Лидия Чарская - Большая душа
И, подчиняясь этим восторженным требованиям публики, Юрий Львович снова вышел на эстраду.
Новая пьеса — новые восторги и овации. Сияющая Ася, вне себя от счастья, схватила за руку Досю, лепеча как безумная:
— Я это знала, я предчувствовала! О, Дося, какой восторг!
А Юрий играл, играл бесконечно. Наконец, усталый и счастливый, он покинул эстраду под бурю новых неистовых рукоплесканий. И на несколько минут в Белом зале воцарилась тишина. И вот новые, тихие, словно рыдающие звуки вылетели из-за густой непроницаемой стены трельяжа. На этот раз запел невидимый рояль. При первых же звуках его присутствующие насторожились.
Что это? Какой странный, наивно-милый, красиво-задумчивый мотив? Что он играет, этот невидимый за трельяжем пианист? О чем рассказывает эта полная чистоты и какой-то несложной, примитивной прелести красивая мелодия, полная чувства? И снова, как один человек, затаив дыхание, внимательно прислушивается к этой, никому неизвестной пьесе весь зал, как только что слушал скрипку. Вся вытянувшись, подавшись вперед, слушает ее и Дося.
Эта музыка как нельзя больше подходит к ее настроению сейчас. Как стройно, тихо и красиво рыдают певучие аккорды. Они так много говорят без слов. Они словно рассказывают девочке о той чудесной волшебной стране, где живет старый добрый король из их любимой, ее и Вени, волшебной сказки. О том, как резвится в нарядном королевском саду среди цветов и бабочек маленькая принцесса. И очаровательные крошки-пажи играют на лютнях. Но вот в королевский замок является менестрель, бродячий нищий-певец со своей волынкой. Пажи смеются над ним. Они бессердечные дети. Смеются потому, что юный менестрель некрасив и горбат. И он не может понравиться принцессе. И они не позволят ему здесь играть. Но он играет все же. Играет по желанию самой принцессы. И его простенькая музыка, жалобная и наивная, находит отклик в ее душе. Ей жаль маленького горбуна. Она хочет помочь ему непременно. Она знает, что добрая волшебница может превратить его в прекрасного и здорового принца, и идет к ней, к доброй фее, с этой целью.
И нищий-музыкант превращается в прекрасного принца по одному мановению волшебной палочки. И надменные маленькие пажи уже не смеют смеяться над ним. Это — сказка. Целую сказку пережила Дося под чудесные звуки невидимого музыканта, сказку, прочитанную ею с Веней столько раз.
А между тем звуки рояля все крепнут, все растут. Все увереннее и бестрепетнее вырываются они из-под пальцев невидимого пианиста.
И вот замер последний аккорд. Звуки затихли. И снова буря аплодисментов заполнила зал.
— Кто это? Что это? Импровизация, несомненно! И какая милая и яркая, свежая и прекрасная импровизация! — слышались отдельные голоса.
Как безумный сорвался со своего места Нобель.
— Подайте мне его! Где он! Я хочу видеть это маленькое чудо, заставившее прослезиться меня, старика! — крикнул он со свойственной ему живостью и неистово зааплодировал снова.
И тотчас же из-за зеленого трельяжа выступил Юрий Львович Зарин, держа за руку бледного, едва державшегося на ногах от волнения Веню.
— Горбунок! Мой горбунок! — могла только тихо проронить Дося, пораженная, недоумевающая, обезумевшая от счастья.
* * *Весь последующий вечер был сплошным триумфом Вени. Маленький горбун переходил от одного присутствующего к другому. После долгой беседы с профессором Нобелем, признавшим его несомненным талантом, Веню окружили и важные господа, и нарядные дамы, наперерыв захваливая сконфуженного мальчика.
— Но ведь вы через пять лет будете знаменитостью, милый. Вы слышали, что говорит профессор? Ведь, судя по его словам, вы сделаетесь крупным русским пианистом. И ведь подумать только, если сейчас, имея от роду неполные 14 лет, вы создали такую блестящую импровизацию почти в начале вашего учения, что же будет после, когда вы одолеете все трудности музыкальной техники.
Эти хвалебные речи, однако, не восхищали мальчика. Он совершенно растерялся среди блестящего общества, куда привез его нынче Юрий Львович, сказав ему, Вене, что наступило время показать людям, что представляет он со своей музыкой. Ах, как он боялся ехать сюда! И как ему совестно сейчас выслушивать все эти комплименты, которых гораздо более заслуживал его молодой учитель.
Пользуясь антрактом между двумя отделениями концерта, когда пансионерок Зариной провели пить чай в гостиную, Веня проскользнул туда же. Он хотел скорее повидать Досю и узнать, как принят ею «сюрприз», приготовленный для нее.
