Иван Соколов-Микитов - На теплой земле (сборник)
Самое замечательное, что сильный и грозный орел покорно подчиняется своему хозяину-человеку. Взвившись высоко в воздух, паря в поднебесье, он покорно спускается на руку человека, когда хозяин, вынув из голенища сапога ва́било – заячью кость с остатком присохшего мяса, помахает этой костью над своей головой. Орел кругами спускается все ниже и ниже, покорно садится на свое место, а хозяин надевает ему на голову кожаный колпачок.
Судя по количеству кож, которые были сложены в доме приютившего меня охотника-беркутчи, можно было понять, как обильна была его охота с беркутом. Любуясь беркутом, восседавшим посреди хижины своего хозяина на деревянном пеньке, я обратил внимание, что вокруг деревянного столбика был обтоптан правильный круг. Круг этот равнялся длине цепи, за которую был привязан беркут. Домашние кошки никогда не вступали в этот смертный круг, хорошо зная, чем кончится для них такая неосторожность.
Глухари
Только немногим охотникам доводилось охотиться весною на глухариных токах. Помню, Михаил Михайлович Пришвин рассказывал мне, что ему так и не удалось никогда побывать на глухарином току. Мне в этом отношении повезло. Я много охотился на глухарей, знал обильные тока. Такие тока видел я под Ленинградом, в Кингисеппском районе. Видел и слушал их в Приуралье и на Кольском полуострове. Я начал охотиться на глухарей еще в юношеском возрасте. В давнем рассказе моем «Глушаки» описана первая моя охота. Учителем и проводником моим был деревенский охотник Тит. Утром, после ночлега в лесу, он подвел меня к певшему глухарю. Первый раз я выстрелил по колебавшейся под тяжестью глухаря еловой ветке. Тит погрозил мне пальцем и из своего ружьишка подстрелил певшего в темноте глухаря. С тех пор я много охотился на глухариных токах и с радостью встречал каждую весну, готовясь к интересной охоте, заранее набивал патроны. Жадным охотником я никогда не бывал и даже на самых обильных токах не убивал больше двух птиц. Когда я переставал стрелять, лесная природа приближалась ко мне. Я любил бывать на глухариных токах в полном одиночестве. Лишний охотник здесь только мешает. Я один ночевал у костра в лесу, слушал ночные тихие звуки. Эти лесные ночлеги были для меня самой высокой моей радостью.
Хорошо запомнилась мне одна такая охота. Кто-то рассказал мне, что у дальней деревни, в которой я еще никогда не бывал, есть хорошие глухариные места. Весною, когда лежал снег, я отправился в эту деревню. Было нужно пройти много верст. Я остановился и отдохнул в деревне, стал расспрашивать мужиков о глухариных местах. Охотников в той деревне тогда не было. Мне рассказали, что видели глухарей в большом лесу, и показали дорогу. Помню, как под вечер я пошел в лес. На краю деревни плотники-мужики заканчивали какую-то постройку. С топорами в руках они сидели верхом на бревнах, с удивлением смотрели на незнакомого человека. Скоро я вошел в лес. Помню высокую, стоявшую на краю леса елку, похожую на зеленую колокольню. Я шел по зимней, проложенной дровосеками дороге. Дошел до широкой просеки. Никаких признаков глухариного тока не обнаружил. На широкой просеке я остановился ночевать. Срубив топором два сухих дерева, я сделал из них нодью[1]. Не торопясь устроил из еловых веток на снегу постель. Всю ночь я слышал знакомый вой волков, раздававшийся за просекой на болоте. Утром я перешел большое выгоревшее болото. Нужно было не раз перелезать через стволы деревьев, поваленных пожаром. Перейдя болото, в сосновом лесу я обнаружил признаки глухариного тока. Под некоторыми соснами лежал на снегу глухариный мелкий «игровой» помет. Ознакомившись с местом, я остался до вечера на подслух ожидать глухарей. Сидя под сосною, в вечерних сумерках я слышал, как слетаются на ток глухари. Недалеко от меня на сосну сел глухарь. Под его тяжестью закачался зеленый сук. Дождавшись ночи, я тихо отошел в сторону и, переночевав у костра, перед рассветом вернулся на ток, застрелил одного певшего глухаря. Под вечер на следующий день пошел мелкий весенний дождь, и мне пришлось уходить с тока. Я пошел через широкое поле, надеясь найти дорогу в деревню. Помню, в темноте я заблудился, набрел на густой можжевеловый куст. Не снимая ружья и охотничьей сумки, повалился на него, как на мягкую пружинную кровать. Боже мой, какие блаженные снились мне сны! Я видел мой письменный стол, керосиновую лампу под зеленым абажуром, мою деревенскую уютную комнату с бревенчатыми стенами и натопленной печкой. Я что-то читал и писал, и на душе у меня было спокойно.
