Владимир Добряков - Новая жизнь Димки Шустрова
Но воображение у мамы оказалось богатым — и лодку представила, и как скользят они по голубой воде. Димкино горячее желание — завтра же, в воскресенье, опробовать лодку — она поддержала с радостью.
Лучший день
Димка поднялся раньше всех. Сначала пялил глаза на ярко светившуюся в лучах солнца листву яблони, на розовые бока налитых пепинок. Потом испугался, решив, что уже поздно, все проспали. Соскочил с раскладушки, прошел в комнату. Часы показывали начало седьмого. Хотел тихонько вернуться на веранду, но вдруг заметил: с дивана на него смотрит Алена. Поманила пальцем.
— Не спишь? — спросила шепотом.
— А ты?
— Тоже не сплю.
— Будем вставать?
— Рано еще, — сказала Алена.
— Ничего не рано. Удочки пока проверю. Мы же будем рыбу ловить? Где можно червей набрать?
— В любом месте. Копни у бочки и увидишь.
Какой уж тут сон! Одной дверью хлопнул, другой, лопата звякнула, в бочке забулькало умывается, что ли?..
Вышли без десяти восемь. Погода, часто совсем не бравшая в расчет интересы великого множества людей, строивших на воскресный день всяческие хорошие планы, на этот раз не поскупилась. Небо выстлала голубым шелком, солнцем золотила травы, деревья, цветы, ласкала негорячим теплом лица, плечи. Шагали легко, хотя поклажи хватило на всех. Сомов нес большой мешок, еще и Димкин прихватил. А Димка держал удочки на плече, в левой руке — сетку с надувным матрасом. Алена перекинула косу на грудь, за спиной — рюкзак с провизией и котелком: Димка обещал обязательно наловить рыбы на уху. Надежда Сергеевна в сиреневом сарафане с узкими лямочками несла в сумке «культурный» груз: фотоаппарат с тремя объективами, шахматную доску, волейбольный мяч и книги.
Миновали школу, родной Аленин детский сад, наконец за широким лугом показалась и река. Надежда Сергеевна переложила сумку в другую руку и сказала Сомову:
— Тебе не кажется, что книги можно было и не брать?
— Наденька, Чехова почитать вслух — это же удовольствие.
— А Толстой зачем? Целый килограмм томище.
— Зимой отрывок по радио слушал. Как Анна с Вронским на балу танцевали. До того хорошо — слезы на глаза просились.
— И я слушала, — подтвердила Алена. — Тоже плакать хотелось.
— Боже, в какую компанию я попала! — засмеялась Надежда Сергеевна. — Все. Возражения снимаю. На классиков больше не ропщу.
Когда пришли на берег реки и вытащили из мешков несметное количество трубок, ребер, шплинтов, то Димка перепугался: смогут ли из всего этого собрать байдарку? А дядя Володя не испугался — не напрасно штудировал инструкцию. Да и опыт был у него. Хоть его прежняя, старая лодка и отличалась от этой, но принцип тот же: наращивай трубки, натягивай брезент. Только все надо делать в строгой последовательности.
Закипела работа! Димка только успевал подавать трубки. В больших и сильных руках Сомова трубки будто сами собой входили друг в друга, занимали свое место, намертво сращивались, шплинты беспрекословно слушались, от одного нажатия пальцем утопали в тесных сквозных отверстиях. Последние усилия — и края туго натянутого брезента аккуратно подвернуты.
Готово! Стоит на берегу красавица лодка. А рядом — мастер Сомов, могучий, будто литой, в голубых плавках с золотым якорьком на кармашке. Улыбается, своей работой доволен.
Подошла Надежда Сергеевна.
— Сорок минут, — сказала она. — Рекордное время.
— В следующий раз быстрее соберем, — пообещал Сомов. — Трубки новые, еще не притерлись. А Дима хорошо помогал.
— Теперь я тоже знаю, как собирать. — Димка постучал по туго натянутому борту. — Еще лучше, чем в магазине.
Мужчины расстелили между сидениями чуть надутый матрас, рассовали по углам рюкзак, сумку. Потом снесли лодку на воду. Впереди посадили Надежду Сергеевну, за ней — Алену. Димка сел третьим, а позади, чтобы всех видеть и предостеречь от любой опасности, с веслом в руках устроился и сам капитан. Тесновато, но влезли, хватило места.
— Теперь слушайте мои распоряжения! — внимательно оглядев, насколько осела в воде лодка, сказал Сомов. — Обязательно соблюдать дисциплину: не вертеться, не размахивать руками. Восторги выражать голосом и улыбками. Все понятно?
— Понятно, товарищ капитан! — бодро заверил Димка. — А рыбу ловить можно?
— Ловлю пока отставить!
