Лев Рубинштейн - Чёрный ураган
— О да, миссис Джесси, представим себе, что будет, если негры получат волю!
Гарриет закрыла глаза, и ей привиделся посёлок в Мэриленде. Она слышала запах дыма, жареной свинины и вяленой рыбы, запах цветной деревни. Вот мул тащит плуг, а за ним, нахмурившись, идёт Большой Бен. Это его земля, он шагает по ней уверенно. Он нагибается и берёт горсть этой земли, и она сыплется у него сквозь пальцы, влажная и жирная. Нет, ему не нужен хлопок, ему не нужен табак на продажу — он посеет пшеницу, и вырастит её, и сожнёт, и обмолотит, и старая Рит испечёт из неё хлебцы. Он построит дом, и в доме будет печь с дымоходом, и сам Большой Бен будет сидеть вечером у очага, в котором горит «рождественское бревно», и будет петь торжественные протяжные песни, полузакрыв глаза и похлопывая себя по колену. А дети будут подтягивать ему — дети в башмаках и в новых штанишках, как нарисовано на картинке в букваре. Потом большие часы пробьют — детям спать пора, а утром в школу. Да, в этом посёлке будет новая школа, выкрашенная белой краской. Там Джейн будет учить детей грамоте, а Дэви будет, пожалуй, директором. Он будет награждать книжками лучших учеников. А Гарриет Табмен, бывший «кондуктор подземной дороги», что ей делать в этом посёлке?
Вот что: она засядет за букварь вместе с малышами!.. Вот что будет, если неграм дать волю, миссис Джесси! Не правда ли, этого нельзя допускать?
Что же будет завтра?
Всё зависело от того, куда пойдёт страна, расположенная там, вдали, за грохочущим Ниагарским водопадом.
Гарриет остановилась и прислушалась. Неравномерные гулкие взрывы заглушали ровный рёв водопада. По дороге от станции, шлёпая по лужам, бежала фигурка в развевающейся дырявой шали. Это была Джейн.
— Что случилось, девочка? — спросила Гарриет.
— Стреляют из пушек!
— Из пушек? — переспросила Гарриет, прикладывая руку к сердцу.
— Да, избран новый президент!
— Кто такой?
— Авраам Ли́нкольн из Иллинойса.
Часть третья
Сердце Америки
Цветные, к оружию!
Потом мы увидели молнии — то сверкал ружейный огонь, затем раздался гром — то грохотали пушки. Мы услышали звуки дождя — то падали капли крови, а когда мы пришли собирать урожай, то собирать пришлось только мёртвых.
Гарриет ТабменВ начале 1861 года южные штаты один за другим заявили о своём выходе из состава Соединённых Штатов. В феврале рабовладельцы создали новое государство «Конфедеративные Штаты Америки» с целью сохранить и распространить рабство на вечные времена. 12 апреля пушки южан обстреляли Форт Самтер в гавани Чарлстона. Через два дня президент Линкольн объявил о наборе семидесяти пяти тысяч человек в армию, чтобы покончить с мятежом, который плантаторы называли «второй войной за независимость».
Началась гражданская война.
Бэйтс пришёл в типографию прощаться с товарищами в первые же дни войны. Военная форма сидела на нём мешковато. Он переступал с ноги на ногу, словно никак не мог привыкнуть к неуклюжим солдатским сапогам.
— Желаю успеха, Бэйтс! — сказал ему Вендовер. — Возвращайтесь генералом! Вперёд на Юг, к победе!
Бэйтс притронулся пальцами к козырьку.
— Жаль, сэр, — промолвил Рагглс, — очень жаль, что цветных не берут в солдаты!
Редактор улыбнулся.
— Вам не о чём беспокоиться, Рагглс, — сказал он. — Это война белых. Ступайте-ка на своё место у входной двери.
И он исчез за дверью кабинета.
— Прощай, Рагглс, — сказал Бэйтс негру-швейцару. — Позаботься о моей жене.
— Всё сделаю, что смогу, мистер Бэйтс. Тяжело, конечно, расставаться…
— Я рад, Рагглс. Честное слово, рад! Я больше не могу сидеть, слушать, смотреть и думать. Всё это уж очень затянулось, как в сухое лето. Вот наконец дождь! Слава богу!
— Дождя ещё нет, мистер Бэйтс, — задумчиво сказал Рагглс. — Я от всей души желаю вам уцелеть. Это не такая страна, мистер Бэйтс, где всё решается сразу. Здесь всё затягивается. Зато уж если гроза, так втрое сильнее, чем в Европе. Помогай вам бог!
Когда они ушли, Вендовер перегнулся через железные перила и крикнул в наборную:
— По местам! Иенсен, на первую полосу, крупно: «Это война белых!»