Дося сразу увидела нерешительно топчущуюся в дверях фигурку маленького горбуна и в одну секунду была подле него. Схватив за руку Веню, она взволнованно залепетала:
— Пойдем, горбунок, пойдем в комнату Жоржа скорее. Там нам никто не помешает поговорить. О, горбунок, как ты играешь! И как ты мог скрыть это от меня!
И она выбежала из гостиной, увлекая за собой мальчика.
— Ну, рассказывай все, все по порядку, рассказывай, горбунок, — залепетала она снова, лишь только они очутились в детской одни.
Теперь, захлебываясь от волнения, поведал Веня своей маленькой подруге всю несложную историю последних трех месяцев. И про то, как узнал про его «музыку» Юрий Львович и как занимался с ним, и как привез его сюда, на концерт, пожелав показать профессору Нобелю и другим. Ах, как он боялся этого концерта, как боялся играть сымпровизированную им самим пьесу. Если бы только она знала! И успокоился только тогда, когда все кончилось, и сначала Юрий Львович, а потом профессор Нобель расцеловали его.
— Ты знаешь, что сказал профессор?
— Нет, нет, говори скорее!
— Он сказал, что с завтрашнего же дня зачисляет меня в число своих учеников в младший класс консерватории и — даром. И, кроме того, будет заниматься со мною отдельно у себя на дому. Они уже условились сейчас с Юрием Львовичем обо всем этом, и он будет завтра же говорить с моим папой, так как мне уже не придется, видно, ехать с нашими на юг. Юрий Львович поселит меня у себя, он уже решил это.
— Ах! — радостно вырвалось у Доси. — Так ты, стало быть, не уедешь? Как это все хорошо вышло, горбунок мой миленький! Это еще приятнее для меня, поверь, нежели то, что ты скоро сделаешься знаменитостью, Веня.
— Но, Досечка, милая…
— Молчи! Конечно, сделаешься знаменитостью, это уже как пить дать! И уже если сегодня ты победил своей игрой всех этих важных господ, так потом, когда ты научишься всему тому, что полагается знать настоящему музыканту, ты так заиграешь, что все люди с ума сойдут.
— Ну, уж так и сойдут? — улыбнулся мальчик.
— А то нет? Сам увидишь. А ведь что я тебе говорила, горбунок мой миленький, помнишь? Что бывают случаи, когда добрые феи и не в сказках даже превращают маленьких скромных людей в прекрасных, могучих и сильных. Помнишь, как часто ты говорил мне, что чувствуешь себя совсем как маленький гадкий утенок из андерсеновской сказки. И даже если это было и так, то добрая волшебница превратила нынче утенка в белого прекрасного лебедя, которым будет скоро, вот увидишь сам, любоваться весь мир.
— Дося…
— Вот тебе и Дося! Молчи уж лучше. Ах ты, мой глупенький миленький горбунок. Да неужели судьба, обидев тебя в детстве, не пожелала бы тебя вознаградить, как ты этого заслуживаешь? Нет, мой миленький, Господь справедлив и…
Неожиданно речь девочки оборвал появившийся на пороге Жоржик.
— Вот вы где, друзья мои, а я вас ищу повсюду. Ступайте скорее в зал, профессор Нобель изъявил неожиданно желание играть тоже нынче. Он говорит, что скрипка Юрия Львовича и твоя милая музыка, Веня, вдохновили его как никогда. А хитрец же ты, Веничка! Честное слово! Никому ни словом не обмолвился, что так блестяще выучился играть. Ну, давайте ваши руки, друзья мои, и марш бегом!
И Жорж первый помчался в зал, увлекая за собой Досю и Веню.
Снова появление маленького горбуна в зале вызвало сенсацию.
Снова блестящие кавалеры и дамы окружили героя вечера, расточая ему заслуженные похвалы.
Потом Веню забрали в свой детский кружок дети Бартемьевых и пансионерки Зариной, непосредственно выражавшие свой восторг маленькому пианисту.
Соня-Наоборот, разумеется, суетилась и волновалась больше других.
Но и все другие, даже Зина Баранович, теперь уже не находили Веню «жалким уродцем» и всячески спешили обратить на себя внимание «будущей знаменитости».
— Теперь вы, конечно, не пожелаете знать нас, ничем не отличившихся и неизвестных, — жеманно говорила Зина, обращаясь к Вене. — У вас найдутся более блестящие друзья, чем мы.
— Из «нашего аристократического круга», — подхватила, копируя манеру и голос Зины, Соня-Наоборот.
Но Зина теперь уже сама никогда не упоминала о злополучном «аристократическом круге» после сделанного Иваном Павловичем Дубякиным открытия. Это открытие послужило хорошим уроком Зине, и теперь она не выставляла себя уже больше тем, чем не была. Однако сказанное ею сейчас не прошло, по-видимому, мимо ушей Вени и живо затронуло за живое мальчика.