Не прошло и трех минут, а берега по обеим сторонам реки — с песчаными, разноцветными от купальников и матрасов пляжами, с транзисторной, шумной сутолокой отдыхающих, — постепенно отдалились. Потянулись зеленые косогоры, кусты ивняка. Справа паслось десяток коров. Одна из них, белогрудая, с отбитым рогом, стояла у самой воды и провожала лодку долгим, печальным взглядом. Димке хотелось промычать ей что-нибудь на ее родном коровьем языке, но так и не сообразил что, лишь с уважением сказал:
— Что-то думает про нас. Может, это такая философская корова?
Под сильными гребками Сомова вода пенно вспучивалась, с концов весла срывались крупные, светлые капли. Надежда Сергеевна опустила в бегущую воду ладонь. Упругие струи скользили меж пальцев, мысли текли неторопливые, спокойные.
— Дядя Володя, — показал рукой Димка, — вон белая лилия в листьях. Сорвем?
— Не надо, — сказала Алена. — Водяные цветы быстро вянут. Пусть живет. Она красивей там.
Часа через полтора они пристали к берегу. Выбрали поляну с редкими березами, с россыпью цветов в траве.
Димка тотчас размотал удочки, принялся ловить рыбу. Алена с книжкой устроилась рядом.
Раза три купались, плавали наперегонки, ныряли, загорали на песке, играли в мяч. Сомов, меняя объективы, отснял целую пленку цветных диапозитивов.
— На экране потом посмотрим себя. Будет что вспомнить.
На уху Димка все-таки наловил — шесть окуней, с десяток мелких плотвичек. Усердное солнце наработалось за день, уже стало клониться к западу, когда в котелке, под рыжими язычками огня, забулькало, зашипело, и далеко вокруг разнесся ароматный запах ухи. Еще какой ароматный!
Нагуляли аппетит. И как было не нагулять! Не могли дождаться, когда сварится уха в котелке. Даже на Алену стали сердиться: она все уверяла, что уха «еще чуть-чуть не дошла».
А насытившись, подобрели и наперебой хвалили Алену: мол, если бы не она, то вкуса настоящей, наваристой, с дымком, ухи так бы и не узнали.
Пожалуй, пора было отправляться в обратный путь, но Сомов вспомнил о книге. Попросил Алену почитать вслух.
— У нее хорошо получается, — похвалил он дочку. — В школе на вечерах первые места занимает.
Димка сначала поморщился — хотел мяч напоследок погонять, а потом и про мяч забыл. Алена прочитала два чеховских рассказа. Один смешной — как у музыканта воры украли одежду, и он остался голый, а второй грустный — про Каштанку.
Вернулись домой поздно. Пока доплыли, да сушили лодку, потом разбирали, в мешки укладывали, несли к дому — малая стрелка на часах уже к девяти подбиралась. Солнце за горизонт завалилось — отдыхать. От сада повеяло прохладой.
Устали. Присели к столу. Глаза сами собой закрываются. А Надежда Сергеевна вдруг улыбнулась и спрашивает:
— А ну, вспоминайте, у кого был в жизни лучший день, чем этот?
Думали, вспоминали. Потом разом согласились, что другого такого хорошего дня в жизни ни у кого из них не было. И Димка согласился с этим. Только в последнюю секунду кольнула мысль: «День-то замечательный, да вот если бы еще письмо от Марины получить…»
«Я сам заработаю»
Димка пришел на старую квартиру, чтобы самому перетряхнуть все газеты. Но не успел он открыть дверь, как бабушка сообщила:
— Любчик целый день названивает. Приехал вчера.
Димка и на газеты махнул рукой — помчался на второй этаж. Может, и без всяких газет узнает, в чем дело.
Димка считал, что сам он прилично загорел. Даже кожа на носу облупилась, новая наросла. И вообще, одна воскресная прогулка в лодке чего стоит. Но посмотрел на Любчика и понял: далеко ему до приятеля. Совсем шоколадным стал Любчик.
Усевшись на диван, они наперебой начали выкладывать друг дружке всякие чудеса. Хоть и много удивительного повидал Любчик на море, но Димкины новости были куда интересней, а главное, значительней. Любчик даже пощупал с уважением твердоватые мозоли на руке друга.
— Значит, слесарем решил стать?
— Что, разве плохая работа?
— Может, и неплохая, — сказал Любчик, — но мы ведь собирались в космонавты. Или учеными.
— Ну… собирались, — смутился Димка.
— А как же теперь?
— Вот сам и становись, — хмуро ответил Димка. — А я…
— Рабочим?
— Рабочим. Да! — решительно сказал он. — Как дядя Володя. Вот у тебя… у тебя даже головы не хватит представить, что он умеет. Любой штамп сделает, самый сложный… Все умеет! Любое приспособление… А думаешь, полетит ракета, полетят космонавты, если такие, как он, не сделают эту ракету? Полетят? Да там всяких деталей, приборов — тысячи… Чего только нет! Кто все это делает? Рабочие. Понял? А ты говоришь!
