Евгения Яхнина - Шарло Бантар
Всего два километра отделяли «Весёлый сверчок» от Страсбургского бульвара. Три Каштана были излюбленным местом Кри-Кри. Он шёл чётким, военным шагом, не отставая от федератов, которые спешили на смену бодрствовавшим ночью бойцам. В стороне слышались равномерные удары ломов и кирок: это возводились новые баррикады. Где-то ухало орудие.
Проходя по бульвару, Кри-Кри увидел в витрине парикмахерской огромное зеркало. Пуля пробила стекло прямо посредине, и от дыры расходились лучики во все стороны. Однако уцелевшая часть зеркала была настолько велика, что Кри-Кри увидел себя всего, с головы до ног. Едва ли не впервые ему бросилось в глаза его сходство с дядей Жозефом: тот же прямой нос, те же чёрные волосы и тёмные живые глаза, в которых порой загорались лукавые искорки.
Приосанившись и подняв плечи, Шарло Бантар зашагал дальше, подражая грузной поступи Жозефа Бантара.
К Трём Каштанам Кри-Кри пришёл первый. Вопреки свойственной Мари аккуратности, она на этот раз опаздывала. На стволе высокого дерева мальчик заметил афишу и остановился, чтобы её прочесть.
Это было обращение Коммуны к сельским рабочим. Дожди размыли печать, в некоторых местах бумага прорвалась, но Кри-Кри всё же разобрал:
«Париж хочет земли для крестьян, средств производства — для рабочих, работы — для всех. Плоды земли — тем, кто её возделывает. Да не будет больше ни слишком богатых, ни слишком бедных! Да не будет более ни работы без отдыха, ни отдыха без работы! Что бы ни случилось, помните: революции будут длиться до тех пор, пока не будет дана земля — крестьянам, орудия — рабочим, работа — всем».
Последние слова Кри-Кри произнёс вслух, нараспев: «Работа — все-е-ем, все-е-ем, всем!» — и начал насвистывать мотив любимой парижской песни, которую исполняла артистка Розалия Борда в Тюильри.
Как бы в ответ, почти тотчас девичий голос из-за высокого кустарника подхватил мелодию и пропел:
Есть в городе французском старом
Стальное племя. Но легла
Печная гарь густым загаром
На мускулистые тела.
Такой родится на рогоже,
Как роскошь — доски чердаков…
Вот чернь! Ну что же,
И я таков!
Кри-Кри узнал голос Мари, а через минуту в аллее показалась и она со своей корзинкой.
— Я опоздала, но не моя тут вина, — поторопилась она оправдаться. — Пришлось обходить кругом. Через улицу Рапп невозможно пробраться, она уже занята версальцами. — Мари смущённо улыбнулась: — Стыдно признаться, но я никак не могу привыкнуть к стрельбе и не по всем улицам решаюсь проходить. Меня зависть берёт, когда я гляжу на некоторых. Им хоть бы что!.. Прохожу я вчера через площадь Шато д’О, тороплюсь, потому что осколки бомб то и дело щёлкают о мостовую. Гляжу — тут же на тротуаре, в кафе, под навесом, сидит девушка и преспокойно пьёт кофе. Смотрит она на меня, смеётся и кричит: «Иди сюда, девочка! Здесь под зонтиком безопасно». Только она это сказала, как вдруг осколок попал в её чашку, и по белой юбке растеклось огромное тёмное пятно. Я так и присела. И страшно мне стало и жалко девушку — уж очень красивое на ней было платье. А она хохочет и кричит мне: «Иди, иди, теперь-то сюда не скоро ещё раз попадут!» Подвинула столик немного в сторону, отряхнула платье, подвернула его и потребовала, чтоб ей дали другую чашку… Мне завидно, а сама ничего не могу с собой поделать.
— Пустяки, привыкнешь! — покровительственно утешал её Кри-Кри.
— Я очень беспокоилась. Ведь тебе пора в «Весёлый сверчок».
— Ну и пускай! И слышать не хочу о мадам Дидье!
— Напрасно ты всегда ругаешь мадам Дидье. Поверь, она всё же лучше других хозяек. Благодаря ей мы с мамой получили работу. Одними цветами теперь не проживёшь.
— Погоди, погоди! — воскликнул удивлённый Кри-Кри. — Какую же работу придумала для тебя эта старая ведьма?
— Я как раз несу ей выполненный заказ.
— А ну-ка покажи!
— Она велела сдать работу прямо ей в руки и строго-настрого запретила об этом рассказывать, но…
— Как? — воскликнул возмущённо Кри-Кри. — У тебя завелись от меня секреты?
— Не сердись, от тебя у меня нет тайн. Как только она заплатит, мы с тобой наедимся горячих каштанов вволю. Я угощаю. Смотри!
Торжествующим жестом Мари приподняла слой цветов, и Кри-Кри увидел под ними аккуратно сложенную пачку трёхцветных повязок, сшитых из плотной материи.
