Леонид Сотник - Экзамен
Час назад Степанишин послал Рябинина в военный комиссариат с пакетом, велел подождать ответ, а тот врывается, запыхавшись, и несёт какую-то несусветную чушь. Уж не повредился ли парень разумом в этой чёртовой Бухаре?
— Хорошо, Макарыч, начинаю вразумительно. — Рябинин снял фуражку, пригладил взмокшие от пота белёсые вихры и уселся на стул. — Вы посылали меня к Боту?
— Ну… И даже велел ответ подождать.
— Так это не Бот.
— То есть… Осипов что, сменил адъютанта?
— Не сменил. Этого типа все называют «товарищ Бот», но никакой он не товарищ. Это тот самый Колесин, которого мы подобрали на Каспии.
— Ничего не пойму. Ты же сам говорил, что ухлопал Колесина, когда он собрался перебежать к дутовцам?
— Значит, не ухлопал. Стрелял-то я в темноте. Может быть, только ранил?
— Ну и ну!.. А Осипов знает? Впрочем, об этом, Мишук, я не тебя спрашиваю. А ты, часом, не ошибся?
— Да как же мне ошибиться, Макарыч! Та же рожа, та же фигура, только звёздочку на фуражку нацепил, гад.
— А он тебя узнал?
— Не знаю. Может быть, и не узнал. Там в приёмной, много народу толкалось. Я зашёл, а он с каким-то военным разговаривает, не смотрит в мою сторону. Я говорю: «Товарищ Бот, вам пакет из ЧК для товарища Осипова». Он говорит: «Хорошо, положите на столик». А на меня не взглянул. Но тут я его узнал и тихонько выскользнул из приёмной.
— Пакет с тобой?
— А как же! — Миша вытащил из-под ремня большой конверт с сургучными печатями и протянул его Степанишину.
— Ну, Мишук, ты молодец. Чувствую, кое-чему в последнее время научился. — Степанишин застегнул портупею, разогнал на поясе складки гимнастёрки. — Потопали к Фоменко.
— Я тоже?
— «Я тоже»… — передразнил Степанишин. — Не знаю, что вы там ему приволокли с Ахмадом из Бухары, но теперь он надышаться на тебя не может. Смотри, скоро выгонит меня с должности и тебя на моё место посадит…
— Всё сходится, — сказал Фоменко, выслушав Мишин рассказ. — Мне на днях прислали донесение с Закаспийского фронта, и там, между прочим, поминается некий Бот, который не Бот. Да и утечка секретной информации из Наркомвоендела наводит на некоторые мысли. — Фоменко помолчал, поглаживая пальцами высокий лоб. — Жаль, правда, Миша, что ты не успел передать пакет: мы в нём кое-какую дезинформацию подсунули, ну, ложные сведения. Хотели проследить, как эти сведения из комиссариата уползают и куда они потом деваются. Но дело сделано. Так, Степанишин?
— Так, — кивнул головой Макарыч.
— Что предлагаешь?
— Нужно брать Бота.
— Правильно. И немедленно. Теперь в прятки играть поздно. А друг нашего Рябинина на допросах может многое рассказать.
— Разрешите выполнять? — Степанишин поднялся.
— Хорошо. Возьми конный отряд и скачи за Ботом. Берите его прямо в приёмной. Берите нагло, лихо, но без стрельбы.
— Есть.
— А я? — вскочил со стула Рябинин и умоляюще посмотрел на Фоменко.
— А ты пока останешься при мне. Я думаю, что Степанишин и без тебя управится.
Адъютанта в здание ЧК привезли связанным и обезоруженным. Его тотчас же посадили в камеру предварительного следствия, но провести первый допрос Фоменко не успел. Из окна кабинета председателя Миша увидел, как к зданию
ЧК подскакал эскадрон конных красноармейцев и тут же блокировал все входы и выходы.
— Быстро пожаловали, — сказал Фоменко и переложил револьвер из кобуры в левый боковой карман пиджака. — Ты бы, Миша, шёл отсюда. Здесь сейчас такое начнётся!..
С грохотом распахнулась дверь кабинета, и на пороге вырос огромный детина в бескозырке и матросском бушлате, перехваченном пулемётными лентами, обвешанный оружием.
— Кто тут Фоменко? — закричал он визгливо и потянулся к кобуре с маузером.
— Я Фоменко. Чем обязан?
Председатель ЧК вытащил из ящика стола перочинный ножичек и принялся очинять карандаш.
— Тебя-то мне и надо. — Матрос плюхнулся в кресло, арсенал с оружием издал звенящий лязг. — Это твои шурики взяли Бота?
— Вы имеете в виду сотрудников ЧК?
— Ты мне тут зубы не заговаривай! Ты мне тут шары не вставляй! Меня знаешь кто послал? Товарищ Осипов. И сказал: «Если эта контра Фоменко не выдаст тебе Бота, ухлопай его тут же, на месте». Понял, лопух?
— А кто вы, собственно говоря, будете? — Фоменко поднял тонко очиненный карандаш и полюбовался кончиком острия.
— Как это кто? — даже задохнулся от возмущения матрос. — Я начальник личной охраны наркома.
— Теперь понятно. И что вы хотите?
