного сироту, жившего у бабушки. Нелегко ему было привыкать к такому строгому порядку, но он скоро понял, что и с ним самим людям нелегко. Но Витя-то понял, а поймет ли этот рыжий, грубый, с дерзкими глазами и с широким носом, похожим на шалаш?
– И чтобы воротничками все в одну сторону, – продолжал Витя. – Видишь, как висят наши куртки?
Куртки Яшке понравились – шерстяные, с хлястиками.
– А мне тоже такую дадут?
– Конечно, дадут.
Яшка вдруг завалился на свою кровать:
– Ясно. Сеанс окончен.
Витя пришел в отчаяние:
– Да разве можно днем на постели лежать? Днем вообще сюда нельзя приходить, спальня для спанья только! Вставай, поправь живо одеяло, а то еще нагрянет комиссия, а тут…
– Подумаешь, комиссия! – небрежно отозвался Яшка продолжая лежать. – Моя кровать – когда хочу, тогда и лежу!
Витя, услышав шаги в коридоре, принялся стаскивать Яшку с постели. Тот упирался, со смехом подзадоривая Витю.
– А ну тяни, тяни! Может, осилишь? Тяни!
Витя наконец сдернул Яшку, и тот упал, с хохотом стаскивая за собой одеяло и простыни. В это время открылась дверь и в спальню вошла комиссия. Витя со слезами на глазах бросил Яшку и вышел на середину спальни.
В комиссии не было ни учителей, ни воспитателей, туч были только ученики, воспитанники интерната. Яшка слегка испугался, но, увидев, что вошли одни ребята, без взрослых, успокоился. Он, весело улыбаясь, поднялся с пола и сел на свою разворошенную постель.
Но Яшка напрасно успокоился. Он не знал, что эти комиссии из одних учеников гораздо более суровы и непримиримы. Они взыскательно и придирчиво следят за порядком в спальнях и классах товарищей, зная, что и товарищи будут так же взыскательны и придирчивы в их собственных спальнях и классах.
А Витя знал это, он стоял злой, со злыми искрами в глазах и не пытался оправдаться. Комиссия застала такое безобразие в спальне, что и говорить было нечего.
– Здорово! – сказала рослая девочка, шестиклассница, как видно, председатель комиссии. – Ребята, сколько очков им долой?
Витя покраснел и опустил глаза. Им ничего не стоит загнать пятый класс почти на последнее место. Они имеют право. Но каково будет Вите отвечать перед своим классом?
– Откуда такой взялся? – спросил вихрастый парнишка в очках и тут же закричал на Яшку: – Ну чего там уселся? Вставай!
– Эх, Витя! – со вздохом сказала другая девочка с белокурой челкой. – Так ты хорошо выправился. И вот – опять! Дерешься!
– Таня, честное слово! – жалобно сказал Витя. – Я и не думал драться!..
– А почему же этот на полу валялся? Значит, ты его сбил с ног? – строго сказала старшая.
Пока они разговаривали, другие мальчики и девочки, члены комиссии, проверяли, нет ли где пыли, все ли в порядке в шкафу, нет ли сора под кроватями.
Наконец один худенький, с широкими черными бровями, доложил:
– Все в порядке.
Но старшая иронически улыбнулась:
– Все, кроме драки в спальне и разбросанной постели. Я предлагаю сто очков долой!
– Ну, Клаша… – запротестовала Таня.
– Может, все-таки разобраться, кто тут виноват? – поддержал парнишка в очках.
Однако старшая – председатель комиссии Клаша Бочарова – грубовато оборвала их:
– Никаких поблажек. Порядок надо соблюдать. Мы не где-нибудь. Мы в школе-интернате.
– А чего случилось-то? – подал голос Яшка. – Подумаешь, простынку своротили. Поправить, что ли, нельзя!
Но комиссия ушла, не ответив ему ни слова. Клаша записала в журнал о том, что обнаружено в спальне пятого класса. Сколько очков пропадет теперь! Очков, заработанных такими стараниями.
Витя с презрением посмотрел на Яшку и прошипел сквозь зубы:
– Червоточина, вот ты кто. Стели постель, чтобы как у всех была!
