Люси Монтгомери - Энн из Зелёных Крыш
– Вы, конечно, возьмёте лучший чайный сервиз, Марилла, – сказала она. – Могу ли я украсить стол папоротниками и дикими розами?
– Я думаю, что это все ерунда, – фыркнула Марилла. – На мой взгляд, самое главное – чтобы было вкусно, а украшения не так важны.
– У миссис Барри стол был украшен, – сказала Энн, которая могла быть хитрой, как змея, – и священник похвалил её за это. Он сказал, что это услада для глаз и праздник вкуса.
– Ну, как хочешь, – сказала Марилла, которая была полна решимости превзойти миссис Барри или любую другую хозяйку. – Только оставь, пожалуйста, достаточно места для тарелок с едой.
Энн превзошла саму себя, чтобы украсить стол ещё лучше, чем миссис Барри. Используя много роз и папоротников и обладая художественным вкусом, она украсила чайный столик так красиво, что, когда священник и его жена сели за него, они воскликнули хором: «Какая прелесть!».
– Это сделала Энн, – сухо сказала Марилла, но Энн чувствовала, что благодарная улыбка миссис Аллан и так слишком большое счастье для неё.
Мэтью тоже был там, но как удалось завлечь его за стол – знали только Энн и высшие силы. Он был в таком состоянии застенчивости и нервозности перед мероприятием, что привёл Мариллу в отчаяние, но Энн взялась за него так успешно, что теперь он сидел за столом в своём лучшем костюме с белым воротничком и вёл интересную беседу с священником. Он, правда, не говорил ни слова миссис Аллан, но этого и следовало ожидать.
Все шло, как было задумано, пока не подали пирог Энн. Миссис Аллан, у которой на тарелке уже лежали разные вкусности, отказалась от него. Но Марилла, видя разочарование на лице Энн, улыбаясь, сказала:
– О, вы должны взять кусочек этого пирога, миссис Аллан. Энн делала его специально для вас.
– В таком случае я должна попробовать его, – рассмеялась миссис Аллан, взяв себе пухлый треугольный кусочек, что также сделали священник и Марилла.
Миссис Аллан откусила кусок, и странное выражение появилось на ее лице; но не сказав ни слова, она, тем не менее, съела его. Марилла увидела это выражение и поспешила попробовать торт.
– Энн Ширли! – воскликнула она, – Что ты положила в этот торт?
– Только то, что нужно по рецепту, Марилла, – горестно сказала Энн. – О, неужели не вкусно?
– Невкусно! Это просто ужасно. Миссис Аллан, не пытайтесь доесть его. Энн, попробуй сама. Что за добавки ты положила?
– Ваниль, – сказала Энн, ее лицо покраснело от стыда после того, как она попробовала торт. – Только ваниль. О, Марилла, это должно быть из-за порошка для выпечки. У меня были подозрения насчёт него.
– Пекарский порошок – какая чепуха! Иди и принеси мне ваниль, которую ты использовала.
Энн побежала в кладовую и вернулась с бутылочкой, частично заполненной жидкостью коричневого цвета и помеченную жёлтой надписью: «Лучшая Ваниль».
Марилла взяла её, откупорила и понюхала.
– Боже мой, Энн, ты добавила в торт болеутоляющую жидкость, я разбила бутылку с ней на прошлой неделе и вылила то, что осталось – в пустую бутылку из-под ванили. Я думаю, это отчасти моя вина – я должна была предупредить тебя – но почему ты не понюхала её?
Энн залилась слезами от этого двойного позора.
– Я не могла – у меня был такой сильный насморк! – и с этим она убежала в свою комнату, где бросилась на кровать и безутешно заплакала.
Вскоре чьи-то шаги зазвучали на лестнице, и кто-то вошел в комнату.
– О, Марилла, – рыдала Энн, не поднимая головы, – Я опозорена навсегда! Я никогда не смогу оправдать себя! Это станет всем известно. В Эйвонли всегда всё становится известно. Диана спросит меня, как удался мой торт, и я должна буду сказать ей правду. Все меня будут знать, как девочку, которая добавила в торт болеутоляющее лекарство. Гил … – мальчики в школе будут всегда смеяться над этим. О, Марилла, если у вас есть хоть капля христианской жалости, не говорите мне, что я должна спуститься вниз и мыть посуду после этого. Я помою её, когда священник и его жена уйдут, но я никогда не смогу посмотреть миссис Аллан в глаза снова. Может быть, она подумает, что я пыталась отравить ее. Миссис Линд говорит, что знает сироту, который пытался отравить своего благодетеля. Но жидкость не была ядовитая. Она предназначалась для приёма внутрь – хотя и не с тортом. Вы скажете миссис Аллан про это, Марилла?
– Лучше встань и скажи ей это сама, – ответил веселый голос.
