Николай Омельченко - Повести
Но держаться им не пришлось, не успели. Впереди маяком, ярко вспыхнуло окно домика, это Генка уже успел включить свет.
На его фоне все увидели густые, серебрящиеся струи дождя.
Роман пропустил в дверь Наташу, Зойку, Бориса и, приглаживая мокрые волосы, сказал, входя в дом:
— Ну ты и рыцарь, Генка. Бросить девочек и самому убежать первому!
— Генка, ты у меня получишь! — отряхивая мокрые руки, пригрозила Наташа.
Но Генка, ехидно скривившись, невозмутимо ответил:
— Понятия у вас о рыцарстве допотопные. Современный рыцарь прежде всего должен иметь голову на плечах. Подсчитайте, сколько бы вы добирались и мокли под дождем, если бы я не побежал и не включил вам свет!
— А если логически, то он ведь прав, — развел руками Борис.
— Всегда выкрутится, сухим из воды выйдет! — сказала Наташа.
— Умница, — похвалила Генку Зойка.
Они уселись на длинную скамейку у стены, молчали, прислушиваясь к дробному стуку дождя по гулкой деревянной крышке.
Хотелось спать и, может быть, поэтому в домике казалось холодно, гораздо холоднее, чем у костра.
Первым не выдержал молчания и такого никчемного, как ему подумалось, сиденья Генка. Поднялся, прошелся по диагонали крохотной комнатушки, остановился у огромной печки, заглянул в котел, почесал затылок.
— Что ты там еще придумал? — нарушила молчание Наташа. Она сказала это просто так, только бы не молчать, так как чувствовала, что сейчас уснет.
— Да вы, как всегда, меня не поддержите, — вздохнул Генка.
— Ну что, говори! — приказал Роман.
— Не заняться ли нам одним полезным и веселеньким дельцем? — сказал Генка. — Наносить в этот котел воды, затопить печку и по очереди в тепленькой водичке искупаться, короче, баню устроить, парную, вмиг согреемся.
— Глупее ничего не мог придумать? — возмутилась Наташа.
Все рассмеялись, а громче всех Зойка.
— Ну, фантазер, — раскачиваясь на скамейке, заливалась Зойка смехом.
— Да хватит тебе, — укоризненно посмотрела на нее Наташа. Потом вдруг наклонилась к ней, всматриваясь в ее лицо. — Чего это ты такая красная, будто горишь вся?
— Да это я от костра, — быстро и даже несколько пугливо ответила Зойка. — Я всегда от солнца и костра вся горю.
Наташа приложила к ее лбу ладонь, покачала головой:
— Ты же горячая. Заболела?
— С чего ты взяла, отстань. — Она даже отодвинулась от Наташи.
— Ой, смотри, Зойка…
— Да я прекрасно себя чувствую!
— Дай я еще потрогаю!
— Да отстань же ты! — Зойка поднялась со скамейки, отошла к стенке и, отвернув лицо в сторону, сердито и обиженно нахмурилась.
И снова все молчали, но теперь уже как-то напряженно и встревоженно. И все почему-то смотрели на Зойку.
— Ну чего вы так все на меня! — возмутилась Зойка. И вдруг как-то, словно поскользнувшись, села на пол, уронила голову на грудь, как бы мгновенно уснув, завалилась на бок, даже руку положила под голову.
Наташа бросилась к ней, стала на колени.
— Что с тобой, Зойка? Да она вся, как печка, горит, ребята!
Все поднялись, растерянно столпились над Зойкой.
Она открыла глаза, слегка застонала.
— У нее высокая температура. И как мы этого раньше не заметили? — кладя ее голову к себе на колени, говорила Наташа.
— Темно было, — потерянно сказал Генка. — Да и потом… она такая веселая была, я ее такой и не видел никогда.
Наташа хотела было сказать, что у нее в рюкзаке была походная аптечка, а в ней, кроме бинтов и йода, хранились и разные таблетки, но что толку было говорить об этом, если аптечка, как и все остальное, с чем ребята отправились в поход, покоилась теперь на дне реки.
И все же вслух она сказала:
— Ей бы аспирин или что-нибудь такое.
Борис вскинул на Наташу свои большие печальные глаза, потом быстро перевел взгляд на дверь, ведущую в соседнюю комнату.
— А может, там есть что-нибудь?
— Может, и есть, — с надеждой оживилась Наташа. — Попробуй, Роман. Думаю, нам не влетит, когда речь идет о человеческой жизни.
Роман подошел к двери, как и в прошлый раз, подергал ее за ручку, заглянул в узкую щель в том месте, где был замок.
— Если бы что-нибудь просунуть туда потоньше и пожестче, ножик или… — он вопросительно посмотрел на Бориса. Тот опустил глаза, поняв, что Роман подумал о его ложке, хотя и не решился сказать об этом, ведь ложка могла легко сломаться.