Не замечая встревоженного и негодующего взгляда Кри-Кри, Мари затараторила:
— Все триста штук я подрубила сама. Видишь, как аккуратно!
— Фью! — Кри-Кри даже присвистнул, не сразу найдя слова, чтобы выразить негодование. — Так вот какая она, эта «бедная вдова»! Теперь мы их всех накроем!
— Я не понимаю, что ты говоришь, — удивилась, в свою очередь, Мари, — объясни мне…
— У тебя, видно, разум помутился, Мари. Ведь это для врагов Коммуны! Повязки-то мадам Дидье заготовляет для версальцев. Разве ты не знаешь, что эти три цвета — знак версальцев?
Мари испуганно вытаращила глаза и беспомощно залепетала:
— Не может быть! А я так радовалась работе!
— «Не может быть!» — передразнил её Кри-Кри. — Если чего сама не знаешь, надо обращаться ко мне. — И, чтобы показать своё превосходство, он стал объяснять ей то, что совсем недавно узнал сам: — Белый цвет — это цвет дворянства и духовенства, синий — буржуазии, красный — цвет рабочих. В 1789 году восставшие думали, что можно примирить все классы общества, — вот почему и был принят трёхцветный флаг.
Чтобы окончательно сразить Мари и блеснуть своими познаниями и мудростью, он с нарочитой серьёзностью повторил слова, услышанные им от Рауля Риго:
— Но никогда нельзя соединить ртуть, воду и масло! Поняла?
— Да, Кри-Кри… — нетвёрдо ответила девочка.
— Нет, я вижу, ты не усвоила, — продолжал поучать подругу неумолимый Кри-Кри. — Что же тут непонятного? Теперь у рабочих всего мира знамя красного цвета. Ясно?
— Это я поняла, Кри-Кри, — робко проговорила Мари. — Только мне неясно, при чём тут ртуть и масло?
Она зарделась от смущения.
Это неожиданное замечание привело Кри-Кри в замешательство. Он не знал, как объяснить ей то, что в устах прокурора Коммуны показалось понятным и правильным. Однако растерянность продолжалась только одну минуту.
— Это длинная история, — сказал он, — я всё объясню тебе в другой раз. Не отвлекай меня от главного. Скажи лучше: как ты могла принять заказ от мадам Дидье? Твой отец умер как герой, Коммуна заботится о тебе, вас с матерью переселили из сырого подвала в светлую комнату, а ты исподтишка готовишь повязки для наших врагов!
— Только не исподтишка! — горячо вскричала Мари, сверкнув глазами. — Клянусь тебе, я и не подозревала, в чём дело. Мадам Дидье сказала, что повязки нужны для благотворительного маскарада. Я выброшу их в Сену, изрежу ножницами — только бы они не послужили врагам Коммуны!
— Погоди! — остановил её Кри-Кри тоном взрослого. — Не надо горячиться. Я поговорю с дядей Жозефом, а то и с самим Раулем Риго. Эти ленты нам ещё пригодятся. Ты же пока постарайся оттянуть время, не сдавай их. Придумай что-нибудь. Скажи мадам Дидье, что наколола палец и потому задержала работу. Она поверит. Пусть повязки полежат до поры до времени у тебя. Понимаешь?
— Ну конечно, Кри-Кри! Если бы только я могла этим искупить свою вину перед Коммуной!
Мари виновато взглянула на товарища.
Но Кри-Кри уже не слушал её. Его внимание привлекли две фигуры, появившиеся в глубине аллеи. Они показались ему знакомыми. Кри-Кри насторожился.
— Мне пора идти, — спохватилась вдруг Мари.
— Ладно, иди. Вечерком забежишь ко мне в «особняк». Я ещё побуду здесь. До свидания! — торопил он Мари, а сам всё всматривался в приближающихся людей.
Теперь он ясно видел, что это были Капораль и Анрио, причём последний вёл за собой осёдланную лошадь. Он был одет в костюм для верховой езды и в руках держал хлыст.
Как только Мари исчезла из виду, Кри-Кри быстро взобрался на дерево. Едва он успел скрыться в густых ветвях каштана, как Люсьен Капораль и Анрио подошли к дереву и опустились на скамью, на которой только что сидели два юных друга. Не будь они так поглощены беседой, которую вели очень тихо, почти шёпотом, они обратили бы внимание на странное явление: при полном отсутствии ветра колебались не только листья, но и ветви каштана.
Кри-Кри забрался слишком высоко. Он тщетно пытался расслышать, о чём была речь. До него долетал только шёпот заговорщиков, но понять слова было невозможно. Одно было ясно для Кри-Кри: он свидетель какого-то важного события. Ему, однако, и в голову не приходила мысль о том, что Люсьен Капораль, помощник дяди Жозефа, жених Мадлен Рок, с риском для жизни бежавший из немецкого плена, чтобы участвовать в защите Коммуны, может оказаться предателем.
Шарло решил спуститься пониже. Но он переоценил прочность тонкого сука: раздался треск ломающейся ветви.