— Так я тебе тут целый час долдоню: выдайте нам Бота. Осипов велел…
— Ладно, Осипов… Вы лучше скажите: письменный приказ у вас есть? Нет? А санкция предсовнаркома? Тоже нет? Так зачем же вы, милейший товарищ, отнимаете у меня попусту время? Неужели товарищ Осипов не знает, что без этого документа я никого из ЧК освободить не могу?
— А если будет эта, ну, как её, санкция, так освободишь?
— Конечно, о чём речь! — Фоменко ласково улыбнулся. — А ещё лучше, если бы товарищ Осипов сам к нам пожаловал. Понимаете, против Бота есть серьёзные улики. Так и передайте товарищу Осипову. Мы уже успели его допросить, и он кое в чём сознался. Понимаете?
Матрос задумался. На его туповатом лице отразилось гигантское напряжение мысли.
— Так и доложить Осипову?
— Так и доложите. Он вам за это спасибо скажет. Знаете, ведь он сам не любит самоуправства.
Начальник личной охраны тихонько выругался и, подхватив свой арсенал, скрылся за дверью. В окно Рябинин видел, как всадники эскадрона вскочили на лошадей и, разбрызгивая жидкую грязь, помчались вдоль улицы.
Фоменко снял трубку.
— Алло, барышня, соедините меня с председателем Совнаркома. Спасибо. Алло, у телефона Фоменко. Здравствуйте. Ах, вы уже знаете. Так, так… Ну и… Нет. Да не могу я его освободить. Против него есть серьёзные улики. Ну и что, что требует? Вы настаиваете? Хорошо, я подумаю…
Фоменко бросил трубку на рычаг и дал отбой.
— Что он сказал? — спросил Миша.
— Ничего приятного. Сейчас сам Осипов пожалует.
И в самом деле, через несколько минут к домику ЧК подкатил автомобиль наркома. Фоменко ожидал крика и шума — он был наслышан о несдержанном характере Осипова, — но тот повёл себя вполне миролюбиво.
— Извините, товарищ Фоменко, за то, что мои люди здесь пошумели. Кавалеристы — лихой народ, рубаки, знаете ли. — Осипов сидел против Фоменко, заложив два пальца за борт сюртука, и смотрел ему в переносицу холодными водянистыми глазами. — Вы думаете, что Бот замешан в чём-то предосудительном?
Хитроватые глаза Фоменко сощурились.
— Видите ли, товарищ нарком, во-первых, ваш Бот не тот, за кого себя выдаёт. У него есть и другие фамилии.
— Не понимаю. Я знаю товарища Бота ещё по Галицийскому фронту. Он, если так можно выразиться, мой однокашник.
— Вы в этом абсолютно уверены?
— Ещё бы! Неужели вы не верите слову большевика и революционера?
Фоменко опустил глаза и потёр тыльной стороной ладони свой высокий лоб.
— Рябинин, — сказал он, не поднимая головы, — скажите Степанишину, что я приказал освободить арестованного под личную ответственность товарища Осипова.
— Но как же… — Миша даже язык прикусил от возмущения. — Он же…
— Выполняйте, Рябинин.
А когда довольный Осипов, галантно щёлкнув каблуками, покинул кабинет председателя ЧК, Фоменко сказал в раздумье, глядя перед собой невидящим взором:
— Бот — что? Бот пешка. Тут дело сложнее. И дело це треба разжуваты.
Ночь на 19 января 1919 года выдалась в Ташкенте холодной и ветреной. Закончив допрос последнего арестованного спекулянта, Степанишин разбудил прикорнувшего в дежурке Рябинина. Каждый день, если не было ночных операций, они уходили домой вместе. За два квартала от ЧК на тихой улочке в глубине двора стоял кирпичный дом купца Мансурова, расстрелянного за связи с курбаши Иргашем. Дом служил холостым чекистам общежитием-казармой. У Степанишина и Рябинина была здесь своя комнатушка с мангалом. В ней стояли две железные койки и резной столик в стиле ампир, оставшийся от прежнего хозяина. Было в комнате и кое-какое хозяйство, которым особенно гордился Степанишин, — две оловянные миски, жестяной чайник для кипятка и чайник заварочный Ломоносовского завода.
Не раздеваясь, Рябинин повалился на койку. Степанишин аккуратно вытер ноги о циновку в прихожей, снял шинель, портупею, сунул браунинг под подушку. Затем он вытащил из полевой сумки два кусочка чёрного хлеба и положил их на стол. Ткнулся к чайнику, поболтал его за ручку, даже зачем-то приложился щекой к пузатому боку, но, убедившись, что тот пуст, отшвырнул в угол.
— Давай ужинать, Мишук, — сказал Степанишин бодро. — Плюнь и не переживай.
Рябинин ничего не ответил. Ему было больно и стыдно. Он никак не мог понять: что же произошло тогда в кабинете Фоменко? Может быть, председатель ЧК не поверил ему? Может быть… Да и кто он такой? Недоучившийся реалист, у которого перед Советской властью пока ещё никаких заслуг нет. Правда… Ну, хорошо, сходил с заданием в Бухару, раздобыл кое-какие сведения… Кому Фоменко должен больше верить: ему, Рябинину, или наркому Осипову? Не может же Осипов врать! А вот соврал. Соврал ли? Может быть, просто ошибся? Но как можно так ошибаться? А если Рябинин ошибся? Может быть, Бот просто похож на Колесина?