Впоследствии я знал много глухариных токов. Случалось, я близко подходил к токующим глухарям. С друзьями, деревенскими охотниками, не раз ночевал в лесу и наслышался много рассказов. Глухари пели на соснах и на высоких голых осинах. Нужно умение слушать и подходить к поющему глухарю. Его песня не похожа ни на один звук в природе. Она начинается тихим и редким щелканьем, переходит в мелкую дробь и кончается странным, таинственным скрежетанием. Кто знает, может быть, такие таинственные звуки раздавались в те времена, когда не было на земле человека. Несомненно, глухарь – одна из древнейших птиц на земле. Об этом свидетельствует образ его жизни и внешний его вид. Живут глухари обычно в глухих сосновых лесах и болотах. Зимой они кормятся жесткой сосновой хвоей. По-видимому, они жили в те далекие времена, когда не было на земле лиственных лесов.
Готовясь к зиме, глухари вылетают на берега рек и озер, набивают зобы небольшими круглыми камешками. Эти камешки помогают глухарям перемалывать в зобах жесткую сосновую хвою. Я заметил, что не со всякой сосны склевывают глухари хвою. Они выбирают отдельные почему-то понравившиеся им сосны. Сосна, на которую вылетают кормиться зимой глухари, кажется совсем голой. Насколько известно мне, сосновая хвоя является единственной пищей глухарей в зимнее время. Ток глухарей начинается самой ранней весною. Еще лежат в лесу глубокие сугробы, на которых начинающие токовать глухари распущенными крыльями чертят затейливые узоры. Услышав весною песню глухаря, никогда ее не забудешь. Впрочем, не всякий охотник умеет слышать глухариную песню. Я знал городских охотников, которые не умели охотиться на глухариных токах. Один из таких охотников, помню, соорудил себе из картона широкие «уши». Но и эти «уши» не помогли ему услышать песню глухаря. Помню, мы попросили его нацепить картонные «уши» и долго смеялись над ним.
Глухари необыкновенно чутки к перемене погоды. Они предчувствуют туман и дождь. Слетевшись вечером на токовище, в дурную погоду утром они совсем не поют. Не раз мне приходилось наблюдать поединки самцов-глухарей. Они дерутся на земле под деревьями, хлопая крыльями и грозно наскакивая друг на дружку. Далеко слышится хлопанье их могучих крыльев, их хриплые голоса. Наблюдая драку глухарей, я никогда не мог понять, почему один глухарь пускался наутек, а другой, преследуя его, продолжал щелкать и скрежетать. Случалось, токующий глухарь пробегал у самых моих ног. Для этого нужно было стоять совсем неподвижно, прижавшись к стволу дерева.
На глухариных токах мне случалось подходить совсем близко к токующим птицам. Иногда они сидели на нижних сучьях деревьев, и мне приходило в голову поймать живого токующего глухаря, привязав к палке волосяную или проволочную петлю, которую можно надеть ему на вытянутую шею. Такой охотой я не удосужился заняться, но каждая охота на глухарином току доставляла мне большое и радостное удовольствие. Я близко наблюдал редкостных птиц, слушал их пение и как бы сам сливался с окружавшей меня лесной природой.
Под Ленинградом, в Кингисеппском районе, я некогда знал богатые глухариные тока и каждую весну на много дней выезжал туда на охоту. Там я много ходил, наблюдал и слушал. Хорошо проводить ночи в весеннем пробуждавшемся лесу. Таинственные слышатся звуки. На одном из глухариных токов стоял маленький домик. Домик этот некогда поставил богатый помещик, любитель глухариной охоты. Мне рассказывали, что он иногда приезжал на ток, выходил на крылечко, пил кофе и слушал пение глухарей. Старый разваливавшийся домик этот поправил мой большой приятель Сергей Николаевич, заведовавший охотничьим хозяйством. На дальний глухариный ток городские охотники, кроме меня, не приезжали. В лесном домике я был полным и всевластным хозяином. Днем я спал на нарах, а ночи проводил у стола, вынесенного из домика под деревья. Здесь я пил вскипяченный на костре чай, слушал лесные таинственные голоса. Иногда весенние ночи были так тихи, что пламя свечи, стоявшей на столике, почти не колебалось. Напившись чаю, перед рассветом я выходил на охоту. Однажды со мною произошло загадочное приключение. Выходя на ток, я оставил на столе пустую кружку. Я долго ходил по токовищу, слушал пение глухарей и вернулся вдоль наполненной бегучей водой канавы в избушку, когда над лесом поднималось солнце. К величайшему удивлению моему, я увидел, что кружка, из которой я ночью пил чай, стояла наполненная водой. Я долго не мог разрешить загадку.