Вечером барабаны грохотали на Бродвее. Добровольческий полк покидал Нью-Йорк. Однообразные, угрюмые дома казались дворцами в свете факелов. Ветерок шевелил бесчисленные звёздно-полосатые флаги и ленты, свисавшие со стен, с балконов, из окон. По широкой, непривычно пустой улице гулко топали солдатские сапоги и штыки плыли светлой лавиной над морем синих мундиров.
— Вперёд на Юг! — кричали в толпе, поднимая факелы.
Дамы махали платками, цилиндры, котелки и шляпы взлетали вверх гроздьями. Мальчишки, забравшиеся на крыши омнибусов, пели песню о Джоне Брауне:
Взяли Гарперс-Ферри два десятка молодцов.
Вздрогнула Виргиния — отчизна подлецов.
Сняли с эшафота только тело с бородой,
Но душа ведёт нас в бой…
— Прекратить! — крикнул им полицейский, грозя дубинкой. — Эта песня запрещена!
Рагглс всматривался в лица. Вот они! Молодцы-пехотинцы надели на штыки букеты цветов. Бэйтс шёл улыбаясь.
— Да, он рад, — пробормотал Рагглс. — Ну что ж, счастливый путь! Пусть он так же придёт обратно.
Повсюду организовались военные клубы, где шло обучение строю и стрельбе. В Нью-Йорке негры тоже организовали клуб. Занимались они на площадке позади церкви, в которой не раз происходили митинги аболиционистов. Вместо ружей у них были огородные лопаты и шесты для белья.
На третий день строевых занятий возле церкви появилась полиция. Сержант долго и сосредоточенно рассматривал обучающихся, потом решительно кивнул головой и двинулся вперёд. Проходя мимо церковной паперти, он набожно снял на минуту свою форменную фуражку.
— Парни, кончайте эту чепуху! — сказал он.
— Какую чепуху, сэр? — возмутился Рагглс. — Мы хотим хорошо научиться пользоваться оружием, чтобы помочь родине, когда она позовёт нас.
— Родина не зовёт вас, — сухо сказал сержант. — Прекратите эту чепуху и займитесь своими делами. Представителям чёрной расы запрещено обучаться военному делу.
Он сделал рукой жест, обозначающий «никаких возражений», и скрестил руки на груди.
— Благодарю вас, сэр, — язвительно проговорил Рагглс, — благодарю вас за то, что вы называете нас представителями чёрной расы, а не просто черномазыми! Это сильно меняет дело, не так ли?..
Клуб пришлось распустить.
В это время в южных штатах горели усадьбы, подожжённые неграми. Тысячи чёрных бежали через фронт в надежде получить из рук янки предмет, который они считали священным, — винтовку. Но винтовок им не давали.
Через несколько дней после того, как северные армии заняли «нейтральный» Мэриленд, в Вашингтоне появились две фигуры, явно прибывшие издалека: на них были рваные холщовые куртки и револьверы в больших кобурах телячьей кожи, которые хлопали их на ходу по ляжкам. Лица у них были обветренные, высокие сапоги в грязи. Они подошли к подъезду военного министерства и назвали свои имена: Пинч и Кимбс. Они объяснили, что пришли из горных районов Мэриленда, где несколько лет вели войну с тиранами, и просили допустить их к военному министру. Караульный начальник посмотрел на них прищурившись.
— Белого могу пропустить, — сказал он. — Чёрный подождёт здесь. Прошу сдать оружие.
Пинч и Кимбс переглянулись.
— При выходе можете получить обратно ваши револьверы, — добавил караульный начальник, — если секретарь разрешит.
— Сдадим оружие, Дэви, — терпеливо сказал Пинч. — Останься здесь, я пойду один.
Дэви ждал Пинча более часа. Дигби явился с красным лицом и взлохмаченной бородой. В руке он комкал какую-то бумажку.
— Военный министр меня не принял, — кричал он, — а какой-то молодой франт в голубых штанах сказал, что негров на военную службу не берут! Он выдал бумажку, чтобы нам вернули оружие. Таковы янки!
— Потише, любезный! — сказал караульный начальник. — Как тебе не стыдно? В твоём возрасте шуметь в правительственном здании? Ведь вам оставляют револьверы! Чего вы ещё хотите?
Пинч пытался пройти к президенту, но его не пустили и за ограду Белого дома. Через несколько дней они с Дэви расстались. Пинч отправился в Кембридж повидать семью, а Кимбс поехал на Север разыскивать Джейн и Гарриет.
— Мы ещё увидимся, — сказал Пинч на прощание. — Не может быть, чтобы неграм не разрешили быть солдатами! У нас мало людей. Линкольн победит только тогда, когда пустит в бой негритянскую армию!
Большой Бен сидел на лавочке возле скромного домика в городе Оберне — домика с одним чахлым тополем и огородом, засеянным тыквами. Этот домик Гарриет сняла уже давно для себя и своих родителей, но сама бывала в нём редко. Старая Рит ослабела, оглохла и почти не могла работать. Старик сам стряпал, топил печь, подметал пол и мыл окна.
