Эрвин Штриттматтер - Тинко
— Что, что? С карбидом? Воспитательный дом?
— Да, да, это он мой карбид, дьявол, стащил.
— Какой еще дьявол?
— Фриц, сыночек ваш.
Старый Густав пихнул Роберта в бок.
— А ты видел, как Фриц твой карбид брал? — спросил Роберта Лысый черт.
— Мыши-то его не едят, они от него дохнут.
— А ежели ты видел, как он твой карбид брал, то, стало быть, ты, лентяй, днем дома сидел. А если не видел, то ты нам с сыном оскорбление нанес и, стало быть, ступай сегодня же со двора! Забирай свои документы и вали отсюда!
Дверь с треском захлопнулась за Лысым чертом. Даже крохотная лампочка на потолке в людской закачалась. Батраки стали увещевать Роберта.
А Роберт вынул изо рта картошку, которую он только что взял, положил ее снова на тарелку и сказал:
— Прощения просить? У этого? Да у вас не все дома, что ли? Я ж в Свободной молодежи!
— Когда мне было столько лет, сколько тебе, я тоже раза два схватился с хозяином, — предупредил его Густав, — да ничего из этого хорошего не вышло.
— Из тебя вот тоже ничего хорошего не вышло!
И снова захлопнулась дверь людской…
Я спрашиваю Пуговку:
— А Фрица Кимпеля отдали в воспитательный дом?
— Да что ты! Все совсем по-другому получилось, — отвечает Пуговка и соскакивает с подоконника.
У него, наверно, ноги затекли. Теперь он садится ко мне на краешек кровати.
— Расскажи, как все получилось, Пуговка.
— Хорошо, это я тебе расскажу и побегу домой.
Когда большой Белый Клаушке услыхал, что Фриц Кимпель меня чуть до смерти не убил, он взял да обо всем — и про колесную мазь и про остальное — рассказал на заседании правления. Он потребовал, чтобы эти дела обсудили на общем собрании. Но бургомистр Кальдауне заявил, что такие дела обсуждают на родительском собрании. Белый Клаушке согласился. Для него важно, чтобы собрание состоялось. А раз собрание со скандалом, то на него все придут: общее оно или родительское — это уже все равно. Итак, учитель Керн созвал родительское собрание. Взрослые мужики сидели на наших стульчиках и выбивали трубки о наши столики. Мой дедушка от волнения засунул свой противный табак прямо в чернильницу. Хорошо, что фрау Вурмштапер — она в родительском совете — вытащила табак шпилькой и попросила дедушку вести себя приличней. А дедушка сказал ей: «Тебе-то чего надо, ворона?»
Учитель Керн сообщил, что, к сожалению, он вынужден был оставить меня и Фрица Кимпеля на второй год. Тут-то и началось. Для Лысого черта, дедушки и нашего солдата это было новостью, что и записали учителю Керну как ошибку. Правда, он признал ее. Наш солдат все сидел и молчал. Лысый черт качал головой и делал приличное лицо.
Дедушка, взглянув на Лысого черта, вдруг выпалил:
— Это еще что за новая мода — оставлять на второй год? Раньше такого не водилось.
Учитель Керн не дал себя сбить с толку. Он спокойно доказал дедушке, что я совсем не глупый мальчик.
— Тинко учит стихотворения, что орехи щелкает, — заявил он.
— Плевал я на твои стихотворения! Пусть уму-разуму учится, и чтоб его на второй год не оставляли, квашня ты растрескавшаяся! Зараз две семьи осрамил — Кимпеля и Краске. Выговор тебе от меня!
Наш солдат и Пауле Вунш еле успокоили старика. Только тогда учитель Керн смог продолжать. Он сказал, что родители сами виноваты, когда их дети остаются на второй год. Услыхав это, Лысый черт сморщил нос.
Дедушка подскочил как ужаленный:
— Этого только не хватало! Ты что, хочешь, чтоб я для тебя еще и уроки учил? Мучная ты обезьяна!
Пауле Вунш тоже вскочил.
— Партия не потерпит, — строго сказал он, — чтобы на хорошего учителя, настоящего народного учителя, тут поклепы возводились!
Пауле Вунш тут же спросил дедушку: как же это, мол, он, бывший член партии, и дошел уж до того, что не умеет вести себя на собрании? Дедушка немножко успокоился и откусил кусочек жевательного табака.
Одно за другим выплывали наши дела. И все подробно разбирались. Учитель Керн признался, что он кое-что упустил. Он не объяснил, например, детям, что нас, второгодников, нельзя ругать и дразнить.
И пьяные куры, и колесная мазь, и вымазанные штаны и рубахи — все-все обсуждалось. Даже мои переговоры с Фимпелем-Тилимпелем о покупке велосипеда и те не забыли. Дедушка при всех поклялся, что он очень даже свободно мог бы купить велосипед и всей бы беды с гусеничными деньгами не было.