Борис смотрел в пол и не видел теперь лиц ребят, но чувствовал, что все они, кроме Зойки, которой, казалось, все безразлично, смотрели на него. Смотрели молча, напряженно и выжидающе.
И тогда Борис, все так же не глядя на ребят, хмурясь, вынул ложку и сдавленно произнес, протягивая ее Роману:
— Бери, только постарайся не сломать…
Вдруг послышался капризный, но решительный Зойкин голос:
— Роман, не смей. Только попробуй возьми!
И когда все непонимающе уставились на Зойку, она тихо и устало добавила:
— Разве можно жертвовать такой памятью?..
Все молчали, вопросительно переглядываясь. А Наташа сказала строго:
— Но тебе же, Зойка, плохо, у тебя температура, наверное, уже за сорок. Что, нам ждать, пока тебе еще хуже станет?
— Хуже уже не станет, — слабо усмехнулась Зойка. — Мне бы воды, теплой…
— Во-о-ды, — передразнила ее Наташа и, сев удобней, подтащила к себе на колени Зойку, теперь ее спина не лежала на полу, — во-о-ды… воды сколько угодно, а теплой, где ты ее возьмешь? Костер потух, не разжечь его под таким дождем… — И все же она с надеждой посмотрела на ребят. — Может, что-нибудь придумаете?
— Да, конечно же, что-нибудь придумать можно; — обрадованный тем, что Зойка вступилась за его ложку, с радостным оживлением заговорил Борис. — Кто со мной?
— Я, — готовно проговорил Роман.
— А у тебя реакция замедленная, — сказала, усмехнувшись, Наташа Генке, когда ребята ушли.
— Что поделаешь, такой родился, — притворно вздохнул Генка, — да и зачем нам всем мокнуть?
— Не ругай его, Ната, — тихо заступилась Зойка, — он нам сегодня путь к домику осветил. Это было очень красиво и эффектно…
— Эф-фе-ектно, — пропел Генка. И тут же на его лице появилась грозная, устрашающая гримаса. — Я бы тебе показал «эффектно», если бы ты была немного поздоровее, а то возись тут с тобой!.. Ведь точно же знала, что больная едешь, а, знала? Сознайся?
— Ну кто такое заранее может знать! — возмутилась Наташа.
Но услыхала от Зойки совершенно неожиданное:
— Я всегда считала тебя, Генка, наблюдательнее и прозорливее других, хотя ты кривляка и баламут. И сегодня ты угадал. Почти угадал. Я чувствовала, что заболеваю… Никому почему-то об этом не призналась. А вот тебе и Наташе могу… Я не хотела идти в поход, вы же знаете, я редко хожу. Но почувствовала, что заболеваю, и пошла. Думала — вылечусь. У меня уж не раз так бывало, как заболевать начинаю — хожу, бегаю, прыгаю, иногда помогало, а сегодня почему-то нет.
— Ну, а чего ты сейчас-то не бегаешь и не прыгаешь? — недовольно спросила Наташа.
— Негде, — ответила Зойка, — ведь там дождь… и еще я думала о том, что если человек почувствует, что умирает, он тоже должен обязательно ходить, ходить и не садиться, и не ложиться…
— Дура ты ненормальная! — грубо оборвала ее Наташа.
— Зачем ты на меня так? — едва выдохнула Зойка.
— Ну, ну, этого еще не хватало. — Наташа вытерла своей ладонью ей глаза. — Тебе нельзя волноваться. А грубого я ничего не сказала. То просто такая поговорка… Я любя…
Вбежали в дом Борис и Роман — мокрые до нитки, все в колючках репейника, на кедах песок и прилипшие травинки; от ребят пахнуло такой сыростью, что даже Генка невольно передернулся. В руках у Романа — черная от костра большая банка с водой, и руки и рубашка также у него черные, запачкались от банки, даже дождь не смог отмыть копоти, Борис принес огромную охапку хвороста, еле обхватывал его своими длинными руками.
— Молодцы, — похвалила Наташа.
— Будет ли гореть? — усомнился Генка.
— Давай спички, — сказал ему Борис и стал перед печкой на колени, открыл дверцу. — О, да тут сухого мусора и бумаги полно. — Он выгрузил из печки половину скомканных газет, еще какую-то замасленную бумагу, наломал веток, потом аккуратно пристроил на них банку с водой, взял у Генки коробок, чиркнул спичкой. Запахло дымком, от него сразу же стало как-то уютнее, хотя никакого тепла еще не было.
Роман и Борис разделись и стали выкручивать джинсы и рубашки.
Затем Борис наклонился над котлом, словно принюхиваясь, опустил в котел руку и закричал:
— Ура, котел-то ведь нагревается!
— Еще лопнет без воды, — сказала Наташа.
— Ничего с ним не станется, он ведь чугунный! — заликовал вдруг и Роман. — Да это же настоящая сушилка.