Энн подскочила и увидела миссис Аллан, стоявшую у ее кровати со смеющимися глазами.
– Моя милая девочка, ты не должна плакать из-за этого, – сказала она, искренне обеспокоенная трагическим лицом Энн. – Это всего лишь забавная ошибка, которую любой может сделать.
– О, нет, только я могла сделать такую ошибку, – сказала Энн тоскливо. – А я так хотела, чтобы торт получился хорошим для вас, миссис Аллан.
– Да, я знаю, дорогая. И я уверяю тебя, я ценю твою доброту и заботу так же, как если бы он удался. Теперь, не плачь больше, пошли со мной, и покажешь мне ваш цветочный сад. Мисс Касберт говорила мне, что там есть клумба с цветами, которые ты посадила. Я хочу увидеть их, меня очень интересуют цветы.
Анна позволила отвести себя в сад и утешить, сообразив, что ей действительно повезло, что миссис Аллан её родственная душа. Ничего больше не было сказано о злосчастном торте, и когда гости ушли, Энн обнаружила, что вечер прошёл лучше, чем можно было бы ожидать, учитывая то, что произошло. Тем не менее, она глубоко вздохнула.
– Марилла, разве не приятно думать, что завтра будет новый день, без совершённых ошибок в нем?
– Я ручаюсь, ты ещё их совершишь, – сказала Марилла. – Ты в этом просто мастер, Энн.
– Да, я хорошо знаю это, – призналась Энн грустно. – Но вы когда-нибудь замечали, что у меня есть одно достоинство, Марилла? Я никогда не совершаю одну и ту же ошибку дважды.
– Я не знаю, много ли от этого пользы, если ты всегда делаешь новые.
– О, разве вы не понимаете, Марилла? Должен быть предел ошибок, которые один человек может сделать, и когда я дойду до этого предела, я больше не буду совершать их. Это очень утешительная мысль.
– Ну, тогда тебе лучше пойти и отдать торт свиньям, – сказала Марилла. – Это несъедобно для человека, даже для Джерри Бута.
Глава 22. Энн приглашают на чай
– Ну а почему теперь так горят твои глаза? – спросила Марилла, когда Энн только вернулась с почты. – Ты обнаружила ещё одну родственную душу?
Волнение как облаком окутало Энн, светилось в её глазах, озаряло каждую черту лица. Она танцующим шагом прошла по тропинке, как эльф, несомый ветром через мягкий солнечный свет и ленивые тени августовского вечера.
– Нет, Марилла, можете себе представить? Меня пригласили на чай в дом пастора завтра днем! Миссис Аллан оставила письмо для меня в почтовом отделении. Только посмотрите на него, Марилла: «Мисс Энн Ширли, Зеленые Крыши». Это первый раз, когда меня назвали «мисс». Ах, меня охватил такой трепет! Я буду вечно беречь это письмо, как сокровище.
– Миссис Аллан сказала мне, что собирается по очереди приглашать на чай всех учениц из ее класса в воскресной школе, – сказала Марилла, не испытывая ни малейшего волнения по поводу этого замечательного события. – И не нужно впадать в такое нервное возбуждение! Научись воспринимать всё спокойно, дитя.
Для Энн принимать всё спокойно значило бы изменить своей натуре. Вся, как «воздух, и огонь, и вода» она переживала все радости и горести с утроенной силой. Марилла чувствовала это и испытывала смутное беспокойство, понимая, что жизненные взлеты и падения, вероятно, нанесут неизбежные раны этой импульсивной душе. И в то же время, она не до конца понимала, что столь же сильная способность чувствовать радость может более чем компенсировать все страдания. Поэтому Марилла считала своим долгом приучить Энн к спокойствию и рассудительности, таким же невозможным и чуждым для нее, как для солнечного луча, танцующего на поверхности ручья. Марилла не добилась значительного прогресса в этом, как она горестно признавалась себе. Стоило её надеждам или планам не осуществиться, как Энн погружалась в «бездну скорби». А если всё получалось – она возносилась на головокружительные вершины восторга. Марилла уже начинала отчаиваться, что никогда не сможет превратить свою воспитанницу в хорошую девочку со скромными манерами и чопорной осанкой. Но она бы не поверила, если б ей сказали, что в действительности ей нравится та Энн, какой она есть сейчас.
Энн пошла спать в ту ночь в грустном настроении, потому что Мэтью сказал, что ветер становится северным, и она боялась, что из-за этого завтра будет дождливый день. Шорох листьев тополя около дома беспокоил её, потому что звучал так, будто капли дождя стучат по крыше, а неясный, отдалённый шум моря, к которому она прислушивалась с восторгом в других случаях, очарованная его странным, звучным, повторяющимся ритмом, теперь казался предвестником бури и бедствия для девочки, которая очень хотела, чтобы завтра был прекрасный день. Энн думала, что утро никогда не настанет.