Говорили и о Шепелявой — что ее все ведьмой дразнят. Лысый черт молчал, только изредка пренебрежительно кривил рот. Когда речь зашла о Фрице и о бутылке с карбидом, он сказал:
— Сами-то вы что, никогда не были детьми, никогда не баловались?
— Дети — они ведь с годами вырастают, — ответил ему бургомистр Кальдауне, — а вот сукины дети — те так сукиными детьми и остаются. А мы не хотим снова воспитывать сукиных детей.
Долго пришлось учителю Керну и Пауле Вуншу убеждать родителей. Пауле Вунш попросил их помогать школе в воспитании детей. Нельзя, например, требовать, чтобы дети все время в поле работали. Главное занятие ребят — это их занятия в школе.
Дедушка снова сорвался. Он стал ругать партию. Партия, мол, должна наказать учителя, который осмеливается позорить уважаемых хозяев-земледельцев. Лысый черт все время одобрительно кивал ему. Дедушка второй раз поклялся, что добьется, чтобы учителя Керна выгнали. При этом дедушка так дико размахивал руками, что куртка на нем затрещала. Все засмеялись. А что ж им еще оставалось делать?
Учитель Грюн — это наш второй учитель — взял слово и сказал о Шепелявой Кимпельше. Грюн тоже в партии, но в другой, не в той, в которой Пауле Вунш, учитель Керн, Белый Клаушке и наш солдат. Учитель Грюн в такой партии, которая все больше насчет веры в бога старается. Он в каком-то там Христовом союзе. Когда хорндорфский органист болен, Грюн играет у нас в церкви на органе.
— Ведьм не существует, — объявил учитель Грюн. — Кто верит в ведьм, тот тем самым доказывает, что он нечестивый человек.
Пауле Вунш провел рукой по своим начинающим седеть волосам. Брови его, похожие на две узкие бархатные полоски, вздрогнули.
— Граждане, — сказал он, — а среди нас есть и такие люди, которые мачеху свою готовы объявить ведьмой, только чтобы лишить ее законной доли. Ведьме ведь ничего не нужно. Она ведь сама себе чего хочешь наколдует, если захочет.
Опять все засмеялись. А Пауле Вунш продолжал:
— Если родственники ведьмы не снабжают ее дровами, то она вынуждена отправляться в общинный лес и колдовать там. Дело нехитрое.
Все еще громче засмеялись, а Лысый черт, весь дрожа от злости, выбежал вон.
Тогда крестьянин Кубашк, почесав в затылке, сказал:
— Да если так на это дело взглянуть, оно, пожалуй, Вунш прав.
— Ясно, что прав! Иначе Лысый черт не убежал бы!
— А вот послушай-ка, Вунш, разве это не колдовство? В самый разгар лета у меня вдруг все свиньи захромали. Ты думаешь, почему? Да потому, что Шепелявая к нам во двор зашла.
— Тут дело не в колдовстве, Кубашк, — ответил ему Вунш. — Ты лучше замешивай своим свиньям в корм побольше извести. Она им кости и укрепит. И не давай им валяться в жидком навозе. Понял?
— А разве не колдовство, — спросил другой крестьянин, — когда у меня ни с того ни с сего колесо разлетается? И почему? Да потому, что я забыл поздороваться с Шепелявой, когда из дому выезжал.
Вот ведь на сколько вопросов Пауле Вуншу пришлось отвечать!
— Это тоже не колдовство, — сказал он. — Не перегружай — и все будет в порядке. К тому же нехорошо, если твоя фура целыми днями стоит на солнцепеке. Иной раз не вредно и в пруд заехать, чтоб ободья разбухли. Понял, хитрюга?
После этого Пауле Вунш стал уговаривать родителей, чтобы все дети вступили в школьный союз. Союз этот вовсе и не союз, а такая дружина, и те, кто в нее запишется, будут называть себя юными пионерами. Там дети отучатся баловаться. И чего только там не будет!
— Мой Тео уже вступил, — сообщил под конец Пауле Вунш.
Белый Клаушке поднял руку и сказал:
— Товарищи, граждане и друзья! Мой сын непременно примет участие в организации юных пионеров. И горе тому, кто попытается вымазать хотя бы одного юного пионера колесной мазью, как это однажды уже имело место! Таких элементов мы не потерпим в нашей среде!
Наш солдат тоже поднял руку. Это он ее за меня поднял. А дедушка как заорет на него:
— Вы бы лучше такой союз придумали, который научил бы детей в поле работать! Тоже мне умники! Ну да, вы ведь в этом ничего не понимаете! В том-то все и дело! Только вырастишь парня, научишь его вилы в руках держать, а вы его в союзик какой-то определяете, где его начнут учить в мячик играть и будут пугать трубочистом. А в балансе оно что получается? Кто пчел зимой сахаром не кормит, тому нечего и на мед зариться. Хлеб и сало вы мне не давали, чтобы парня выкормить? Нет. Ну так и помалкивайте!
